Сердце бури (СИ) - "Раэлана"

— Вам некуда бежать.

— Значит, будем отбиваться.

— Глупо, — коротко подметил Хакс, слегка приподняв бровь. — С такого расстояния мы без особого труда перебьем вас всех.

Этот аргумент Органа решила оставить без достойного комментария.

Генерал вопросительно оглянулась на Тонита, державшегося в авангарде колонны.

— Если… вам угодно… — начала было она, делая паузы на каждом слове, чтобы продохнуть.

Муун тут же прервал ее.

— Нам теперь только одна дорога — в концлагеря Первого Ордена. Сноук… вы же знаете…

Если их возьмут живыми и начнут допрашивать, Вайлан вовсе не был уверен, что члены делегации, включая его самого, проявят необходимую стойкость. Верховный лидер твердо намерен прибрать к рукам их имущество. Стоит ему получить хоть малейший повод — и он уничтожит Банковский клан.

Воистину, глуп тот, кто сравнивает Сноука с Палпатином! Этот новый тиран гораздо хуже. Помнится, старый Император, каким бы самодуром он ни был, понимал, что ему не под силу выстроить столь сложную и отлаженную систему оборота кредитов.

Видя, что легкой добычи ждать не приходится, Хакс дал отмашку штурмовикам.

Выстрелы загремели быстро и ритмично, как удары пульса. Сквозь слепящее мелькание плазмы Лея увидела, как совсем рядом с нею в первые же секунды боя упал Мейц с прожженной отметиной в уголке лба. А вскоре и Тонит медленно сполз по стене, оставляя кровавый след.

Те, кто еще был жив, вжимались в стены, как будто хотели полностью срастить с гладкой белой сталью. Вокруг то и дело раздавались истошные вопли. Смутно Лея сознавала, что и сама что-то кричит — но что именно, не мог разобрать никто, включая даже ее. Собрав волю в кулак, генерал Органа продолжала стрелять прямо перед собой, почти не целясь. Ее цель была везде. Куда ни кинь взор, всюду мельтешили одни и та же белые фигуры…

Постепенно к ней приходило ясное понимание того, что теперь от нее требуется. Выхода не было. Оставалось сделать то, что совершил бы любой на ее месте. То, что сделали Акбар, Статура, Иматт и другие офицеры Сопротивления, чтобы не попасть в руки врагов. Последний акт верности своим убеждениям сам по себе был чудовищной мерой, на которую приходится идти, когда все прочие средства исчерпаны. Но в условиях войны загнанная в угол, ослепленная боем и смертельно уставшая Лея Органа видела в этом что-то естественное, само собой разумеющееся.

Больше генерал уже ни на что не обращала внимания. Посреди боя она вдруг медленно развернула пистолет, направляя дуло на себя и мысленно вознося предсмертную молитву. В этот момент она обращалась вовсе не к Силе, не к жестокому провидению — не к чему-то высокому и неопределенному. Ее молитва была обращена к Рей — к единственному человеку, у кого Лее следовало бы просить прощения.

Однако прежде, чем она успела спустить курок, уверенные руки ударили ее, выбив оружие, и Лея различила прямо перед собой лицо Хакса. Рисунок полупрозрачных веснушек, гневно изогнутые губы и легкий рыжеватый пушок на подбородке — все это стало первой более-менее отчетливой картиной, представшей ее глазам за последние несколько минут, которые любому показались бы вечностью.

Наклонившись к уху пленницы, рыжий генерал произнес — не насмешливо, но с каким-то смутным оттенком насмешки:

— Первый Орден мог бы покончить с Сопротивлением давно. Единственная проблема заключалась в том, чтобы взять вас живой. Верховный лидер знает, что вы склонны к опрометчивым решениям.

Не говоря ни слова, с абсолютно непроницаемым лицом Лея слегка дернулась — это было последнее, на что у нее хватило сил. Затем ее веки сомкнулись, и она стала медленно оседать на пол.

Вдруг произошло нечто, чего ни генерал Органа, и никто другой не могли предвидеть даже отдаленно. Дыхание Армитиджа замерло на долю секунды. Молодой человек содрогнулся всем телом, его горло издало бессвязный хрип.

Он опустил взгляд — из его груди слева торчало пылающее жало светового меча.

Секунду спустя плазменный луч потух — и Хакс рухнул, завалившись на бок.

***

Даже не открывая глаз, Лея поняла, что произошло. Она знала, что он может появиться в любое мгновение. Даже сквозь полубеспамятство она ощутила, как воздух вокруг стремительно заполняет что-то острое, плотное, невыносимое. Боль. Злоба. Вечная мука…

Голод.

Галлиус Рэкс.

Нет, с обретением нового молодого тела Голод в нем не стал меньше — напротив, усилился. Как хроническая болезнь, перешедшая в активную фазу. Лея ясно чувствовала это. Раньше в его душе лишь слабо полыхал какой-то хищный огонек, но сейчас его душа была охвачена пожаром.

Крепкие руки в черных перчатках легли ей на плечи.

— Мама… — Этот голос… о Сила! Голос Бена. Его интонации. — Посмотрите на меня, мама. Скажите, кто я такой.

Превозмогая себя, Лея наконец слабо подняла веки. И тут же резко сощурилась — холодное освещение коридора, которое еще недавно не доставляло ей никаких неудобств, внезапно показалось слишком ярким.

К этому времени выстрелы стихли, сошли на нет. Штурмовики успели либо убить, либо разоружить всех, кто представлял для них угрозу. Так что Лея, как только ей удалось проморгаться, заметила кучку пленников, прижатых к стене; среди них были Силгал и ее собраться, пилотировавшие «Второй дом», несколько муунов, и всего два или три человека из состава Совета. Остальные лежали на полу в тех позах, в которых и встретили смерть — с бластерами в руках, с перекошенными лицами и открытыми глазами, в которых застыла вечность.

Но первое, что приковало взгляд генерала, было лицо сына. Его бархатные глаза, впалые щеки, шрам, оставленный рукой Рей. Сердце матери поневоле дрогнуло. Да, она знала, что это не Бен. Но не знай она этого, ей было бы так легко обмануться…

— Убийца, — выдохнула она, слабо размыкая губы. — Убийца и вор.

Ее слова, однако, ни капли его не смутили.

— Да, я вор и убийца, — повторил он все таким же мягким, располагающим тоном. — Но все же, я — ваш сын. Я — Кайло Рен. Наследник Избранного. Потерянное, похищенное дитя, которое готово вернуться к материнским ногам.

Органа лишь горько усмехнулась в ответ. Рэкс вел грязную игру, обращаясь к ее самым тайным мыслям.

Его лицо светилось безумием. Глаза неистово горели. Он продолжал говорить — быстро, с придыханием, как будто спешил поскорее высказать все, что хотел сказать уже давно.

Казалось, он напрочь позабыл о невольных зрителях. Что касается штурмовиков, Лея могла отыскать хоть какое-то объяснение. Она знала, что верхушка Первого Ордена — а тем более Верховный лидер — едва ли воспринимают обыкновенных солдат как живых людей. Скорее, как безжизненные, безвольные фигурки для игры в дежарик. Однако присутствие выживших командиров Сопротивления тоже не доставляло Галлиусу никаких неудобств — напротив, только распаляло его красноречие.

— Технически именно я отныне — ваш сын. Взгляните…

С этими словами он отпустил ее плечи и немного отошел, давая Лее возможность как можно лучше себя рассмотреть.

Та с трудом подавила в себе желание отвернуться. Ее глаза щипало слезами. Видит Сила, никакие страдания — пытки, побои, угроза смерти, гибель друзей — не могли сравниться для нее с присутствием этого существа. Его лживые объятия, его внешность, его голос… во всем этом было что-то противоестественное. Что-то, таящее мучительное искушение для нее.

Вопреки всему ей отчаянно хотелось слепо довериться инстинкту. Поверить, что перед нею и вправду Бен, даже если в своем сердце она всегда будет знать, что это не так.

— Вы породили это тело, Лея. Тридцать пять лет назад, в вашем греховном браке с Ханом Соло. Вы были и остаетесь его матерью — это, в конце концов, легко можно подтвердить соответствующим анализом. Но вам этого не достаточно, верно? Вы полагаете, что я уничтожил душу Бена Соло? Моя дорогая принцесса, то, что вы именуете «душой» — на деле только энергия мидихлориан. Это реальная, обозримая величина. Это — то, что циркулирует у нас в организме на протяжении всей жизни. — Он чуть заметно улыбнулся. — Недаром некоторые примитивные народы до сих пор верят, что с переливанием крови часть души одного человека переходит к другому. Мидихлорианы, которые прежде питали вашего сына, теперь во мне. Мне доступны воспоминания Бена, его мечты и страхи — само его сознание. Так скажите, есть ли у вас хоть одна причина полагать, что я — не он?