Вся Агата Кристи в трех томах. Том 1. Весь Эркюль Пуаро - Агата Кристи

— Ну-ну, давайте надеяться на лучшее. Вы ведь многое узнали.

— Только сплетни и предположения. Не уверена, что какие-либо из них правдивы.

— Они могут не быть правдивыми, но тем не менее оказаться полезными, — промолвил Пуаро.

— Да, я знаю, что вы имеете в виду, — кивнула миссис Оливер. — Я сама так думаю. Когда люди что-то вспоминают и рассказывают вам, то это часто не соответствует действительности, но им кажется, что все именно так и было.

— Но у них для этого должны иметься какие-то основания, — указал Пуаро.

— Я принесла вам целый перечень. Не стану вдаваться в подробности, где я побывала, что говорила и почему. Я старалась получить информацию от людей, которым что-то было известно о Рэвенскрофтах, даже если они знали их не слишком хорошо.

— Вы имеете в виду сведения из-за границы?

— Некоторые из-за границы, а некоторые от людей, знакомых с Рэвенскрофтами или чьи тети и кузины были с ними знакомы.

— И каждый из них рассказывал вам какую-то историю о трагедии или о людях, замешанных в нее?

— Да, — подтвердила миссис Оливер. — Конечно, я буду передавать вам их сообщения приблизительно.

— Хорошо. Возьмите petit-four.

— Благодарю вас. — Миссис Оливер взяла сладкое печенье и стала энергично его грызть. — Я всегда считала, что сладости придают жизненных сил, — сказала она. — Так вот, все мои собеседники обычно начинали рассказ словами: «Какая печальная история», «Думаю, все знают, что произошло на самом деле» — и тому подобное. Эти люди полагают, будто им известны причины трагедии. Но никаких весомых аргументов у них нет. Некоторые говорят, что генерал Рэвенскрофт писал мемуары о своей жизни в Малайе, диктовал их миловидной молодой женщине, которая была у него за секретаршу, и между ними наверняка что-то было. Якобы он хотел жениться на этой девушке и поэтому убил свою жену, но сразу же ужаснулся содеянному и застрелился.

— Понятно, — кивнул Пуаро. — Романтическое объяснение.

— Другая версия касается красивого молодого репетитора, дававшего уроки сыну Рэвенскрофтов, который болел и не посещал подготовительную школу около полугода…

— Да-да, и жена влюбилась в молодого наставника. Между ними существовала связь?

— Снова романтическое предположение без всяких доказательств, — ответила миссис Оливер.

— И следовательно?

— Следовательно, генерал застрелил жену из ревности и покончил с собой в припадке угрызений совести. Другой вариант — что связь была у генерала, его жена узнала об этом и застрелила его и себя. Но в действительности никто ничего не знает. Конечно, у генерала могла быть связь с одной или несколькими девушками, а может, с замужней женщиной. Столь же вероятно, что у его жены была связь с каким-то мужчиной. Но нет доказательств ни того, ни другого. Это всего лишь сплетни двенадцати— или тринадцатилетней давности, о которых многие уже забыли. Но у некоторых память получше — они называют имена и рассказывают о случившемся без особых ошибок. В доме жили садовник с сомнительной репутацией и глуховатая и подслеповатая кухарка-экономка, но ее вроде бы никто не подозревает. Я записала все имена и версии. Трудно было разобраться, какие имена названы верно, а какие нет. Насколько я поняла, жена генерала какое-то время болела — нервы или что-то еще. У нее выпадали волосы, поэтому она приобрела парики. Среди ее вещей обнаружили по меньшей мере четыре новых парика.

— Да, я тоже об этом слышал, — кивнул Пуаро.

— От кого?

— От одного моего друга из полиции. Он просмотрел отчеты о расследовании и вещах, найденных в доме. Четыре парика! Я бы хотел выслушать ваше мнение об этом, мадам. Четыре парика кажутся вам излишеством?

— Пожалуй, — согласилась миссис Оливер. — У меня была тетя, которая носила парик и имела запасной, которым пользовалась, когда отдавала первый перечесывать. Но я никогда не слышала, чтобы у кого-нибудь было четыре парика. — Она вытащила из сумки записную книжку и стала листать страницы. — Миссис Карстерс — ей семьдесят семь лет, и она уже впадает в слабоумие — предположила, что кто-то из Рэвенскрофтов был болен раком, но не знала, кто именно. Она припомнила, что леди Рэвенскрофт ездила в Лондон на консультацию с врачом и собиралась оперироваться, но вернулась домой и что муж очень за нее волновался. Конечно, из-за этого он застрелил ее и себя!

— Это была ее теория или она что-то знала?

— Думаю, что только теория. Насколько я понимаю по опыту моих расследований, — миссис Оливер подчеркнула последнее слово, — когда люди слышат, что кто-то из их не очень близких знакомых внезапно заболевает или консультируется у врача, они всегда считают, что это рак. Впрочем, люди и о себе часто так думают. Кто-то еще — не могу разобрать фамилию, вроде бы начинается на «Т» — сказал, что рак якобы был у мужа. Генерал и его жена очень переживали, обсудили это друг с другом и решили покончить с собой.

— Печально и романтично, — заметил Пуаро.

— Да, но я не думаю, что это правда, — отозвалась миссис Оливер. — Люди начинают вспоминать и при этом многое придумывают сами.

— Они придумывают объяснения известных им фактов, — сказал Пуаро. — Допустим, им известно, что кто-то ездил в Лондон консультироваться с врачом или провел некоторое время в больнице…

— Да, — подхватила миссис Оливер. — А когда они говорят об этом позже, то сами придумывают объяснение. От этого мало пользы.

— Вовсе нет, — возразил Пуаро. — Вы были правы насчет слонов. Важно знать определенные факты, застрявшие в памяти людей, хотя сами они могут не понимать, что эти факты означают, каковы их причины и к чему они ведут. На основе воспоминаний у них возникают теории супружеской измены, болезни, ревности, самоубийства по уговору — все предположения, о которых вы упоминали. Нам предстоит выяснить, насколько вероятны эти теории.

— Людям нравится говорить о прошлом, — сказала миссис Оливер. — Они говорят о давних событиях больше, чем о происшедшем год назад или происходящем теперь. Это как бы возвращает им ушедшее время. Конечно, они заодно сообщают массу абсолютно ненужных сведений. Поэтому вряд ли я добилась полезных результатов.

— Вы не должны так думать, — покачал головой Пуаро. — Я уверен, что некоторые вещи в вашей очаровательной записной книжечке имеют отношение к той давней трагедии. В результате моих расспросов я выяснил, что эти две смерти остаются для полиции полнейшей тайной. Рэвенскрофты казались любящей парой, вроде бы не было никаких сплетен и слухов относительно каких-то осложнений между ними на сексуальной почве, никто из них не был настолько болен, чтобы лишить себя жизни. Разумеется, я говорю лишь о времени, непосредственно предшествовавшем трагедии. Но ведь существовали и более ранние периоды.