Вся Агата Кристи в трех томах. Том 1. Весь Эркюль Пуаро - Агата Кристи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что-нибудь вас заинтересовало?
— Да. Няня упоминала о какой-то трагедии. Правда, я не уверена, что речь шла о Рэвенскрофтах, так как она путает имена и события. Дело касалось душевной болезни сестры не то какого-то генерала, не то его жены. Якобы она по нескольку лет проводила в психиатрической больнице, потому что то ли убила, то ли пыталась убить своих детей. Потом она как будто вылечилась и уехала к родственникам в Египет или Малайю. Но затем случилась еще одна трагедия, тоже связанная с детьми, которую вроде бы замяли. Но я подумала, не было ли в семье генерала Рэвенскрофта или его жены психических заболеваний. Не обязательно это родная сестра — возможно, кузина. Но мне это показалось перспективной линией расследования.
— Да, — задумчиво произнес Пуаро. — Бывает, что какое-то несчастье, коренящееся в далеком прошлом, вновь дает о себе знать. Кто-то напомнил мне поговорку: «У старых грехов длинные тени».
— Конечно, — продолжала миссис Оливер, — старая миссис Мэтчем могла многое перепутать. Но, возможно, это как-то связано с тем, что говорила мне та ужасная женщина на литературном завтраке.
— Когда она просила вас узнать…
— Узнать у моей крестницы, кто из ее родителей убил другого.
— Она думала, что девушка может это знать?
— Ну, такое достаточно вероятно. Конечно, во время трагедии от Селии многое скрывали, но ей могли быть известны обстоятельства в жизни родителей, способные объяснить, кто из них скорее всего виновен в убийстве, хотя она, по-видимому, никому об этом не упоминала.
— Вы говорите, что эта женщина — миссис…
— Опять забыла ее фамилию — Бертон и еще что-то там. Она сказала, что у ее сына есть подруга, на которой он собирается жениться. Естественно, ей хотелось знать, есть ли в семье будущей невестки преступники или наследственные психические заболевания. Возможно, она полагала, что если мать Селии убила отца, то ее сыну не следует на ней жениться, а если наоборот, то это не так страшно.
— Вы имеете в виду, что она считает, будто наследственность передается только по женской линии?
— Ну, эта миссис Бертон думает, что много знает, но в действительности она не слишком-то умна, — ответила миссис Оливер. — Вы бы сразу это поняли, если бы были женщиной.
— Интересная точка зрения, — заметил Пуаро. Он вздохнул. — Нам еще нужно многое сделать.
— У меня есть еще одна случайная информация, правда из вторых рук. Якобы кто-то сказал: «Рэвенскрофты? Это не та пара, которая усыновила ребенка, когда один из их детей умер в Малайе? Потом мать ребенка потребовала его назад и обратилась в суд. Но суд решил, что Рэвенскрофты имеют право на опеку, и мать попыталась похитить ребенка».
— Я предпочитаю более простые моменты, вытекающие из вашего сообщения, — сказал Пуаро.
— А именно?
— Парики. Четыре парика.
— Ну, — промолвила миссис Оливер, — мне это тоже показалось интересным, хотя не знаю почему. Вроде бы это ничего не значит. То же касается и версии с душевной болезнью. Всегда есть люди, которых держат в сумасшедшем доме, потому что они убили своего или чужого ребенка без всякой причины. Не понимаю, почему генералу и леди Рэвенскрофт могло понадобиться убивать себя из-за этого.
— Если только таким душевнобольным не был один из них, — заметил Пуаро.
— Вы имеете в виду, что генерал Рэвенскрофт мог убить ребенка — возможно, незаконнорожденного ребенка жены или своего собственного? По-моему, это чересчур мелодраматично. Или, может быть, леди Рэвенскрофт убила своего ребенка или ребенка мужа.
— Едва ли, — отозвался Пуаро. — Обычно люди таковы, какими кажутся.
— Вы хотите сказать…
— Они казались счастливой и дружной парой. Вроде бы у них не было никаких серьезных заболеваний, если не считать предположений об операции и поездке в Лондон для консультации с медицинским авторитетом по поводу рака, лейкемии или чего-то столь же фатального. Все это, конечно, возможно, но не слишком вероятно. По какой-то причине эти двое не захотели больше жить. По какой же?
— Я знала одну пару во время Второй мировой войны, — сказала миссис Оливер. — Они не сомневались, что немцы высадятся в Англии, и решили покончить с собой, если это произойдет. Я говорила им, что это очень глупо, но они заявляли, что в таком случае не смогут продолжать жить. Мне до сих пор это кажется глупостью. Нужно иметь мужество жить при любых обстоятельствах. От вашей смерти никому не станет лучше. Интересно…
— Что — интересно?
— Когда я это сказала, то внезапно подумала: «Что, если от смерти генерала и леди Рэвенскрофт кому-то стало лучше?»
— Вы имеете в виду, что кто-то унаследовал их деньги?
— Ну, нечто менее очевидное. Возможно, кто-то получил шанс преуспеть. Или в жизни Рэвенскрофтов было нечто такое, о чем ни в коем случае не следовало знать их детям.
Пуаро вздохнул:
— Вся беда в том, что вы чаще думаете о том, что могло произойти. Вы подаете мне идеи — возможные идеи, но хорошо, если бы они при этом были еще и вероятными. Почему была необходима смерть этих двух человек? Судя по всему, они не были серьезно больны или несчастливы. Тогда почему же они отправились погожим вечером на прогулку к утесу, взяв с собой собаку?..
— Какое отношение имеет к этому собака? — осведомилась миссис Оливер.
— Просто меня заинтересовало, взяли они собаку или она сама побежала за ними. Каким образом собака вписывается в картину происшедшего?
— Полагаю, таким же, как парики, — ответила миссис Оливер. — Всего лишь еще одна вещь, которая вроде бы не имеет смысла и которую вы не можете объяснить. Один из моих «слонов» говорил, что собака любила леди Рэвенскрофт, а другой — что она кусала ее.
— Вечно одно и то же, — снова вздохнул Пуаро. — Хочется побольше узнать о людях, которых отделяет от нас пропасть лет.
— Один или два раза вам это удавалось, — заметила миссис Оливер. — Помните художника, которого застрелили или отравили? Вы раскрыли, кто это сделал, хотя не знали ни его, ни его жену.
— Да, но я узнал о них от других людей, которые там присутствовали[1710].
— Ну, именно это я и пытаюсь сделать, — сказала миссис Оливер, — только я никак не могу подобраться к тому, кто знает хоть что-то существенное. По-вашему, мы должны бросить это
