Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

показания против тех, кто напал на него. Дело, таким образом, было прекращено. Я предполагал, что такой судебный процесс мог только сыграть на руку тюремным властям. Я хотел, чтобы молодые заключенные воочию убедились в том, что Африканский национальный конгресс может выступать в роли своеобразного зонтика, под сенью которого поместится множество различных политических взглядов и убеждений.

После этого инцидента, казалось, открылись некие шлюзы, и десятки прежних сторонников «Движения черного самосознания» решили присоединиться к АНК, в том числе некоторые из тех, кто принимал участие в нападении на Патрика Лекоту. Что же касается самого Патрика, то он поднялся на самый верх иерархии АНК в общей тюремной секции и вскоре успешно разъяснял другим заключенным политику нашей организации. Мужество и дальновидность таких людей, как Патрик Лекота, подтвердили, что политическая платформа Африканского национального конгресса остается привлекательной для борцов за свободу и по-прежнему представляет собой весьма перспективную основу для объединения освободительных структур в целом.

В тюремных секциях F и G продолжалась вражда между представителями различных политических движений и организаций. Мы, в частности, узнали о произошедшей там стычке между сторонниками Африканского национального конгресса, Панафриканского конгресса и «Движения черного самосознания». Несколько заключенных из числа членов АНК были серьезно избиты. Тюремные власти предъявили обвинения большому числу активистов АНК, было назначено судебное разбирательство в административном тюремном суде острова Роббен. Для ведения дела представители АНК пригласили адвоката со стороны. Хотя я не был свидетелем драки, меня попросили выступить в качестве свидетеля защиты. Я расценивал такую перспективу для себя как неблагоприятную. Я всегда был готов дать своим товарищам необходимые юридические рекомендации, но не хотел предпринимать никаких действий, которые обострили бы конфликт между Африканским национальным конгрессом, Панафриканским конгрессом и «Движением черного самосознания».

Я рассматривал свою роль в тюрьме не только как лидера АНК, но и как сторонника единства всего освободительного движения, честного посредника, миротворца. Мне не хотелось принимать чью-либо сторону в этом конфликте, даже если это и была сторона моей собственной организации. Если бы я свидетельствовал от имени АНК, то я поставил бы под угрозу свои шансы добиться примирения между различными противоборствующими политическими группами. Уж если я выступал за единство, то мне и следовало действовать как нейтральному посреднику, даже рискуя оттолкнуть от себя при этом некоторых из собственных коллег.

Я решил не давать свидетельских показаний. Это разочаровало некоторых моих товарищей. Однако я считал, что проблема была достаточно серьезной и с учетом этого обстоятельства я мог рискнуть вызвать их недовольство. По моему мнению, гораздо важнее было продемонстрировать молодым членам «Движения черного самосознания», что освободительная борьба была нашим общим делом и что у всех нас был один и тот же враг.

81

Сосредоточив основное внимание на молодых львятах, оказавшихся на острове Роббен, и направив главные усилия на разборки с ними, тюремные власти постепенно предоставили нам возможность самим заботиться о себе. Мы в течение почти двух лет проводили так называемую медленную забастовку в известняковом карьере (ведя там работы в своем режиме, без излишней спешки), требуя для себя полного прекращения физического труда. Мы добивались права вместо этого заниматься чем-то полезным, например учиться или осваивать какую-либо профессию. По существу, мы теперь даже не работали в каменоломне, а просто разговаривали там друг с другом. В начале 1977 года тюремные власти объявили о прекращении привлечения нас к физическому труду. Это означало, что теперь мы могли проводить практически все свое время в тюремной секции. Тюремная администрация организовала для нас какое-то подобие работы в тюремном дворе, но это был лишь предлог, чтобы скрыть свою капитуляцию.

Эта победа стала совокупным результатом наших собственных непрерывных протестов и необходимости для администрации оптимально распределить тюремный персонал. Администрация, как правило, предпочитала иметь одного надзирателя на трех заключенных. Даже до прибытия на остров Роббен после событий в Суэто большой партии новых заключенных здесь наблюдалась явная нехватка надзирателей, а склонные к бунтарству молодые заключенные требовали еще большего контроля. Молодое поколение было настолько решительно и дерзко, что на каждого нового заключенного, казалось, требовался свой собственный надзиратель. В конечном итоге тюремная администрация учла, что если мы будем оставаться в своей секции, то потребуется меньше тюремного персонала для надзора.

Прекращение привлечения политических заключенных к физическому труду высвободило для меня массу времени. Теперь я мог проводить практически весь день за чтением, написанием писем, обсуждением различных проблем со своими товарищами или составлением юридических документов. Появление свободного времени позволило мне заняться на острове Роббен тем, что стало моими любимыми увлечениями: садоводством и теннисом.

Чтобы выжить в тюрьме, нужно определить для самого себя, от чего ты получаешь удовлетворение в повседневной тюремной жизни. Заключенный может чувствовать удовлетворение, стирая свою одежду, чтобы она была чистой, или подметая коридор, чтобы в нем не было грязи, или организуя свою камеру так, чтобы оптимизировать в ней не такое большое пространство. Ту же гордость, которую испытываешь при выполнении более важных задач за пределами тюремных стен, можно испытывать и при выполнении разных мелких дел в тюрьме.

Почти с самого начала своего заключения на острове Роббен я обратился к тюремным властям за разрешением разбить во дворе сад. В течение многих лет они отказывали мне в этом без объяснения причин. Однако в конце концов они смягчились, и я смог устроить небольшой садик на узком клочке земли у дальней стены тюремного двора.

Почва во дворе была сухой и каменистой. Тюремный двор находился на бывшей мусорной свалке, и для того, чтобы разбить сад, мне пришлось, высвобождая место для будущих растений, выкопать огромное количество камней. Некоторые из моих коллег, наблюдая за мной, шутили, что в душе я шахтер, потому что рабочий день проводил в карьере, а в свободное время расчищал двор.

Тюремные власти обеспечили меня некоторыми семенами. Сначала я посадил помидоры, перец чили и лук – выносливые растения, которые не требовали плодородной земли или постоянной заботы. На первом этапе урожаи были плохими, но вскоре дело пошло на лад. Тюремные власти не пожалели о том, что дали мне разрешение, потому что, как только сад был окончательно обустроен, я стал регулярно снабжать надзирателей лучшими помидорами и пучками лука.

Хотя мне всегда нравилось заниматься садоводством, только оказавшись за решеткой, я получил возможность ухаживать за собственным садом. Мой первый опыт работы в саду я приобрел в Форт-Хэйре, где в рамках университетских требований к обязательному ручному труду учащихся я работал в саду одного из своих профессоров и наслаждался физическим контактом с землей в противовес моим утомительным интеллектуальным занятиям. Когда я в последующем учился в Йоханнесбурге, а затем работал