Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ) - Ойген Бём-Баверк

В лагере Маркса охотно опираются на аналогию с законами и гипотезами естествознания, эмпирическая действенность которых подвергается якобы некоторым видоизменениям вследствие нарушающих ее препятствий, причем верность закона от этого нисколько не нарушается. Если бы, например, закон тяготения осуществлялся в полной своей чистоте, то падение тел должно бы происходить несколько иначе, чем оно происходит в действительности, ввиду препятствий, создаваемых сопротивлением воздуха и т. п. А между тем закон тяготения, несомненно, настоящий, действующий научный закон. Точно так же обстоит дело и с «законом ценности»: закон верен, только на практике его действие нарушается вследствие существования частного капитала, требующего для себя одинаковой нормы прибыли; подобно тому, как сопротивление воздуха отклоняет падающие тела от точных, из закона тяготения вытекающих скоростей, точно так же влияние частного капитала с его требованием одинаковых норм прибыли отклоняет меновые ценности товаров от точного совпадения с овеществленными в них количествами труда.

Это сравнение, однако, не удачно. Вывод Маркса заключает в себе недостаток, для которого в ясных выводах физиков не найдется и не может найтись аналогии. Физик вполне убежден, что тяготение составляет единственную причину скорости падения тел, но только в лишенном сопротивления, безвоздушном пространстве; он также убежден, что скорость падения в воздушном пространстве является равнодействующей нескольких причин, и поэтому он остерегается высказать для воздушного пространства гипотезу, что скорость падения определяется исключительно действием тяготения. Не так поступают марксисты. Даже после того, как они ввели в гипотезу существование частного капитала — аналогично сопротивлению воздуха, — они все еще, как мы видели, основывают появление и общую величину «прибавочной ценности» на предположении, что меновая ценность товаров обусловливается исключительно овеществленными в них количествами труда, и только при объяснении распределения общей ценности между отдельными частями капитала начинают вспоминать о существовании конкурирующей причины. Это ничем не отличается от того, как если бы физики стали утверждать, что и в воздушном пространстве общая скорость падающего тела остается такой же, какой она была бы в безвоздушном пространстве, но что она теперь распределяется между отдельными слоями, через которые тело проходит, в другом отношении, чем в безвоздушном пространстве.

Однако физики имеют хорошее основание для своего убеждения, что, по крайней мере, в безвоздушном пространстве падение тел действительно точно происходило бы по закону тяготения. Марксисты же, напротив, для аналогичного предположения, что в строе без частного капитала меновая ценность товаров в точности следовала бы постулируемому закону трудовой ценности, не имеют ни хорошего ни плохого обоснования, — они совсем не имеют такового. Теперь я перехожу ко второй вышеуказанной кардинальной погрешности программы Шмидта, а именно к абсолютной шаткости его исходной точки.

Я полагаю, что марксисты слишком облегчают себе постановку «гипотезы» трудовой ценности. Без сомнения, эта гипотеза не содержит в себе ничего, что с самого начала, а priori, было бы немыслимым или невозможным. Но этого еще недостаточно для того, чтобы гипотезу положить в основу серьезной теории. A priori не было бы также немыслимым, что меновая ценность основана на весе тел! Весьма ненадежной является также и точка зрения, будто гипотеза может считаться удовлетворительной до тех пор, пока не добьешься буквального, наглядного ее опровержения. Я мог бы, например, предложить гипотезу, что все мировое пространство наполнено бесчисленным множеством невидимых больших и малых кобольдов, которые тянут тела и производят на них давление, чем и вызывается то явление, которое физики — в силу другой гипотезы — приписывают тяготению вещества. Всякий исследователь-теоретик согласится со мною, что точное опровержение такой фантастической гипотезы, как бы велика ни была ее фантастичность, невозможно при помощи существующих способов познания. Никогда нельзя будет доказать, что никаких тянущих и производящих давление кобольдов не существует; в лучшем случае можно будет только доказать, что их существование в высшей степени невероятно. Но, несмотря на это, меня с полным правом осмеяли бы, если бы я вздумал утверждать, что этой гипотезе следует отдавать предпочтение перед всеми другими до тех пор, пока не удастся ее совершенно опровергнуть. Гораздо более очевидно — и так смотрят на это испокон века во всех научных исследованиях, — что только та гипотеза может предъявить притязания на серьезное научное внимание, которая имеет за собою какие-либо положительные причины, делающие ее хорошей, а в некоторых случаях сравнительно лучшей гипотезой.

Гипотеза, согласно которой ценность товаров основывается исключительно на овеществленном в них труде, в современной стадии полемики не имеет за собою никакого обоснования. Непосредственно очевидной аксиомой, не требующей никакого обоснования, она точно не является; это мы видели уже выше. Единственная попытка внутреннего обоснования, какая вообще была сделана, попытка Маркса, потерпела крушение, от нее отказался и Шмидт. В самом деле, требуется слишком уж большая смелость для того, чтобы пытаться навязать нам убеждение, будто принципиально необходимым условием обмена является равенство обмениваемых количеств труда, между тем как сам Маркс в третьем томе указывает нам на наблюдаемую в известных условиях экономическую необходимость, в силу которой в обмене должны приравниваться друг другу неравные количества труда! Строгого согласия с фактами действительности, которое, в известных условиях, могло бы заменить собою внутреннее обоснование, — а его нужно заменить почти везде, где идет речь о последних, для дальнейшего анализа недоступных фактах, — также нет; напротив, опыт, как это уже достаточно выяснено, указывает на многочисленные резкие противоречия и ни на один случай согласия с «гипотезой». Наконец, попытка — которая опять привела бы к внутреннему обоснованию — путем анализа действующих в обмене мотивов вывести или сделать очевидным внутреннее свойство образования ценности на основании одного нарушаемого только внешними препятствиями соответствия с количеством труда марксистами даже не делалась как безнадежная. Напротив, все, что мы видим в действительности и знаем относительно мотивов, управляющих обменом, заставляет нас скорее предполагать, что ценность не могла бы соответствовать количеству труда и в некапиталистическом обществе совершенно так же, как и в частно-капиталистическом: во всяком строе общества и при всяком распределении богатств люди руководствуются соображениями выгоды и издержек, среди которых, без сомнения, имеет также известное, но безусловно не исключительное значение величина трудовых затрат и среди которых, в частности, играет также роль и время, в течение которого блага приносят свою пользу, время, для которого гипотеза трудовой ценности совершенно не оставляет места.

В самое последнее время появилось еще одно заслуживающее внимания произведение из социалистического лагеря, которое отступает за защищаемую Конрадом Шмидтом линию еще на один важный шаг и вообще не считает уже закон ценности опорой для доказательства социалистической теории эксплуатации. Правда, автор этого произведения, Эдуард Бернштейн736, посвящает еще закону ценности некоторую, довольно вялую апологию, ход мыслей которой составляет нечто среднее между мыслями Зомбарта и Шмидта. Он открыто признает недействительность закона ценности, поскольку таковой должен относиться к меновым отношениям отдельных товаров; он объявляет трудовую ценность «чисто интеллектуальным построением», «основанным на абстракции, чисто интеллектуальным фактом»; она представляет собою «только ключ, отвлеченное представление, подобно одушевленному атому». Посредством положения, что отдельные товары отчуждаются на основании их ценности, Маркс хотел только на примере «конструированного отдельного случая» «наглядно представить» процесс, каким, на его взгляд, в действительности является все производство в совокупности, т. е. факт «прибавочного труда». Но Бернштейн не объясняет уже последнего на основании «закона ценности», по всей вероятности, вследствие твердого убеждения, что закон ценности сам слишком недостаточно обоснован для того, чтобы мог еще служить опорой для чего-либо другого. Он объявляет: «Верна ли теория ценности Маркса или нет — это совершенно безразлично для того, чтобы доказать существование прибавочного труда. В этом отношении она не составляет доказываемого положения, а является лишь средством анализа и наглядного представления»736.