Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ) - Ойген Бём-Баверк

Это второе исключение охватывает — дальнейшее доказательство этого я считаю излишним — значительную часть обменивающихся благ. Строго говоря, сюда относятся почти все блага, так как в производстве всякого блага принимает участие хотя бы маленькая доля квалифицированного труда, труда изобретателя, управляющего, десятника и т. п., который и поднимает его ценность выше того уровня, который соответствовал бы количеству одного только труда.

3) Число исключений увеличивается не имеющим, конечно, большого значения множеством благ, которые производятся неестественно низко оплачиваемым трудом. Известно, что благодаря причинам, которых здесь нет нужды излагать, в некоторых отраслях производства, как, например, в женских рукоделиях, шитье, вышивании, вязании и т. п., заработная плата может в течение продолжительного времени быть ниже минимума, необходимого для существования. В таком случае и продукты этого труда имеют неестественно низкую ценность. Так, например, нередко случается, что ценность продукта трехдневного труда швеи не равна даже ценности продукта двухдневного труда фабричной работницы.

Все перечисленные до сих пор исключения заключаются в том, что известные группы благ совершенно не подлежат действию закона трудовой ценности и суживают, таким образом, область действия последнего. Они оставляют для нее, главным образом, только те блага, для свободного воспроизводства которых нет никаких ограничений и для созидания которых требуется только простой труд. Но даже и в этой ограниченной области закон трудовой ценности не является исключительно господствующим; напротив, некоторые дальнейшие исключения действуют в том направлении, что ослабляется строгость его действия.

4-е исключение из трудового принципа создается известным и никем не оспариваемым явлением, что даже те блага, меновая ценность которых, в общем, соответствует количеству затраченного на них труда, не всегда обнаруживают это соответствие; что, напротив, благодаря колебаниям предложения и спроса, меновая ценность то поднимается выше, то падает ниже того уровня, который должен был бы соответствовать количеству труда, овеществленного в благах. Количество труда представляет собою только точку тяготения, но не точку опоры меновой ценности. Мне кажется, что и с этим исключением социалистические приверженцы трудового принципа разделываются слишком легко. Они хотя и констатируют таковое, но относятся к нему как к маловажной, переходящей ненормальности, наличность которой не причиняет никакого ущерба великому «закону» меновой ценности. Нельзя, однако, отрицать того, что эти ненормальности представляют собою столько же примеров образования меновых ценностей, регулируемых иными определяющими мотивами, а не количеством затраченного труда. Это должно было бы, по крайней мере, побудить к исследованию, не существует ли более общий принцип меновой ценности, под который можно было бы подвести не только «правильные», но и — с точки зрения трудовой теории — неправильные примеры образования меновых ценностей. Напрасно, однако, мы стали бы искать у теоретиков рассматриваемого нами направления такое исследование.

5) Наконец, оказывается, что и, помимо этих временных колебаний, меновая ценность благ постоянно значительно отклоняется от уровня, устанавливаемого количеством овеществленного труда, так как из двух благ, производство которых стоит одинакового количества общественного среднего труда, имеет высшую меновую ценность то, для производства которого требуется больше «предварительного» труда. Рикардо, как известно, подробно рассмотрел это исключение из трудового принципа в двух отделах первой главы своих «Начал»: Родбертус и Маркс игнорируют его при создании своих теорий722, но открыто его не отрицают; этого сделать они, конечно, не могли, ибо слишком уж известно и не может быть с успехом оспариваемо то, что столетний дуб представляет собою большую ценность, чем та, которая соответствует минуте труда, необходимого для его посева.

Резюмируем: мнимому «закону», согласно которому ценность благ определяется количеством овеществленного в них труда, значительная часть благ совершенно не подчиняется, остальные же подчиняются не всегда, а если и подчиняются, то никогда в точности — это данные опыта, с которыми приходится считаться теоретику ценности.

Какой вывод может сделать беспристрастный теоретик из этих данных? Наверное не тот, что происхождение и мера всякой ценности основываются исключительно на труде. Такой вывод не был бы ни на йоту лучше того, как если бы мы, основываясь на опыте, электричество возникает часто вследствие трения, часто же и в силу других причин, захотели провозгласить закон: всякое электричество возникает вследствие трения.

Без сомнения, можно сделать вывод, что затрата труда является обстоятельством, оказывающим сильное влияние на меновую ценность многих благ, но — и я это подчеркиваю — не в качестве окончательной причины, ибо она в таком случае должна была бы быть общей для всех явлений ценности, а в качестве частичной, промежуточной. Для такого влияния труда на ценность нетрудно будет отыскать также и внутреннее обоснование, что абсолютно невозможно по отношению к более широкому положению. Быть может, очень интересно и очень важно точнее проследить влияние труда на ценность благ и результаты этого исследования выразить в форме законов — но при этом нельзя, однако, забывать, что это будут только частичные законы ценности, которые не затрагивают ее общей сущности. Употребляю сравнение: законы, формулирующие влияние труда на меновую ценность благ, будут относиться к общему закону ценности приблизительно так же, как закон: «западный ветер приносит дождь» — относится к общей теории дождя. Западный ветер является весьма распространенной промежуточной причиной дождя совершенно так же, как и затрата труда является весьма распространенной промежуточной причиной ценности благ; но сущность дождя так же мало покоится на западном ветре, как сущность ценности на затраченном труде.

Сам Рикардо только в незначительной степени перешагнул границы дозволенного. Как я указал выше, он прекрасно знал, что его закон трудовой ценности представляет собою только частичный закон, что, например, ценность «редких благ» покоится на совершенно других началах. Он ошибается лишь постольку, поскольку он слишком преувеличивает количество благ, для которых этот закон верен, и приписывает ему почти универсальное значение в практической жизни. Впоследствии он почти совершенно уже забывает маловажные, на его взгляд, исключения, на которые он сам указывал в начале своего сочинения, и о своем законе говорит часто — несправедливо — в таком тоне, как будто он представляет собою универсальный закон ценности.

Только его менее дальновидные последователи совершили едва постигаемую ошибку и вполне сознательно выставили труд как универсальный принцип ценности. Я говорю «едва постигаемую ошибку» потому, что в самом деле очень трудно постичь, каким образом теоретически образованные люди после зрелого размышления могли постулировать учение, которого они никак не могли обосновать — ни природой вещи, потому что она абсолютно не указывает ни на какую необходимую зависимость между ценностью и трудом, ни фактами, которые, напротив, показывают, что ценность в большинстве случаев не соответствуют затраченному труду, ни, наконец, авторитетами, потому что призываемые авторитеты никогда не постулировали этого положения с той амбициозной общностью, которую любят приписывать ему в настоящее время.

И это совершенно ни на чем не основанное учение социалистические приверженцы теории эксплуатации выставляют не между прочим, не в каком-либо скромном уголке научно-теоретического построения — они ставят его во главе важнейших практических требований. Они постулируют закон, согласно которому ценность всех товаров основывается на овеществленном в них рабочем времени, для того чтобы немедленно же объявить все явления ценности, которые не подчиняются этому «закону», как, например, разность в ценности, которая выпадает на долю капиталиста в виде прибавочной ценности, «противозаконными», «неестественными», «несправедливыми» и призывать к их уничтожению. Прежде всего они игнорируют исключения, чтобы быть в состоянии объявить свой закон ценности общим. Когда же они, таким образом, добились общности закона, они опять обращают внимание на исключения и клеймят их как нарушение закона. Это заключение в действительности ничуть не лучше того, как если бы кто-либо, видя, что существует множество глупых людей, и игнорируя существование умных людей, пришел к «общему закону», что «все люди глупы», и затем требовал истребления «противозаконно» существующих умных!