Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ) - Ойген Бём-Баверк

Но относится ли это место в самом деле только к меновой ценности, как это обыкновенно молчаливо предполагают? Я полагаю, что человек, относящийся к этому месту беспристрастно, не может этого утверждать. Оно не относится ни к меновой ценности, ни к потребительной ценности, ни вообще к какой бы то ни было «ценности» в строго научном смысле. Смит употребляет здесь слово «ценность» в самом широком, расплывчатом смысле, в котором оно употребляется в обыденной вульгарной речи, на что указывает уже употребляемый им термин (worth, а не value). Это необыкновенно характерная черта! Невольно сознавая, что эта точка зрения не может выдержать строгого научного анализа, Смит при помощи обыденной речи обращается к менее строго контролируемым впечатлениям обыденной жизни и, как показал опыт, не без успеха, о чем, однако, надо искренне сожалеть в интересах науки.

Как мало вся эта цитата может претендовать на научную строгость, вытекает, наконец, и из того факта, что в этих немногих словах заключается еще противоречие. А именно, Смит приписывает свойство служить основанием «действительной» ценности одновременно и тому труду, который можно сберечь посредством владения известным благом, и тому труду, который можно переложить на другого. А между тем эти величины, как это каждый знает, совершенно не тождественны. При господстве разделения труда труд, который я лично должен был бы затратить на приобретение желанной вещи, обыкновенно гораздо больше того труда, при помощи которого произведет ее специалист-рабочий. По отношению к какому же из этих «трудов» непосредственно очевидно, что он определяет собою действительную ценность, — по отношению к «сбереженному» или «переложенному на другого»?

Одним словом, пресловутое место, в котором наш почтенный учитель Смит вводит трудовой принцип в учение о ценности, как нельзя дальше отстоит от того, что обыкновенно видят в нем, — от великого и серьезно обоснованного научного положения. Оно само по себе не очевидно; оно не подтверждается ни одним словом, его обосновывающим; оно имеет небрежную форму и небрежное содержание вульгарного изречения; оно, наконец, само себе противоречит. Что же касается того, что оно, несмотря на все это, встретило всеобщее доверие, то, по моему мнению, оно обязано этим стечению двух обстоятельств: во-первых, тому, что его высказал такой человек, как Адам Смит, а во-вторых, тому, что он высказал его без всякого обоснования. Если бы Смит вместо того, чтобы обращаться только к непосредственному чувству, обратился хотя бы одним поясняющим словом к уму, то ум не преминул бы логично исследовать приведенные доводы, и тогда безусловно обнаружилась бы их несостоятельность. Такие учения могут побеждать только захватив врасплох.

Послушаем теперь, что говорят Смит, а за ним и Рикардо дальше: «Труд был первоначальной ценой, первоначальной покупной суммой, которая была уплачена за все предметы»706. Этот тезис почти неоспорим, но для принципа ценности он ничего не дает.

«В обществе первобытном и малоразвитом, предшествовавшем накоплению капиталов и обращению земли в частную собственность, соотношение между количествами труда, необходимыми для приобретения различных предметов, было, по-видимому, единственным основанием, которое могло служить руководством для обмена. Так, например, если у охотничьего народа обычно приходится затратить вдвое больше труда для того, чтобы убить бобра, чем на то, чтобы убить оленя, один бобр будет, естественно, обмениваться на двух оленей или будет иметь ценность двух оленей. Вполне естественно, что продукт, изготовляемый обычно в течение двух дней или двух часов труда, будет иметь вдвое большую ценность, чем продукт, изготовляемый обычно в течение одного дня или одного часа труда»707.

И в этих словах напрасно мы будем искать какого бы то ни было следа мотивировки — Смит говорит просто: «было, по-видимому, единственным основанием», «будет естественно», «вполне естественно, что» и т. д. и целиком предоставляет читателю самому убедиться в «естественности» высказанных им взглядов. Это — замечу между прочим — задача, которая нелегко дается читателю, критически относящемуся к делу. В самом деле, если вообще должно быть «естественным», что продукты обмениваются исключительно в зависимости от времени, затраченного на их производство, то должно было бы, например, быть естественным и то, что какой-нибудь редкий пестрый мотылек или редкая съедобная лягушка среди дикарей должны иметь в десять раз большую ценность, чем олень, так как обыкновенно первых приходится искать десять дней, между тем как последнего можно обыкновенно раздобыть однодневным трудом, — отношение, «естественность» которого вряд ли будет для кого-либо очевидна.

Из последних рассуждений я считаю себя вправе сделать следующий вывод: Смит и Рикардо высказали взгляд, что труд является принципом ценности благ, совсем без обоснования, исключительно как аксиому. А между тем это далеко не аксиома. Следовательно, тот, кто вообще желает удержать этот принцип, должен отказаться от Смита и Рикардо как от компетентных свидетелей и искать самостоятельного обоснования.

Весьма характерно то, что почти никто из позднейших авторов этого не сделал. Те же люди, которые в других случаях подвергали разрушающей критике старинные учения от начала до конца, для которых ни одно старинное положение не оказалось достаточно прочным для того, чтобы не подвергнуть его еще раз критике и не испытать его доказуемости, — те же люди как раз отказались от всякой критики по отношению к важнейшему основному положению, которое они унаследовали от старого учения. От Рикардо до Родбертуса, от Сисмонди до Лассаля имя Смита является единственным прикрытием, которое считали необходимым давать этому учению; лично же от себя прибавляли только постоянные уверения, что это положение истинно, неопровержимо, несомненно, но не делали никакой попытки действительно доказать его истинность, действительно опровергнуть возражения, действительно устранить сомнения. Люди, презирающие доказательства, опирающиеся на авторитеты, сами довольствуются ссылкой на авторитеты; враги лишенных доказательств утверждений сами довольствуются утверждениями без доказательств. Только очень немногие приверженцы теории трудовой ценности представляют в этом отношении исключение, и одним из этих немногих является Маркс.

Всякому, кто вообще ищет какого-либо действительного обоснования этого положения, напрашиваются сами по себе, как естественные, два пути, посредством которых можно искать и найти такое обоснование: путь эмпирический и психологический. Можно было бы или просто проверить реальные меновые отношения и убедиться, действительно ли проявляется в них реальная гармония между величиной меновой ценности и затратой труда, или же — посредством часто употребляемого в нашей науке сочетания индукции с дедукцией — подвергнуть анализу психологические мотивы, которые руководят людьми в процессе меновых операций и установлении меновых цен, с одной стороны, и при их сотрудничестве в производстве — с другой; тогда из этих мотивов можно было бы сделать заключение о типическом образе действий людей, причем возможно, что, между прочим, обнаружилась бы также связь между постоянно запрашиваемыми покупателями и удовлетворяющими продавцов ценами и количеством труда, необходимого для изготовления товаров. Между тем Маркс не избрал ни одного из этих двух естественных способов исследования, и — что удивительнее всего — мы узнаем теперь из третьего тома, что он сам прекрасно знал, что ни анализ фактов, ни анализ психологических побудительных мотивов, действующих в условиях «конкуренции», не могли привести к благоприятному для его тезиса выводу.

Вместо этого он применяет третий, для такого рода вопроса, наверно, несколько странный способ доказательства, а именно способ чисто логического доказательства, диалектической дедукции, вытекающей из сущности обмена.

Уже у Аристотеля Маркс нашел тезис, что «обмен не может иметь места без равенства, а равенство — без соизмеримости»709. На этом тезисе он основывается. Он представляет себе обмен двух товаров в виде уравнения и заключает, что в двух обмененных и благодаря этому приравненных вещах должно существовать «что-то общее одинаковой величины», и желает найти это общее, к которому должны быть «сведены» уравненные вещи как меновые ценности709.

Я позволю себе мимоходом заметить, что уже первое предположение, на основании которого в обмене двух вещей должно обнаруживаться «равенство», кажется мне устаревшим — что, впрочем, не имеет особенного значения, — а также нереалистичным и попросту неправильным. Там, где существует равенство и точное равновесие, обыкновенно не происходит никакого изменения прежнего положения покоя. Если поэтому в случае обмена дело сводится к тому, что товары меняют своих владельцев, то это скорее является признаком того, что существовало какое-то неравенство или перевес, который вызвал это изменение, — совершенно так же, как между составными частями сложных тел, приведенных в соприкосновение, образуются новые химические соединения в том случае, если «химическое сродство» между составными частями этих тел сильнее, чем сродство между составными частями каждого в отдельности. В действительности и современная политическая экономия согласна насчет того, что старинный схоластико-богословский взгляд относительно эквивалентности подлежащих обмену ценностей несостоятелен. Но я не хочу этому пункту придавать особенное значение и перехожу к критическому исследованию тех логических и методических приемов, посредством которых Маркс пришел к заключению, что труд является искомым «общим».