Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ) - Ойген Бём-Баверк

Тем не менее сам Маркс совершенно не видит в этом противоречия. Он и в третьем томе утверждает, что закон ценности первого тома управляет действительными отношениями обмена благ, и не щадит труда и диалектических уловок, чтобы все же доказать хоть какое-либо существование такого господства. В другом месте729 я подробно рассмотрел все эти уловки и доказал их несостоятельность. Здесь я остановлюсь только на одной из них, частью потому, что она на первый взгляд действительно как бы содержит в себе нечто убедительное, частью же потому, что она нашла себе выражение не только у Маркса, но, и к тому же до появления третьего тома, у одного из самых даровитых социалистических теоретиков современного поколения. Именно в 1899 году Конрад Шмидт сделал попытку самостоятельно достроить тогда еще не существовавшую часть Марксовой системы, стараясь остаться верным духу Маркса729. При этом он пришел к построению, которое также привело к тому, что отдельные товары не могут обмениваться пропорционально овеществленному в них количеству труда, как этого требует дословное толкование закона ценности Маркса. Ввиду такого результата исследования у него естественно возник вопрос, можно ли вообще, а если можно, то в какой степени, защищать существование закона ценности Маркса, и он уже тогда пытался спасти существование этого закона посредством того же диалектического аргумента, который приводится с тою же целью самим Марксом в его третьем томе.

Аргумент этот состоит в том, что отдельные товары хотя и обмениваются то выше, то ниже своих ценностей, но эти отступления взаимно компенсируются или уничтожаются, так что для всех обмениваемых товаров в совокупности сумма уплаченных цен все же равна сумме их ценностей. Таким образом, для совокупности всех отраслей производства несомненно верен закон ценности как «господствующая тенденция»730.

Однако диалектическую ткань этого quasi-аргумента можно — как я это уже раньше показал в другом случае731 — очень легко разорвать.

В чем же вообще заключается задача «закона ценности»? Она заключается как раз в объяснении наблюдаемого в действительности менового отношения благ. Мы желаем знать, почему в обмене, например, один сюртук стоит как раз столько же, сколько 20 аршин полотна, почему 10 фунтов чаю стоят столько же, сколько полтонны железа и т. д. Так определил также задачу закона ценности и Маркс. О меновом отношении может, очевидно, быть речь только при обмене различных товаров друг на друга. Если же рассматривать все товары в совокупности и сложить их цены, то неизбежно и преднамеренно приходится абстрагироваться от заключающегося в этой совокупности отношения. Относительные внутренние различия цен компенсируются в совокупности. Насколько, например, чай ценится дороже железа, настолько железо стоит дешевле чая и vice versa. Во всяком случае, это не ответ на наш вопрос, если мы спрашиваем, каково меновое отношение благ в народном хозяйстве, а нам в ответ приводят сумму цен, которой они достигают все вместе, — совершенно так же, как если бы на наш вопрос, на сколько минут или секунд победитель на скачках обогнал конкурентов, нам ответили: все конкуренты в совокупности затратили 25 минут 13 секунд!

Дело представляется теперь так. На вопрос о проблеме ценности марксисты сначала отвечают своим законом ценности, согласно которому блага обмениваются в соответствии с овеществленным в них рабочим временем; затем они берут — явно или скрыто — этот ответ обратно по отношению к области обмена отдельных товаров, т. е. как раз к той области, для которой этот вопрос вообще имеет смысл, и сохраняют его в полной чистоте только для всего национального продукта как такового, т. е. для той области, для которой этот вопрос совершенно не может быть поставлен как бессодержательный. Таким образом, как ответ на действительный вопрос о проблеме ценности «закон ценности», как я уже заметил, опровергается фактами; а в том единственном применении, в котором он не опровергается, он совершенно не представляет собою ответа на действительно требующий разрешения вопрос; в лучшем случае он мог бы служить ответом на какой-либо иной вопрос.

Однако он не служит также ответом и на другой вопрос — это совсем не ответ, а просто тавтология. В самом деле, если, как это знает всякий экономист, проникнуть взором сквозь внешнюю оболочку денежного обращения, то товары в конце концов обмениваются на товары. Всякий товар, поступающий в обмен, является одновременно и товаром и ценой товара, получаемого в обмен. Сумма товаров, таким образом, идентична сумме уплачиваемых за них цен. Другими словами, цена всего национального продукта не представляет собою ничего иного, как сам национальный продукт. При таких условиях, конечно, совершенно верно, что сумма цен, уплачиваемая за весь национальный продукт как таковой, вполне совпадает с кристаллизованной в нем суммой ценностей или труда. Однако это тавтологическое выражение не представляет собою никакого прогресса действительного знания и в особенности не может служить пробным камнем верности предполагаемого закона, согласно которому блага обмениваются овеществленным в них трудом. Действительно, при помощи этого приема можно было бы так же удачно — или, вернее, так же неудачно — доказать и любой другой «закон», как, например, «закон», что блага обмениваются согласно их весу! В самом деле, если один фунт золота, как «отдельный товар», обменивается не на один фунт железа, а на 40 000 фунтов, то все же сумма цен, уплачиваемая за фунт золота и 40 000 фунтов железа в совокупности, не больше и не меньше, чем 40 000 фунтов железа и фунт золота. Таким образом, общий вес суммы цен — 40 001 фунт — вполне соответствует овеществленному в сумме товаров общему весу в 40 001 фунт; следовательно, вес является настоящим масштабом, согласно которому устанавливается меновое отношение благ?!

Если я не ошибаюсь, то с выходом в свет третьего тома системы Маркса для трудовой теории ценности наступило начало конца. Диалектика Маркса потерпела в нем такое очевидное крушение, что слепое доверие к нему должно было поколебаться даже в рядах сторонников. Следы этого начали уже проявляться в литературе, пока, впрочем, в виде попыток спасти учение Маркса путем различных толкований, так как придерживаться его в дословном виде больше уже было невозможно.

В последнее время появилось несколько таких толкований со стороны серьезных теоретиков. Вернер Зомбарт совершенно согласен с тем, что закон ценности Маркса не выдерживает критики, если от него требовать, чтобы он соответствовал эмпирической действительности. Но он желает придать учению Маркса тот смысл, будто «понятие ценности» последнего должно быть лишь «вспомогательным средством нашего мышления». По его мнению, Марксова ценность не проявляется в обмене капиталистически произведенных товаров и не имеет никакого значения в качестве фактора распределения при разделе годового общественного продукта, а просто служит вспомогательным понятием для того, чтобы несоизмеримые вследствие своего качественного различия потребительские блага могли быть представлены в виде количественных величин и как таковые сделаны соизмеримыми для нашего мышления; в качестве этой мыслительной функции она может быть сохранена732.

Я думаю, и этот свой взгляд я высказал уже и в другом месте733, что точка зрения Зомбарта обладает всеми свойствами компромисса, неприемлемого ни для одной из сторон. Она не может удовлетворить марксистов, потому что она противоречит наиболее однозначно высказанным положениям Маркса и, по существу своему, является полным отрицанием его учения; в самом деле, теория, признанная неверной в применении к действительности, не может, очевидно, иметь решающее значение для объяснения и оценки действительных отношений; неудивительно поэтому, что из лагеря марксистов уже раздались голоса решительного протеста. С другой стороны, с этим взглядом не может согласиться и беспристрастный теоретик с точки зрения чисто теоретических требований, так как и вспомогательные понятия, которыми оперирует теоретик, должны быть абстрагированы от действительности, а не находиться с нею в противоречии. Попытку толкования Зомбарта я считаю поэтому толкованием, которое вряд ли найдет себе много сторонников и защитников.

Больше материала для научного спора представляет, по-видимому, вторая попытка толкования, которую недавно сделал Конрад Шмидт. В разборе моей несколько раз упомянутой статьи «Zum Abschluss des Marx’schen Systems», отличающемся похвальной содержательностью и беспристрастием, Шмидт приходит к выводу, что закон ценности Маркса, ввиду обнаруженных в третьем томе фактов, действительно теряет то значение, «которое, как казалось, он имел в том виде, в каком изложен в первом томе «Капитала» и против которого была направлена моя критика, но именно поэтому он приобретает «новый, более глубокий смысл, противоречие которого с первоначальным пониманием закона ценности должно, однако, быть еще точнее выяснено». Посредством переосмысления («Umdenken») теории ценности «в духе, указанном — правда, только неясно — уже самим Марксом», можно будет, «по крайней мере в принципе», избегнуть указанных мною противоречий. И Шмидт указывает также основные черты такого «переосмысления».