Сочинения. Том 10 - Александр Строганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре мне было запрещено думать об этом.
Но с этим, как выяснилось, не так то просто бороться.
Тогда я стал великим грешником.
Единственное, что утешало меня, так это мысль о том, что я – не один такой.
Мало того, казалось мне, есть грешники и похлеще моего. Те, что не просто рассматривают фотографии каждый день, и по несколько раз в день, преодолевая стыд и какое-то дивное волнение, но пытаются подражать актерам, наверняка играя плохо, причиняя себе и окружающим массу неудобств и вселяя в родных, у кого они есть, разумеется, ужас.
Так было.
Теперь, когда я уже в возрасте и развращен множеством знаний в этой области, когда многие мои рассуждения тех лет кажутся мне даже наивными, я, разумеется, по-другому смотрю на вещи. Но стоит мне вспомнить меня тогдашнего, волнение охватывает меня.
Как и теперь, когда я пишу эти строки.
Так и было.
Никто не верит мне.
Да я уже давно и не рассказываю никому об этом.
Да и нет никого вокруг.
И вот какая мысль пришла мне в голову.
Мне нужно полюбить кого-нибудь.
Не думайте обо мне дурно, дорогой Стилист. Но после того как я перейду в новое качество, Вы знаете, что я имею в виду, у меня уже не будет такой возможности.
Я должен пасть!
Знаю, что не буду прощен никогда, но что-то во мне требует этого неумолимо!
При этом самое отвратительное в замышленном мною предприятии заключается не в самом процессе, а в том, как я стану примерять к оболочке своей партнерши ту или иную персоналию.
И как я буду выглядеть при этом.
Что станет с моим дыханием?
Что станет с моим сердцем?
Что станет с моими глазами?
Что станет с моим ртом?
Как станут непроизвольно шевелиться мои губы?
Ибо все это – нехорошее, нехорошее.
Дурное.
Дурное.
Почему, не знаю.
Но с этим знанием, мне кажется, я родился.
Мы все, мне кажется, рождены с этим знанием.
Неужели Адам и Ева…
Простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите.
Я двинусь дальше.
Я, раненый мыслью заяц, двинусь дальше.
Зайцы – красивые и храбрые животные.
И стану рассказывать Вам все.
Письмо потом можно и сжечь, хотя, как видите, пишу я его на самом лучшем из оставшихся бланков.
Так мне будет легче.
Пункт примеривания персоналии к оболочке прошел неожиданно безболезненно для меня.
Точнее, его и не было.
Как только я принялся рассказывать Вам о своих переживаниях, персоналия возникла сама по себе.
Плохо.
Плохо.
Чудовищно плохо.
Но это она, Юлька!
Прости, Женечка Хрустальный.
Я – лучше бандитов, это очевидно, и я знаю дорогу к ее дому!
Мне даже показалось на какой-то момент, что она и есть одна из тех актрис, только, по какой-то непонятной и необъяснимой случайности, она оказалась за кадром.
Я же видел ее после бани.
Она выглядит точно так же как и те актрисы.
Ошибки быть не должно.
Но как я предложу ей то, что надобно предложить?
Откуда во мне возьмется столько смелости?
А нужна ли здесь смелость? Ведь, судя по рассказам путников, это – такая же обыденная вещь, как, предположим ужин.
Речь идет, естественно, о сытном ужине, быть может, с баночкой сайры и, может быть, даже и с вином.
Только бы не водка!
Водка смертельна для меня.
А может статься, обойдется и без спиртного?
Ах, когда было бы так!
Но как я предложу ей то, что надобно предложить?
Должен же быть какой-нибудь выход из глупой этой ситуации?
Вот – я уже нахожусь в падении.
Человек, который еще недавно сорвал стоп-кран, и самостоятельно победил болезнь, думает о такой ерунде.
Но почему это не кажется мне ерундой?
Говорю «ерунда», произношу вслух «ерунда», записываю «ерунда», а по ощущениям – совсем не «ерунда», и даже наоборот.
Ну и пускай себе засмеется.
Что, разве никто не смеялся надо мной?
Да и она тысячу раз смеялась!
Главное, что после этого унижения я заполучу любовь!
Падение.
Почему меня не останавливают?
Вот уже и ночь.
Намерен уснуть без таблеток.
Завтра, в крайнем случае, послезавтра мне будет сообщено решение.
И не спрашивайте.
Не хочу говорить.
А мне и не нужно будет говорить ей ничего!
Времени – двенадцать часов, сорок семь минут, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать секунд.
Не нужно будет ничего говорить!
Какая ясность в голове?!
Никогда еще не было такой ясности в голове.
Вот уж, не повезло Вам, уважаемый Стилист с собеседником. Шизофреники, как правило, народ тихий, смирный. Сидят себе, преимущественно, дома. И письма у них спокойные, философские, без похождений.
А мне, вот, не сидится.
Беспокойный я человек!
Беспокойный, а теперь еще и падший.
Еще одна трагедия для горячо любимой мною Вашей матушки.
Еще один падший человек.
Вы и я, оба – падшие.
Еще ничего не случилось, а я уже чувствую, как семимильными шагами приближаюсь к Вам.
Ничего удивительного, когда-то в детстве мы были братьями!
Быть падшим – совсем не плохо. Главное – не вспоминать о том, каким ты был до падения!
Я уже одет.
Какая метаморфоза!
Я уже оделся, причесался, и с волнением сообщаю Вам об этом.
Какие метаморфозы!
Я только что смотрелся в зеркало и не узнал себя.
В костюме железнодорожника, в нем же я и Вам явлюсь, долгожданный Стилист, почему бы доктору не быть в костюме железнодорожника (?), не в халатах же они ходят на вызов (?), как видите, я помню о главном, в костюме железнодорожника я неотразим!
Именно в эту пору суток.
Я же видел себя в этом костюме только днем.
Днем красота блекнет.
Мне легко.
И знаете почему?
Черта с два встал бы я с постели, так бы и прокрутился до утра.
Я был отпущен.
Правда, при этом прозвучало «на все четыре стороны», но беззлобно как то.
Как-то покойно.
Как будто, то, что должно случиться, и должно было случиться.
Как будто, другого развития событий и не предполагалось.
Какая ясность в голове!
Всего лишь новый костюм. А какая метаморфоза?!
Отчего бы и не поговорить о метаморфозах?
Нечего спешить.
Надобно успокоиться.
Ничего страшного не происходит.
Метаморфозы, мудрый Стилист – неотъемлемая и едва ли не главная составляющая нашего существа.
Я прочел это в Ваших новеллах, где я мог притронуться к ним, почувствовать их биение.
Ах, как объемны и живы они у Вас!
Полагаю, что Вы не менее моего приблизились к природе, и именно природа выучила Вас такой восприимчивости.
Разве то, что крутится у меня теперь в голове и не дает мне покоя – не природа?
Разве состояние Ваше, когда вы любуетесь жирафом или мертвецки пьяным лежите на земле, а потом приходите в себя, открываете глаза и видите небо – не природа?
Вот я – в костюме.
Что такое со мной?
Метаморфоза.
А что же это такое?
В чем сила превращений?
Отчего так волнуемся мы, наблюдая их во сне или наяву?
Суть, как мне кажется, в нашей греховности.
И волнение это возрастает с годами, то есть в соответствии с накоплением опыта, читай «с накоплением грехов», ответственность за которые в той или иной степени чувствует каждый, даже, по мнению окружающих, самый, что ни на есть, безнадежный человек.
Страх перед неминуемым наказанием заставляет нас обращать внимание на то, что, к примеру, на смену холодной, кажущейся нескончаемой, зиме приходит теплая весна, а после изматывающего, душного лета непременно наступает прохладная, полная философий и воспоминаний, осень.
Вот, кажется нам, даже в природе боль сменяется облегчением, так и в нашей жизни изощренность расплаты заменят чистота, духовность.
Мы вернемся в легкое детское состояние беззаботности и сможем вновь совершать сладкие свои грехи.
Ритмический рисунок метаморфоз для каждого свой.
Здесь, представляется мне, все зависит от темперамента наблюдателя.
Притом темп прямо противоположен темпераменту.
У человека флегматичного, более склонного к созерцанию, превращения следуют одно за другим.
Напротив, для человека с ускоренным мышлением, зачастую рассеянного и невнимательного, метаморфозы редким своим явлением могут вызвать ощущение полной неожиданности, чуда.
Это – не истина, это – скорее тенденции, которые мне теперь очевидны.
В тот момент, когда та или иная метаморфоза вытесняет другие впечатления человека на второй план и занимает главенствующее положение, она совершает определенную работу, способную изменить даже внешность наблюдающего. Мне думается, что во многом под воздействием превращений у людей появляются седые волосы, морщины, меняется цвет лица, наклонности и так дальше.
Разительно переменившийся объект инородного вмешательства в свою очередь оказывает влияние на окружающих, вспомните близких знакомых, не видевших друг – друга добрый десяток лет. Каждая подобная встреча – этап в бесконечном процессе взаимных превращений, именуемых Вами эволюцией.