Хищники - Анатолий Безуглов

– Обещал помочь с поступлением? – уточнила следователь.

– Да…– смутилась Марина.– Вы не подумайте, что я хочу пролезть по блату… Но все-таки лучше, когда знаешь обстановку, требования…

– А Осетрову вы об этом говорили?

Девушка кивнула.

– Как он прореагировал на то, что Авдонин взялся помочь? – спросила Дагурова.

– Никак. Просто сказал, что счастливым можно быть и здесь…

– Скажите. Марина, Нил никогда не высказывал в адрес Авдонина чего-нибудь оскорбительного, не грозился?

Вопрос этот был одним из главных, и Ольга Арчиловна долго готовилась, чтобы задать его. И кажется, это было самое удобное время.

– Я понимаю, для чего это вам нужно,– ответила девушка спокойно.– И знаю, что от этого зависит многое… Так, Ольга Арчиловна? Действительно, зависит?

Дагурова поняла: девочку она недооценила, та умеет определить главное.

– Вы как в этом анекдоте: что лучше – хороший диагноз или правильный,– сказала следователь с улыбкой.– Поймите, нужна правда! Всем. И вам и мне. И, если хотите, больше всего Нилу.

– Ну если я буду его топить, какая ему польза?

– Слово не то, девочка…– покачала головой следователь.– Я ведь тоже не собираюсь его топить… Ложь – плохой помощник ему. Она все равно вылезет. Хоть самый кончик, а выглянет… Диагноз должен быть поставлен не только правильно, но и вовремя.

– Нет, никаких угроз я не слышала,– сказала Марина твердо.– И высказываний в адрес Эдгара Евгеньевича тоже… Но Нил его не любил…

– В чем это выражалось?

– Понимаете, это трудно объяснить… Недомолвки, само выражение лица, когда при Ниле заговаривали об Авдонине… Нил даже не бывал в Турунгайше, если знал, что Эдгар Евгеньевич здесь… В этом характер Нила… Вам понятно, о чем я говорю?

– Разумеется. Да, кстати, позавчера, когда произошла вся эта история, Осетрову было известно, что Авдонин в заповеднике?

– Не знаю…

– Вы ему не говорили?

– А зачем? Я ведь не маленькая, Ольга Арчиловна. Говорить с Нилом об Эдгаре Евгеньевиче – значит обидеть его… Нил мой друг, что бы там ни было.– Марина даже с каким-то вызовом посмотрела на следователя.

– Как получилось, что вы с Осетровым оказались в том месте, когда по распадку шел Авдонин?

– Это случайность! Честное слово, случайность! – горячо воскликнула девушка, хрустнув пальцами.– У нас с Нилом… Ну, словом, это было прощание… Нил говорил: у него предчувствие – мы больше никогда не встретимся… Вернее, уже не будем друзьями. Что я забуду о нем… Он никогда в жизни не уедет из тайги, а я – из Москвы… И мы шли с ним, шли… Было очень грустно. Так хотелось плакать. И в Москву хочется, и тут… Потому что папа и Нил. Эти деревья, близкие, родные до каждого листочка. Меня ведь отец привез сюда совсем маленькой. Так привыкла! А как буду жить без Турунгайша?– Она в отчаянии развела руками.

– Это понятно,– сказала Ольга Арчиловна.– Каждому человеку дорого детство… Ну что ж, Мариночка, не буду больше отнимать у вас время,– сказала Ольга Арчиловна.– Вам столько надо еще сделать…

– Да, прямо не знаю, что куда складывать,– охотно согласилась прекратить беседу Чижик.

– Еще пять минут. Надо оформить протокол…

– Значит, это был допрос?– удивилась девушка. Ольга Арчиловна кивнула.– И вы все-все запишете?

– Нет, только то, что нужно для дела,– успокоила Чижика следователь.

Когда Дагурова прощалась с Мариной, в коридоре послышались шаги. Первой в комнату вбежала лохматая большая собака с остро торчащими ушами и умными глазами. Она остановилась и, казалось, с удивлением посмотрела на постороннего человека.

– Место, Султан! – приказала Марина.– Не бойтесь, Ольга Арчиловна, он не тронет.

Тут вошел Федор Лукич.

– Не помешал?– спросил он вежливо.

– Мы закончили,– сказала следователь, направляясь к двери.– Ухожу. Такой момент… Прощание с родным домом…

– Надеюсь, не навсегда,– с нежностью посмотрел на дочь директор заповедника.– Каникулы, отдых – что может быть лучше Турунгайша?

– А сам уже грустишь,– обняла отца Марина.

– Ты тоже,– погладил ее по голове Федор Лукич.

Они выглядели очень трогательно, отец и дочь.

– Ольга Арчиловна, может, вам что-нибудь нужно?– поинтересовался Гай. Наверное, для порядка – до следователя ли ему сейчас.

– Спасибо, Федор Лукич… В Шамаюн попасть надо, так я позвоню, пришлют машину.

– Зачем? Я отвезу,– сказал директор.

– Нет, нет,– запротестовала Дагурова.– Просто не имею морального права… Сколько часов осталось у вас с Мариной…

– Все равно туда еду.– Он повернулся к Марине.– Прости, дочка, срочные дела. Вот так уж…

Марина поцеловала его в щеку. Гай и следователь вышли.

Машину Федор Лукич вел быстро, не особенно соизмеряя скорость с возможностями дороги. «Уазик» то несся лесом, то выскакивал на пригорок, то перемахивал через мостик, проложенный над говорливой речкой Апрельковой.

– Вы бы знали, какая морока отправлять покойника из такой глухомани… Никому нет дела. У всех какие-нибудь закавыки. То мастер запил, то бумажку надо подписать, а человек в отпуске, то…– Он махнул рукой.– При жизни мучаемся и после смерти… Не хотел я при Марине обо всем этом,– как бы объяснил Гай Ольге Арчиловне, почему вынужден мчаться в райцентр, когда по-людски должен был бы, просто имел право провести последний день с дочерью.– Ну, как вам Марина? – спросил он.

– Интересная девочка. И не простая. Свои мысли, рассуждения… А не боитесь отпускать ее одну в Москву?

– Сердце болит, конечно,– признался Федор Лукич.– Но ведь ей так хочется именно в институт кинематографии! А ее желание для меня закон. Хотя, с другой стороны, не могу себе представить, что буду делать, если она поступит. Уже сейчас тоскую и ловлю себя на мысли: а может, не поступит? Вернется и опять будет рядом…– Он посмотрел на свою спутницу.– Нехорошо так думать, да?

– Что же поделаешь, раз так думается? – улыбнулась Дагурова.– Сердцу не прикажешь.

– А я считаю, что это плохо.– Гай вздохнул.– Получается, говорю Марине одно, а в душе другое. Дети очень чувствительны ко всякой лжи и лицемерию. И что самое опасное – восприимчивы…

Некоторое время они молчали, потом Дагурова спросила Гая о Меженцеве.

– Звонил сегодня. Обещал приехать. В самые ближайшие дни…

– Как же директор не знает, когда явится его заместитель?

Федор Лукич покачал головой.

– Заместитель? Неизвестно, кто у кого… Алексей Варфоломеевич может иного председателя облисполкома заставить крутиться…

Выяснилось, что Меженцев числился заместителем Гая по науке как бы на общественных началах. Крупнейший ученый-биолог, он являлся одним из инициаторов создания заповедника Кедрового, можно сказать, его крестным отцом. С его мнением считаются даже в Москве, а тут он просто непререкаемый авторитет.

– А почему Алексей Варфоломеевич оказался замдиректора? Высокое начальство посчитало, что нужны знания и такой авторитет, как у Меженцева, чтобы принести как можно больше пользы заповеднику.

А трудностей было много, как это бывает с каждым новым делом.

Да и сейчас хватает.

Следователь поинтересовалась, как относится профессор к Осетрову.

– У них дружба. Оба непоседы. Заядлые путешественники,– сказал Гай.– Когда Меженцев узнал о случившемся, очень расспрашивал обо всей этой истории, разнервничался. А я при чем? Как было, то и передал…

«Значит, не в Чижике причина, почему Гай не может уволить Осетрова»,– подумала Дагурова, вспоминая разговор с участковым о леснике.

Приехали в Шамаюн. Федор Лукич спросил, куда подвезти следователя. И кажется, удивился, что ей надо в психоневрологическую больницу.

Ксения Павловна Мозговая производила действительно странное впечатление. Высокая, в безупречно белом выглаженном халате. На сухих длинных пальцах ярко-алый маникюр. Из-под высокой накрахмаленной докторской шапочки кокетливо выпущены на морщинистый лоб кудряшки редких волос. Густо покрытое пудрой дряблое лицо, брови шнурочком и тщательно выведенное помадой сердечко губ. Облик довершал желтый в синий горошек бант, лежавший на отворотах халата.

– Все в норме у твоего паренька,– хрипела весело Ксения Павловна.– Ножки, ручки и все остальное. Реакция как у волка. Рефлексы – и Павлов позавидовал бы…

То, что психиатр оказалась на самом деле приветливой, общительной, тоже удивило следователя: после телефонного разговора можно было подумать – брюзга и зануда. Но Мозговая сразу на «ты». Может быть, из-за разницы в возрасте?…

– А то, что он перенес сотрясение мозга в результате мотоциклетной аварии?– спросила Ольга Арчиловна.

– Ничего с ним не будет. Наследственность у него крепкая. Сейчас говорят гены. И потом – натаскан. Как хорошая лайка. На границе служил. Момент существенный… Значит, первое: хорошо ориентируется в пространстве. Второе – легко адаптируется в обстановке со многими неожиданностями. Третье – отличная реакция на эти неожиданности и правильная оценка их… Знаете, какие нужны обстоятельства, чтобы разладить такую машину! Я уж не говорю о том, что у него отменное зрение и слух, мои коллеги проверили…