Выживший во тьме - Владимир Анатольевич Вольный

практически среди трупов (возможно, что и на трупах), когда поднялся из затопленной станции метро, – и вовсе перестал на них реагировать.

Наткнувшись на тело почти целиком заваленного землей мужчины, я снял с него ремень – и, обнаружив в кармане фляжку с коньяком, забрал ее. Мародером себя не чувствовал: погибшему это уже ни к чему. А следовать устоявшимся правилам – не те условия…

Я искал что-нибудь съестное и мельком осматривал погибших – мне требовались подходящая одежда и обувь. Мои сапоги-ботинки после блужданий в метро и скитаний по руинам практически развалились. К тому же было холодно. Натянутая после выхода наверх чья-то легкая курточка едва грела, и я долго выбирал, на что ее поменять. А найти ей замену в новых условиях оказалось далеко не так просто, как я думал вначале… Где-то подхватил измазанную грязью и кровью шубу, обрезал ей полы обломком стекла и, вывернув мехом вовнутрь, напялил на себя, став похожим на карикатуру. Но мне было все равно. Перепоясанная обрывком провода, она согревала тело, а большего и не требовалось. Только голова оставалась непокрытой – надевать на себя чужую шапку я почему-то не решался, – и кисти рук были голыми: перчатки мне просто не попадались. Иной раз мелькала мысль: почему бы всему этому не случиться летом? Полный бред…

Я бродил среди развалин уже с пару недель. Точно сказать невозможно: сознание не зафиксировало время, если считать с самого начала – с появления громадной подземной волны, бегства, падения и блуждания во тьме. Есть хотелось постоянно, так как найти еду было трудно. Зато с водой – почти без проблем. Подходишь к луже, набираешь воду во что-нибудь вроде бутылки, а потом процеживаешь через несколько слоев тряпья. Если хватает терпения – ждешь, пока она отстоится. В такой воде запросто могла находиться какая-нибудь дрянь, но найти чистый источник было невозможно. Что ж, подхвати я заразу – винить некого. Но и лечить – некому…

Собственно, особо жаловаться не стоило. Я жив – а миллионы моих сограждан уже не нуждались ни в одежде, ни в еде… Руки-ноги целы, особо глубоких ран нет, а полученные хоть и не заживали так быстро, как мне хотелось, но и не досаждали. На теле живого места мало, но все повреждения – порезы, синяки, ушибы. Ничего серьезного… Более всего пострадали руки, к тому же я добавлял к уже имевшимся ранам новые, копаясь в том хламе, в который превратился город, в поисках нужных вещей.

Первой и самой заветной мечтой стало найти кусок хлеба. Живот сводило от голода, и поначалу я вообще ничего не замечал, полностью поглощенный только этим. Случайно попавшийся кусок смолы, которой заливают крыши, я положил в рот и жевал его так долго, что свело скулы. Едва удержался от того, чтобы его проглотить… Человек – существо всеядное. Достаточно только дать ему поголодать пару недель, и он полностью лишится брезгливости, а из самого убежденного вегетарианца получится чуть ли не каннибал… Да все что угодно может получиться из того, кто постоянно, отчаянно хочет есть! Попадись мне крыса – я и ее сожрал бы с потрохами! Но даже крыс не оказалось там, где я проходил. Очень редко я успевал увидеть, как одна или две знакомые тени мелькали среди всеобщего хаоса – и сразу скрывались под завалами. Если бы я тогда увидел, как кто-нибудь выкидывает кусок хлеба, – мог убить не задумываясь. Организм требовал еды, и мысль об этом вытеснила все остальные. Сколько я переворошил куч, сколько перерыл попадавшихся мне рваных сумок! Когда наткнулся на то, что меня спасло, то со мной чуть не случился удар.

Под ногами хлюпали лужицы, ветер продолжал нести мокрую смесь пепла и песка, а я, укрываясь от его порывов, в который раз осматривал все в надежде найти хоть что-нибудь… Зрение, обострившееся до предела, выделило в грязи потерявшую форму и цвет сумку. Я несся к ней не разбирая дороги, не зная, что в ней находится. Как я смог ее увидеть во всем этом хламе – осталось неразрешимой загадкой. Только впоследствии, прожив немало времени рядом с Угаром и повстречавшись с необъяснимыми способностями Нелюдей, я понял, что и сам был очень близок к тому, чтобы полностью потерять человеческий облик, получив взамен поистине звериные способности. Как же мне повезло, что я остался человеком!

Я буквально упал возле сумки и стал рвать ее руками, стремясь поскорее добраться до содержимого. Внутри обнаружились два батона, полусырых и начавших покрываться плесенью, несколько банок консервов и осколки от бутылки с молоком. Здравого смысла, чтобы остановиться и прекратить запихивать в рот громадные куски, уже не хватало – один только инстинкт смог удержать меня жестким предупреждением: «Нельзя! Отравишься! С голода нельзя много есть!» Рука сама лезла за пазуху, куда я все распихал, и отщипывала по кусочку. Что с того, что вкус хлеба уже мало напоминал обычный! Он казался слаще меда…

Наверняка хозяйка этих сокровищ была где-то рядом – может быть, даже под этой кучей земли. Окидывая диким взглядом все вокруг, я вдруг заметил какое-то шевеление – и замер, почуяв, что уже не один… После еды хотелось пить, и я, достав заученным движением бутылку, притронулся к ней губами. Чья-то темная тень мелькнула в камнях, и я, подскочив, метнул туда булыжник. Последующий визг и шипение подсказали, что он попал по назначению. Я быстрыми прыжками приблизился, чтобы рассмотреть, что же это было. Загребая землю лапами, извиваясь и корчась, там лежала кошка. Худая, грязная, в подпалинах, с оборванным хвостом. Она снова зашипела при моем приближении и бессильно уронила голову – камень перебил ей позвоночник. Это была добыча, мясо, вкус которого я уже стал забывать… И это было живое существо, в чьем не менее диком, нежели у меня, взгляде я увидел такую же жажду жить…

Я приподнял ее тельце, поразившись его почти полной невесомости. Кошка еще раз зарычала, попыталась шевельнуть лапкой, чтобы меня оцарапать, – и обвисла. Жизнь еще теплилась в ней, но я догадывался, что это ненадолго. Она издохла через пару часов после нашей встречи, и все это время я сидел рядом, ничего не предпринимая и уже не радуясь тому, что сделал. Это было первое живое создание, встреченное мною за столько дней скитаний, и это я превратил его в мертвое… Что-то надломилось во мне, стронув образовавшуюся корку. Впервые после долгого перерыва мне стало кого-то жаль… А потом я ее ободрал и съел. Чуть ли не сырую – не мог дождаться, пока выбивавшийся из-под земли огонь превратит