Аспирант. Москва. 90-е - Всеволод Советский

стихла, и опять-таки точно угадав в этом не страх, а женский столбняк, что часто приключается с этими созданиями, когда их впервые обнимает мужчина, который им сильно нравится.

«Ага, голубушка…» — успел подумать я.

И тут издалека донесся заполошный женский взвизг и неразборчивые вопли. А топот свернул в сторону общаги.

Палатка была собрана небрежно, и между правой и задней стенками от ветерка образовалась щель шириной сантиметров пятнадцать-двадцать. В эту самую щель я и увидел бегущего человека.

Это был высокий мощный мужчина спортивного вида в самой расхожей одежде: кроссовки, джинсы, серая куртка. Он подбежал тоже к самой рядовой машине: «восьмерке» светло-бежевого цвета, которую я то ли не заметил, когда шел, то ли ее тогда там не было. Мужчина прыгнул на переднее пассажирское сиденье, и не успел еще захлопнуть дверцу, как авто со взвизгом резины об асфальт рвануло прочь, свернуло влево, и только его и видели. Слышен был удаляющийся вой мотора.

Между нашими общагами и спорткомплексом можно было проскочить окольными тропами — правда, не на Рязанку, а на улицу Хлобыстова, но это несущественно.

Я ослабил хватку, но еще не поднялся. Катя послушно млела подо мной.

— Ты видела? — негромко спросил я.

— Того мужика? Который бежал? — ответила она шепотом.

— Да.

— Видела, понятно. Так вот: никому ни слова, уразумела? Ничего не видела, не слышала… Хотя не слышать невозможно, ладно. Топот, рев мотора… Но видеть ничего не видела. Поняла⁈

— Да, — кротко согласилась она. — Но почему?

— Потому что я сам знаю, к кому идти и чего говорить. Это мое дело. Ясно?

И встал. Катя тоже поднялась.

Истеричные женские крики вроде бы стихли, но теперь с той стороны доносился разрозненный многоголосый гомон.

— Итак, Катерина! — внушительно сказал я. — Еще раз: что слышала, то слышала, но не видела ничего и никого.

Она кивнула.

— Ладно. А я пойду посмотрю, в чем там дело.

И двинул в сторону шума. Там уже растерянно топтались какие-то люди, а еще пара человек спешила в ту сторону, инстинктивно сутулясь, как это бывает, когда человек встревожен.

Я тоже поторопился, и уже на подходе различил женские восклицания:

— Ужас! Ужас! Среди бела дня!..

— Ну, чего там ужас, — солидный мужской голос. — В какое время-то живем… Сейчас это нормально!

Не знаю. На мой взгляд это ненормально везде, даже на войне. Вернее, там-то как раз нормально, но сама война — вопиющая ненормальность.

Здесь было небольшое крыльцо — один из непарадных входов в Академию. И на ступеньках этого крыльца вниз головой распростерся мужчина, одетый «дорого-богато». Мертвый, естественно.

Покойник был в расстегнутой кожаной коричневой куртке с меховым воротником, в темно-сером шикарном костюме, в черных лакированных ботинках. Белая рубашка, галстук. Вместо левого глаза на лице зияла жуткая кровавая размазня.

— Какой ужас! Нет, какой ужас! — никак не мог угомониться женский голос.

А я вдруг понял, чей труп вижу…

Глава 8

ГЛАВА 8

Это ведь не кто иной, как председатель профсоюзного комитета нашего вуза.

Это было и в «прошлой жизни». Точно! Не помню дату, но именно вот осень девяносто пятого, незадолго до того, как в нашу жизнь ворвалось несчастье. Тогда я не свидетелем не оказался, но событие-то громкое, оно всколыхнуло всю академию, поднялись всяческие пересуды. Причем лейтмотив не был сочувственным, а нашлись и те, кто открыто злорадствовал: за что боролся, на то и напоролся!.. Я от этого был далек: в принципе не люблю мстительности, хотя бы и абстрактной. Справедливость — да, пусть и жесткая. Но не злопамятность.

Тем не менее должен признать, что доля правды как таковой в словах злопыхателей имелась. Данный персонаж активно боролся за кассу профкома, точнее, за возможность незаконного обогащения из нее, из этой кассы. Это, в общем, понятно: профсоюзы с момента их создания — заманчивые легкие деньги. Недаром в США с давних времен чуть ли не все профсоюзные организации гласно ли, негласно контролируются мафией, а председатель одного из крупнейших тамошних профсоюзов — «Братства водителей грузовиков» или как-то так — Некто Джимми Хоффа таинственно пропал без вести в 1975 году, и его исчезновение сделалось одной из самых знаменитых американских легенд…

Ну вот и наш местный горе-Аль Капоне, сев на денежный поток, начал в нем сильно мутить воду. Да так, что потерял берега. Домутился.

Я еще раз взглянул на убитого, слегка вслушался во взволнованный ропот — зевак становилось все больше и больше, и городили они лютую чушь — и по-тихому отчалил. Пошел к Кате.

У палатки топталась пожилая супружеская чета, нудно выпытывая у Кати какой-то номер журнала «Здоровье», которого у нее в продаже не было. Но умница Катя говорила так доброжелательно, так компетентно, что впарила старичкам газетенку «Целебные травы» или что-то в этом роде.

— Ну ты даешь, Катерина, — с одобрением сказал я, когда супруги пошли к метро. — Маркетолог по призванию!

Катя смущенно заулыбалась, слегка закривлялась, кокетничая:

— Да, я и сама замечаю, есть у меня такое… Умею товар продать!

У меня завертелась на языке двусмысленность: а смотря какой товар?.. Но вслух, конечно, не сказал. Тем более, что Катя спохватилась:

— Да, а вы…

— Ты. Давай на «ты».

— Да?.. Ну ладно. Ты посмотрел, что там произошло?

Взгляд стал тревожным.

— Именно то, — сурово ответил я. — Заказное убийство.

Кратко и точно я описал ей увиденное и выдал заключение. Собственно, повторил уже сказанное:

— Катя! Надеюсь, ты поняла: ты ничего не видела. Это на тот случай, если тебя будут расспрашивать оперативники или следователь. А что слышала — об этом говори смело. Я это к тому, чтобы тебя зря не таскали по инстанциям. А я вопрос решу сам. Как это делать, я знаю. Не сомневайся. Ясно?

— Ясно.

— Ну и приглашение в гости остается в силе.

— Тоже ясно, — она улыбнулась.

— Тогда до встречи!

И я зашагал к ларькам, думая о том, как же Кате идет улыбка, сразу превращая ее из простушки в принцессу. С этой мыслью, вернее чудесным девичьим обликом в зрительной памяти, я побродил вдоль ларьков, закупился товаром, не забыл и пива. И пошел домой. По пути можно было и перемигнуться с Катей, перекинуться словечком… Но у палатки оказалось народу неожиданно много, маркетолог трудилась в поте лица, и я решил ее не