Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время - Флориан Иллиес

берегу озера процессию монахов, хотя, возможно, он видит их своим внутренним взором, но как бы то ни было, он зарисовывает их. А 25 августа 1805 года он собирает в кулак всю свою волю («Я достаточно обнаглел», – записывает он) и отправляет оба рисунка в Веймар, глубокоуважаемому и всемирно известному тайному советнику Иоганну Вольфгангу фон Гёте. Тот недавно объявил ежегодный конкурс, тоже знаменитый, на котором молодые художники должны оживить древние греческие идеалы в духе его произведений. Нужно признать, что Фридрих со своими рисунками совершенно не вписывается в заданную тему, потому что Веймарский конкурс 1805 года предусматривает изображение жизни Геракла. Да, его жизнь была весьма богата разными событиями, но Гомер не упоминает ни о мрачной паре рыбаков на берегу померанского озера, ни о процессии монахов.

Но вот сюрприз, Гёте хвалит Фридриха за «мастерство, тщательность и прилежное обращение с темой» (жутко нетворческие критерии!) – и присуждает ему за два рисунка первый приз Веймарского конкурса. Ну, почти: Фридрих получает только половину премии, он делит первое место с очень скверным художником, который, в отличие от него, своей исторической живописью соответствовал всем критериям. Такая ситуация прекрасно символизирует отношение Гёте к Фридриху: оно с первой секунды половинчатое.

Ну и что: после гётевского посвящения Фридрих в Дрездене как минимум полузвезда, это уже достижение для чудаковатого, так долго запрягавшего художника. А Гёте понял, что это невыполнимый подвиг для Геракла – приобщить к эллинизму узколобых саксонцев и строптивых померанцев: Веймарский конкурс 1805 года стал последним.

Фридрих тем временем верит, что нашел в лице Гёте брата по духу. Он пишет ему почтительное письмо с выражениями благодарности за половину премии и дарит Гёте своих рыбаков с монахами, «чтобы радоваться сознанию того, что господин тайный советник фон Гёте обладает рисунками моей работы».

Так начинается активная переписка между Дрезденом и Веймаром, которая продлится несколько лет. Каспар Давид Фридрих регулярно упаковывает новые рисунки и картины, он отправляет их в Тюрингию в надежде, что у Гёте или при дворе герцога Саксен-Веймарского они найдут благодарную публику. В 1808 году он отправляет три рисунка сепией на ежегодную художественную выставку в Веймаре, в том числе вид из правого окна своей дрезденской квартиры. «Йенская всеобщая литературная газета» нахваливает «реалистичность до неразличимости, правдивость, с которой художник сумел изобразить разницу между видом через открытую створку и едва заметной мутностью стекла», однако никто не хочет покупать этот увлекательный вид из окна, и он отправляется обратно в Дрезден.

Но Фридриху очень нужно, чтобы этот знаменитый Гёте полюбил его, и он идет на то, чего не делал раньше и не будет делать в будущем – иллюстрирует стихотворение Гёте. О чем прямо из мастерской Фридриха немедленно сообщает королю поэтов в Веймар художница Каролина Бардуа[50]: «Пейзажист Фридрих нарисовал стихотворение „Жалоба пастуха“ – к вящей радости всех, кто видел рисунок. Этот Фридрих так влюблен в вас, что ничего не желает более страстно, чем увидеться с вами лично». Гёте никогда не мог устоять перед таким поклонением. Поэтому он устроил так, что летом 1810 года веймарский двор приобрел не только упомянутую картину, «Пейзаж с радугой» по мотивам пятой строфы[51] знаменитого стихотворения, но и еще четыре картины, – судя по всему, при посредничестве бывшего воспитателя принца.

Фридрих же, великолепно неуклюжий, бомбардирует Гёте точными и сложными инструкциями, как нужно протереть и покрыть лаком его полотна после их прибытия в Веймар, хотя Гёте сейчас вообще не в Веймаре, он поправляет здоровье в Теплице. Король поэтов с ворчанием пересылает эти инструкции Иоганну Генриху Мейеру, своей правой руке в художественных делах, и становится заметно, что Фридрих слегка утомил тайного советника. Обычно он сохраняет все письма, а послание Фридриха, судя по всему, раздраженно выкинул в корзину для бумаг ещё там, в Теплице.

Так что эти картины, отправленные в Веймар, сразу попали в немилость. Туповатый, но красноречивый Иоганн Генрих Мейер после получения подробных инструкций по обращению с картинами пишет Гёте, который их еще не видел, что картины «слабы по композиции» и что Фридрих не умеет «пользоваться светом и тенью». Браво. Вот порадуется тайный советник, которому скоро пора возвращаться домой. Наверное, он доволен, что картины отправились прямиком в герцогский дворец, пейзаж с радугой и пастухом, и еще один пейзаж с радугой, в который Фридрих вписал самого себя – долговязого человека, опирающегося на посох, со слишком маленькой головой относительно тела – у Фридриха всегда так получается, когда он рисует людей не со спины.

Две радуги Фридриха тянутся через века, сначала они оказываются в коллекции герцога и его жены. Но вот наступает 1918 год, ликвидация монархии – и одну из радуг продают. Продает якобы Совет народных уполномоченных, приступивший в 1919 году к строительству демократии, но, скорее всего, это сделала еще сама герцогская семья. Как бы то ни было, в золотые двадцатые «Горный пейзаж с радугой» попадает в берлинскую галерею Кассирера. Там ее продают коллекционеру-еврею Георгу Хиршланду из Эссена, который в 1939 году вынужден отдать ее эссенскому музею Фолькванг, где она до сих пор, и рассказывает о безответной любви Фридриха к Веймару. А что же вторая радуга, протянувшаяся над «Жалобой пастуха», тоже «Пейзаж с радугой», но без гор? Она также не в Веймаре. В суматохе послевоенного 1945 года она пропала, может быть, ее пестрая лента сияет сейчас где-то на просторах России, в гостиной потомков какого-нибудь офицера Красной армии, интересовавшегося искусством[52].

* * *

В 1810 году Фридрих рисует свою самую, пожалуй, смелую картину – «Монаха у моря». Он мучается с ней несколько месяцев. В это время к нему в мастерскую заходят гости, и все они по-разному описывают картину – очевидно, что она постоянно меняется. Сначала это ночь, потом день. Сначала в море много парусников, позже Фридрих их закрашивает. Огромная картина месяцами стоит на мольберте, и с каждой неделей становится всё радикальнее. Под конец остается только монах и девятнадцать чаек над ним и вокруг него. Немножко песка, много воды и бескрайнее небо, затягивающее всё в свою пучину.

А Гёте, которого теребят со всех сторон, особенно его поклонницы-художницы Каролина Бардуа и Луиза Зейдлер, 18 сентября 1810 года действительно заявляется в мастерскую к Каспару Давиду Фридриху, на обратном пути с вод из Теплица. И здесь снова показывает себя чутье Гёте на исторические моменты. Когда он поднимается по лестнице в квартиру Фридриха «На Эльбе, 27», саксонская, немецкая и европейская живопись совершает квантовый скачок