Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

пристрастием допрашивал, не получив, правда, за свое усердие ничего, кроме воплей и ругательств.

– Ты поторопился, – без тени сожаления сказал Угэдэй. – А ведь мы все эти нападения предусматривали. Еду мою предварительно пробуют, слуги отбираются тщательнейшим образом. Мой город буквально осаждают соглядатаи и воины, переодетые в каменщиков и красильщиков. Тем не менее Каракорум я открыл, и люди сюда все прибывают. Уже три цзиньских вельможи гостят в моем дворце, да еще два христианских монаха. Странные они: дали обет бедности и живут в конюшнях, спят на соломе… Принесение клятвы верности, похоже, будет интересным событием и запомнится всем. – Угэдэй только вздохнул, перехватив угрюмо-обеспокоенный взгляд телохранителя. – Если все, что мы на данный момент предприняли, окажется недостаточным, что ж, возможно, остаться в живых мне просто не суждено. Отец-небо любит удивлять, Гуран. И не исключено, что, несмотря на все твои старания, меня у тебя все-таки отнимут. А?

– Пока я жив, повелитель, этого не случится. И я назову тебя ханом во что бы то ни стало.

Сказано это было с такой убежденностью, что Угэдэй улыбнулся и хлопнул воина по плечу:

– Ну тогда проводи меня обратно во дворец. Пора возвращаться к делам. А то Субудай Багатур меня, наверное, уже заждался.

Доспехи Субудай оставил в выделенных для него дворцовых покоях. Каждому воину в племенах известно, что однажды Чингисхан подошел к врагу без оружия и рассек ему горло пластиной доспеха. Помимо штанов и туфель на Субудае сейчас был долгополый халат. Вся одежда лучшего шитья, чистая и новая, ждала его в опочивальне. Какая все-таки здесь всюду роскошь! Угэдэй заимствовал и смешивал стили культур всех покоренных народов. Видеть это Субудаю было неловко, хотя, если бы его спросили, в чем именно дело, описать странное чувство словами он бы не смог. Однако еще хуже – суета и многолюдство в лабиринте коридоров, а также сонмы слуг, летящих по поручениям и занятых работой, старому воину совершенно непонятной. На каждом углу и у каждой двери бдели стражи. Вообще, смешение людей и лиц такое, что в глазах рябит, а голова идет кругом. Словом, Субудай чувствовал себя не в своей тарелке. Он привык к открытым пространствам.

День перевалил уже за половину, когда Субудай схватил за рукав семенящего мимо слугу, ойкнувшего от неожиданности. Как сообщил слуга, Угэдэй чем-то занят в городе, но о том, что его ждет Субудай, знает. Значит, уйти, нанеся этим оскорбление, нельзя, и Субудай обосновался в зале аудиенций. Но по мере того, как текли часы, он все больше терял терпение.

Зал был пуст, однако стоящий у окна Субудай ощущал на себе пристальные взгляды. Сверху он озирал новый город, за которым на равнине расположились тумены. Садилось солнце, расчертив длинными полосами золота и тени земли и улицы внизу. Что и говорить, место для города Угэдэй выбрал удачно: с юга – горы, рядом – широко и привольно течет река. Субудай успел уже проскакать вдоль участка канала, построенного с расчетом завести воду в город. Это казалось поразительным, если не знать, что для осуществления этого замысла без малого два года неустанно трудился почти миллион человек. При наличии соответствующего количества золота и серебра все становится возможным. Интересно, уцелеет ли Угэдэй, чтобы насладиться всем этим?

Субудай утратил ощущение времени и опомнился, лишь когда заслышал приближение голосов. Он внимательно наблюдал, как в зал вошли стражники Угэдэя и рассредоточились по местам. Он ощущал обращенные на него взгляды: он тут был единственной возможной угрозой. Угэдэй зашел последним. Его лицо стало гораздо бледнее и одутловатее со времени их прошлой встречи. А при виде этих желтых глаз сразу же вспоминался Чингисхан, и Субудай низко поклонился.

Угэдэй ответил поклоном на поклон, после чего сел на деревянную скамью под окном. Озирая Каракорум, он нежно водил ладонями по позолоченной отполированной поверхности. В ту минуту, когда заходящее солнце окрасило напоследок охристым светом своды зала, Угэдэй прикрыл глаза.

Субудая он не любил, хоть и нуждался в нем. Если бы темник отказался выполнить самый жестокий приказ Чингисхана, старший брат Угэдэя Джучи давно бы уже был ханом. Останови Субудай занесенную руку отца, ослушайся его всего лишь раз – и не было бы сейчас трагической распри между двумя братьями – раздора, угрожающего погубить их всех.

– Спасибо, что дождался, – сказал наконец Угэдэй. – Надеюсь, мои слуги исправно тебе угождали?

Услышав такой вопрос, Субудай нахмурился. Он ожидал, что ему окажут гостеприимство, как это принято в юртах, но Угэдэй был явно изнурен.

– Разумеется, повелитель. Потребности мои невелики. – Он умолк, заслышав за дверями шаги.

Угэдэй между тем поднялся навстречу вошедшим в зал стражникам, за которыми следовали Толуй и его жена Сорхатани.

– Рад видеть тебя в моем доме, брат, – чуть растерянно приветствовал Угэдэй. – Признаться, не ожидал, что ты приведешь с собой красавицу-жену. – Он церемонно повернулся к Сорхатани. – Здоровы ли дети?

– Здоровы, мой повелитель. Я привела только Мунке с Хубилаем. Не сомневаюсь, что они как раз сейчас досаждают твоим нукерам.

Угэдэй слегка нахмурился. Перебраться Толуя во дворец он попросил ради его же безопасности. Он знал по меньшей мере о двух заговорах против младшего брата, но сообщить ему об этом Угэдэй рассчитывал наедине. Он поглядел на Толуя, и тот сразу опустил глаза. Да, Сорхатани явно из тех женщин, которым не откажешь.

– А что остальные ваши сыновья? – спросил Угэдэй брата. – Они разве не с вами?

– Я отправил их к двоюродному брату. Он сейчас откочевал на запад, будет несколько месяцев ловить рыбу. Так что торжественное событие они пропустят, но потом, по возвращении, принесут клятву верности как подобает.