Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

Только не подумайте, что это речь изменника. Разве я не выполнял приказы Чингиса даже тогда, когда все во мне криком кричало о его неправоте? И память его я не предам. Ханом я хочу видеть Угэдэя – таково мое слово.

Субудаю снова, в который раз, подумалось о молодом еще человеке, поверившем его словам о том, что он даст его людям уйти. Да, его, Субудая, слово ничего не стоит, а некогда и впрямь было из железа. Это была старая рана, но она вновь начинала кровоточить.

– Ты заставил меня поволноваться, – сказал Хасар.

Субудай посмотрел без улыбки. Он был моложе обоих братьев, но они терпеливо ждали, что он скажет. Да, он и вправду слыл великим военачальником, стратегом, способным продумать и осуществить атаку на любой местности и вырвать победу. Они знали, что с ним у Угэдэя есть шанс.

– Субудай, – настороженно хмурясь, сказал Хачиун, – тебе тоже надо себя беречь. Ты слишком ценен, чтобы тебя потерять.

– Надо же… – Субудай вздохнул, – слышать такие слова, и где? Возле юрты моего хана! Ты прав, мне следует соблюдать осторожность. Я – помеха для того, кого мы все опасаемся. Надо быть уверенным, что твои стражи – именно те люди, которым можно доверить свою жизнь, что они не поддадутся ни на подкуп, ни на угрозы и обо всем сообщат тебе. Если у твоего телохранителя вдруг пропадают жена и дети, можешь ли ты по-прежнему доверять ему свой сон?

– Какая жуткая мысль, – помрачнел Джебе. – Неужто ты и в самом деле полагаешь, что мы дошли до этого? В такой день мне не хочется думать о ножах, таящихся в каждом темном углу.

– Если Угэдэй станет ханом, – вместо ответа продолжил Субудай, – он может убить Чагатая либо же просто править, хорошо или плохо, следующие лет сорок. Но Чагатай этот срок пережидать не будет, Джебе. Он устроит что угодно: покушение, засаду, прямую попытку переворота. Зная его, я просто не могу представить, чтобы он сидел сложа руки, в то время как его кипучей энергией и самой жизнью станут распоряжаться другие. Не такой он человек.

Солнечный свет, казалось, потускнел от таких холодных слов.

– А где Джелме? – словно опомнился Джебе. – Он сказал мне, что будет здесь.

Субудай потер шею и с хрустом повращал ею в обе стороны. Он уже много недель кряду не высыпался, хотя и не говорил об этом вслух.

– Джелме – человек верный, – произнес Субудай. – Насчет него не волнуйтесь.

Эти слова заставили его собеседников нахмуриться.

– Верный? – усмехнулся Джебе. – Но кому? Которому из сыновей Чингисхана? Это до конца не ясно. Если же мы не узнаем этого наверняка, держава может расколоться надвое.

– Значит, нам надо убить Чагатая, – сказал Хасар. Остальные замерли, и он улыбнулся. – Что, слов моих испугались? Стар я, чтобы держать их на привязи. С какой это стати Чагатай поступает, как ему заблагорассудится, а мы перед ним трясемся? Почему я должен проверять и перепроверять своих нукеров, не настроил ли их кто против меня? Этому можно положить конец уже сегодня, и тогда Угэдэй в новолуние станет ханом, и никакая война нам угрожать не будет. – Видя каменные лица собеседников, он с досады снова плюнул. – Я не склонюсь перед вашим неодобрением, так что не ждите! Если вам по нраву еще целый месяц шарахаться от всех углов и тайком шушукаться, то дело ваше, как быть дальше. А по мне, так лучше взять быка за рога и ударить стремительно, разом положив всему конец. Что, по-вашему, сказал бы Чингисхан, будь он сейчас здесь, среди нас? А? Да он бы просто взял и одним ударом рассек Чагатаю глотку!

– Скорее всего, – согласился Субудай, знавший беспощадность хана, как никто другой. – Будь Чагатай глупцом, я бы с тобой согласился. И если бы он ничего подобного не ожидал, это могло бы сработать. Я бы сам попросил тебя проверить, да только это верная смерть. Чагатай к такому выпаду готов, уж поверь мне. Любая группа вооруженных людей уже на подступах к его тумену наткнется на частокол из обнаженных клинков и готовых к атаке воинов. Мысль об убийстве он вынашивает каждый день, поэтому и сам опасается того же.

– В нашем распоряжении людей достаточно, чтобы до него дотянуться, – заметил Хасар, хотя уже не так уверенно.

– Возможно. Если бы перед нами встали только его десять тысяч, мы бы, пожалуй, и впрямь могли до него дотянуться. Но я думаю, что это число теперь значительно возросло. В какую бы игру ни играл Угэдэй, он дал своему брату два года на нашептывания и раздачу обещаний. Без грозной тени хана мы все были вынуждены править подвластными нам землями, действуя так, словно все зависит только от нашей воли. И что же? Лично я поймал себя на мысли, что мне это нравится. А вы разве не ощутили то же самое? – Субудай оглядел своих собеседников. – Нет, – покачав головой, усмехнулся он, – нападать на Чагатая мы не будем. Держава разваливается, но теперь не на племена, а на тумены, объединенные не кровным родством, но своими командирами. И моей целью является предотвратить междоусобную войну, а не стать искрой, от которой она разгорится.

Хасар уже растерял свой пыл и теперь лишь недовольно кривился.

– Тогда мы опять возвращаемся к тому, как нам оберечь Угэдэя, – высказался он.

– Более того, – продолжил его мысль Субудай, – мы возвращаемся к тому, как сберечь для него достаточно народу, которым он сможет править. Надеюсь, Хасар, ты не ожидаешь от меня на этот счет мгновенного ответа. Ведь можно победить и увидеть Угэдэя с девятихвостым знаменем, но при этом Чагатай