Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

– В любом случае ты лучше, чем Чагатай. Ты видел, как он нынче разъезжает со свитой своих прихлебаев? Молодой такой, возмужалый.

С высоты повозки он демонстративно сплюнул наземь.

Хачиун улыбнулся:

– Уж не завидуешь ли ты, брат?

– Не ему. Разве что грущу о своей молодости. Все время что-нибудь да болит. Старые раны, старые колени, да еще плечо меня терзает, когда ты не уберег меня от удара.

– Уж лучше оно, чем зависть, – рассудил Хачиун.

Хасар только хмыкнул.

Оглянувшись, он увидел, как к ним через поле приближаются Джебе с Субудаем. Уже по тому, с какой уверенностью военачальники шагали по летней траве, было видно, что они пользуются непререкаемым авторитетом и властью. Хачиун с Хасаром переглянулись, пряча улыбку.

– Чай в чайнике, мясо в котле, – по-свойски приветствовал вновь прибывших Хасар. – А мы тут обсуждаем, как уберечь Угэдэя, чтобы он и впредь нес девятихвостое белое знамя.

Символ объединенных племен по-прежнему трепетал у него над головой. Конские хвосты когда-то пестрели цветами разных племен, пока Чингисхан не велел их выбелить. И никто не смел посягнуть на этот знак власти, равно как и оспорить право Хасара пользоваться повозкой.

Субудай удобно устроился на краю настила, свесив с него ноги, и потянулся за лепешками и мясом. Он знал – Хачиун с Хасаром ждут, что он им скажет. По природе своей немногословный и не любящий лишнего внимания, Субудай неторопливо поел и пару раз хлебнул арака.

В общем молчании Джебе облокотился о войлочную стену и с расстояния озирал город, зыбким белым миражом подрагивающий в переливчатых струях теплого воздуха. Горел золотом купол Угэдэева дворца: казалось, что из города смотрит на них желтый глаз.

– А ко мне подходили, – поделился наконец Джебе.

Субудай перестал жевать. Хасар, скосив глаза, отнял ото рта бурдюк, к которому хотел было приложиться.

– Что вы так смотрите? – повел плечами Джебе. – Можно подумать, вы не знали, что это рано или поздно произойдет. Не со мной, так с кем-нибудь другим из нас. Посланец был незнакомый, без знаков отличия.

– От Чагатая? – уточнил Хачиун.

Джебе кивнул:

– А от кого же еще? Но без имен. Они мне не доверяют. Так, легкая проба, куда я после этого метнусь.

– Вот ты и метнулся, – криво усмехнулся Субудай, – на виду у всех. Нет сомнений, что у них теперь за тобой догляд.

– Ну и что с того? – с вызовом посмотрел Джебе. – Я по-прежнему предан Чингисхану. Или я хоть раз назвался своим родовым именем Зургадай? Нет, я ношу имя, которым меня нарек Чингис, и храню верность его сыну, которого он назвал наследником. Какое мне дело до того, кто и что подумает, видя меня за беседой с его темниками?

Субудай со вздохом отложил недоеденный кусок:

– Мы знаем, кто, вероятнее всего, попытается помешать Угэдэю стать ханом. Только не знаем, как они думают это обставить и сколько народу их поддержит. Подойди ты ко мне тихонько, Джебе, я бы поручил тебе согласиться на все, что они предлагают, и выяснить, что у них на уме.

– Кому хочется красться впотьмах, Субудай? – презрительно спросил Хасар, взглянув при этом на брата с расчетом на поддержку.

Но тот отвел глаза и покачал головой:

– Субудай прав, брат. Дело не только в том, чтобы продемонстрировать нашу позицию Угэдэю и тем достойным людям, которые за нами пойдут. Ты пойми, до Тэмучжина никакого хана у нашего народа не было, а потому нет и законов, по которым переходит ханская власть.

– Законы диктует сам хан, – не моргнув глазом ответил Хасар. – Я не видел никого, кто бы сетовал, когда он велел нам всем присягнуть Угэдэю как своему наследнику. Чагатай, помнится, и тот преклонил колени.

– Потому что выбор у него был пасть ниц или умереть, – сказал Субудай. – А теперь, с кончиной Чингисхана, вокруг Чагатая собрались те, кто нашептывает ему в оба уха. А нашептывают они одно: что единственная причина, по которой он не стал наследником, – это его вражда с братом Джучи. А теперь получается, что Джучи нет в живых и дорога свободна.

Он на секунду умолк, вспоминая снег, окрасившийся кровью. При этом лицо его было абсолютно непроницаемым и бесстрастным.

– У нас еще не сложилась традиция передачи власти, – устало продолжал Субудай. – Да, Чингисхан избрал своего наследника, но ум его при этом был затуманен гневом на Джучи. А ведь незадолго до того он открыто благоволил именно Чагатаю и ставил его выше остальных своих сыновей. Разговоры об этом так и бурлят. Мне иногда кажется, заяви Чагатай о своих притязаниях в открытую и пойди на Угэдэя с мечом – добрая половина войска не станет ему препятствовать.

– Зато другая разорвет в клочья, – упрямо вздернул подбородок Хасар.

– И в одно мгновение у нас вспыхнет междоусобица, да такая, что держава расколется надвое. И все, что построил Чингисхан, сгорит почем зря в этом губительном пламени. Думаете, пройдет много времени, прежде чем на нас двинутся арабы или цзиньцы?.. Вот и я о том же. Так что, если нас ждет такое будущее, я лучше отдам девятихвостое знамя Чагатаю нынче же. – Видя недоуменно-рассерженные взгляды собеседников, он поднял руку. –