Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

Нередки утверждения о том, что генералами двигали амбиции, соображения личной выгоды или иные корыстные цели. Чем обернулось для большей половины генералитета произошедшее в краткосрочной перспективе? Пресловутой «гучковской чисткой».

19 марта (1 апреля) Гучков адресовал генералу Алексееву письмо, указывая на уйму лиц, сидящих в Русской армии на изрядных должностях, но абсолютно не подходящих для командного состава. Причин тому перечислялось множество: скверное знание военного дела, наплевательское отношение к собственному долгу, безволие, бесхребетность, корыстолюбие… Три дня спустя ровно такие же послания были получены командующими фронтами, армиями и командирами корпусов. От них требовалось подготовить списки представителей генералитета с характеристикой каждого и оценкой «годен / не годен» для нынешних постов. На основе этих сведений военный и морской министр подготовил сводку, в которой затем делал пометы: «достоин выдвижения», «может остаться» или же «подлежит изгнанию». С подачи Гучкова штабам фронтов предписывалось не мешкать с увольнениями, по его мнению, негодных генералов. «Всего было уволено и смещено со своих постов до 60 % высших офицеров. Среди них 8 главнокомандующих фронтами и командующих армиями, 35 командиров корпусов (из 68) и 75 начальников дивизий (из 240)», — подводит итог «чистки» профессор А. С. Сенин[1717]. Сам Гучков на заседании съезда делегатов с фронта 29 апреля (12 мая) 1917 года разглагольствовал: «Одной из основных задач, предстоящих перед мной и Временным правительством, была задача обновления состава русской армии. Надо было дать дорогу талантам… Я знал наш командный состав и знал, что в нем было много людей устарелых, честных людей, — прекрасных служак, но людей, не знающих приемов нынешней войны, не способных проникнуться новыми взаимоотношениями. Приступая к разрешению этой задачи, я понимал, что милосердия к отдельным лицам здесь быть не может. В результате, все, что есть даровитого в командном составе выдвинуто нами. И тут я с иерерхией не считался. Есть люди, которые начали войну полковыми командирами и сейчас командуют армиями, есть командиры полков, которых я минуя все остальные этапы, прямо выдвинул в начальники дивизии»[1718].

Если говорить об адресатах знаменитой циркулярной телеграммы генерала Алексеева от 2 (15) марта, то генерал Рузский глубоко сожалел, что «в своей длительной беседе с государем вечером 1 марта поколебал устои Трона, желая их укрепить…», и до конца своих дней не мог без волнения говорить о «трагических днях 1 и 2 марта»[1719]. Он был уволен из армии Алексеевым в апреле 1917 года как неспособный исполнять свои обязанности ввиду «переутомления». Тогда же службу оставил и генерал Сахаров. Наконец, в том же апреле в отставку подал и Гучков.

Сам генерал Алексеев, на котором, по мнению генерала Борисова, «не номинально, а чрезмерно-реально лежала ответственность за войну, само-собою чувствовал на себе все невзгоды государства, сидящего между стульями. Государь, надо отдать ему справедливость, отлично понимал невзгоду Алексеева, а потому, как человек разумный, не относился к Алексееву, как к “изменнику”, “предателю”, а как к истинному слуге России, а с нею и Царя…»[1720]2. Однако уже на второй день после отречения Николая II он признавался своему генерал-квартирмейстеру Лукомскому: «Никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, послушался их и послал телеграммы главнокомандующим по вопросу об отречении государя от престола»[1721]. В мае 1917 года он был вынужден подать в отставку, официально — ввиду состояния здоровья. Подлинными мотивами Алексеев поделился месяц спустя в письме генералу от инфантерии А. П. Скугаревскому: «Я оказался неудобным, неподходящим тем темным силам, в руках которых, к глубокому сожалению, безответственно находятся судьбы России, судьбы армии…»[1722]. В то же самое время генерал Алексеев доверил бумаге следующую характеристику уже отрекшегося царя — этот интереснейший документ был выявлен историком О. Р Айрапетовым: «N человек пассивных качеств и лишенный энергии. Ему недостает смелости и доверия, чтобы искать достойного человека. Приходится постоянно опасаться, чтобы влияния над ним не захватил кто-либо назойливый и развязный… Ему не хватает силы ума, чтобы настойчиво искать правду; твердости, чтобы осуществить свои решения, несмотря на все препятствия… Его доброта вырождается в слабость… Он был лишен и характера, и настоящего темперамента… Жертва постоянных колебаний и не покидавшей его нерешительности»[1723]. Был ли он столь же искренен с генералом Лукомским? Конечно, это риторический вопрос. 25 октября (7 ноября) 1917 года Алексеев будет спешить к Мариинскому дворцу, где заседал Предпарламент, но опоздает. Матросы Гвардейского флотского экипажа и солдаты гвардии Кексгольмского резервного полка во главе с комиссарами Военно-революционного комитета (ВРК) около полудня распустят заседание. Караул чудом не узнает в лицо в недавнем прошлом человека № 1 в Русской армии, иначе Алексееву было бы не миновать ареста. Тот уйдет, но не отчается и не смирится с происходящим. День напролет генерал будет пытаться хоть как-то повлиять на ситуацию. Он явится в штаб Петроградского округа, еще не занятый ВРК, попросит обеспечить конвоем, дабы затем пройти в Зимний дворец… Алексееву хотелось быть там, в эпицентре событий. В ответ ему посоветовали воздержаться от скоропалительных действий и исчезнуть.

Генерал Эверт 3 (16) марта поделился с женой тяжелыми думами: «Знаешь, что мне пришлось сделать, — нарушить присягу, обратиться к государю с просьбой отречься от престола…». Он сразу же был заподозрен новой властью в контрреволюционных настроениях. Попытки подтолкнуть его к отставке лишь спровоцировали генерала на резкое неприятие республики, и Гучков приказал ему оставить должность[1724]. Впоследствии, узнав об убийстве царской семьи, Эверт воскликнет: «А все-таки, чем ни оправдывайся, мы, главнокомандующие, все изменники присяге и предатели своего государя! О, если бы я только мог предвидеть несостоятельность Временного правительства и Брест-Литовский договор, я никогда бы не обратился к государю с просьбой об отречении! Нас всех ожидает та же участь и поделом!»[1725].

Великий князь Николай Николаевич 11 (24) марта приехал в Могилев, намереваясь приступить к исполнению обязанностей Верховного главнокомандующего. Но возвращения на круги своя не случилось: Временное правительство сообщило великому князю, что это невозможно. Тому ничего не оставалось, кроме как выйти в отставку.

Вице-адмирал Непенин 4 (17) марта был убит в Гельсингфорсе подлыми выстрелами в спину. Личности убийц не были установлены, но впоследствии находились революционные матросы, приписывавшие это преступление себе. Вице-адмирал Колчак в знак протеста против изъятия оружия у офицеров и постановления Делегатского