Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

в размышления о «бойне Нивеля», уделяя особое внимание емкостям с горючим. Они располагались снаружи на уступах в кормовой части пошедших в атаку 16 апреля 1917 года французских танков Schneider CA1. «Если вы решите, что эти чертовы бидоны французские командиры навесили на французские танки для того, чтобы немцам было сподручнее их истреблять, то сильно ошибетесь», — саркастично замечает Н. В. Стариков[1756]. Сам он ошибся в количестве танков (в атаке приняли участие 132, а не 128 машин), истребил почти все из них (на деле были выбиты 76 танков, 57 % от их общего количества) и умолчал о модернизации Schneider CA1 с мая 1917 года (топливные баки забронировали и перенесли на корму).

Но все это сущие мелочи на фоне описываемого Н. В. Стариковым общеевропейского заклания собственных армий.

Ничем не подкрепленные утверждения бывает парадоксально сложно опровергнуть именно по причине отсутствия у них какой бы то ни было точки опоры. Н. В. Стариков беззастенчиво пользуется этим. В своих сочинениях он подменяет изложение истории смесью из обрывочных сведений, допущений и откровенной лжи. Изредка встречающиеся на страницах книг Н. В. Старикова факты служат единственной цели: иллюстрации того или иного авторского «тезиса». Впрочем, важнейшие из них, вроде упомянутого сговора британских и германских спецслужб, попросту выдумываются автором, становясь, по его мнению, неопровержимыми. «Фактов нет, но авторской логики, разумеется, вполне достаточно для того, чтобы закрыть этот досадный пробел в “новой версии” происхождения русской революции»[1757], — иронизировал над одним из сочинений Н. В. Старикова член-корреспондент РАН, доктор исторических наук Р. Ш. Ганелин в своем последнем труде, вышедшем в свет post mortem. Увы, мне не доводилось встречать других примеров отповеди профессионального сообщества Н. В. Старикову. Остается надеяться, что его творчеству еще будет дана достойная оценка, а рассмотренные мной примеры послужат для читателей предостережением. И все, довольно здесь об этом.

«Пломбированным вагоном» по сей день именуется этот, безусловно, не вполне обычный по меркам 1917 года транзит. Да, Германия делала определенную ставку на дестабилизацию левыми радикалами положения дел в России. Германский МИД поддержал их замысел в собственных интересах, но не наоборот — эта разница принципиально важна. И, во-первых, Ленину об этом не говорилось, рассуждения о нем как немецком резиденте тем более несостоятельны. Во-вторых, на тот момент Россия и без большевиков была живой иллюстрацией к правилу «падающего — толкни». В-третьих, данная ставка не сыграла. Однако к некоторым фигурантам данного сюжета, прежде всего Парвусу, я еще вернусь далее.

Этот транспарант сам по себе — одна из наиболее известных иллюстраций к версии «германского следа» в Октябрьской революции

Знали ли российские и зарубежные спецслужбы о мнимой сделке Ленина с германским Генеральным штабом? Востребованным источником на сей счет в исследованиях и публицистических произведениях являются воспоминания полковника Б. В. Никитина. Зачастую к ним относятся некритически, однако эти мемуары изобилуют неточностями и серьезными искажениями в описании даже весьма ярких событий революционного 1917 года. В частности, полковник Никитин повествует о водворении в тюрьму незадолго до Февральской революции «неприятельского агента» Карла Гибсона, руководившего разгромом петроградской контрразведки в первые послереволюционные дни. В действительности фамилия фигуранта этих событий была не Гибсон, а Рейнсон, он являлся агентом русской контрразведки, а в работе на немцев лишь подозревался[1758]. Этот, таким образом, фальсифицированный намеренно или за давностью лет эпизод практически в неизмененном виде был экранизирован в одной из серий художественного телевизионного фильма «Гибель империи».

В качестве приложений к переизданию воспоминаний Никитина опубликованы документы российского военного агента в Дании в годы Первой мировой войны Генерального штаба полковника С. Н. Потоцкого — его донесения Особому отделению генерал-квартирмейстерства Главного управления Генерального штаба (Огенквар ГУГШ) в Петрограде и поступавшие в Копенгаген ведомственные письма и запросы. Автор-составитель этой публикации[1759], кандидат исторических наук[1760] К. М. Александров претенциозно преподносит данную подборку документов как подтверждение «несомненного участия германских агентов и германских капиталов» в организации Октябрьской революции. На поверку оказывается, что это многообещающее название заимствовано из сообщения Огенквара полковнику Потоцкому, хотя, по логике вещей, подтверждение «несомненного участия» должно содержаться в донесениях из Копенгагена в Петроград. С тем же расчетом на неискушенную целевую аудиторию К. М. Александров пишет в предисловии к документам: «Будучи профессиональным офицером службы Генерального штаба, С. Н. Потоцкий не сомневался в том, что противник финансировал деятельность большевиков в России при помощи законспирированной цепочки посредников»[1761], дабы читатель проникся уверенностью российского атташе перед ознакомлением с вводимыми в научный оборот документами.

Как военный агент, полковник Потоцкий и в самом деле был на хорошем счету у Огенквара. Однако известен ряд примеров его не вполне добросовестной работы. На рубеже 1915–1916 годов он передал в Петроград отличающиеся противоречивостью агентурные данные, воздержавшись от их сопоставления, анализа и проверки[1762]. Отдельные сведения, направленные Потоцким Генштабу, носили явно вымышленный характер. В январе 1916 года он со ссылкой на агента «Кривоноса» докладывал о переправке на Западный фронт массы болгарских и турецких войск в униформе германской армии, а также — о существовании в Москве тайной германской организации, занимавшейся подделкой паспортов для нелегального проникновения в Россию вражеской агентуры. Департамент полиции проверил эти сведения и счел их совершенно фантастическими[1763]. Далеко не все агенты Потоцкого были добропорядочны по отношению к разведке, а сам он в 1916 году был заподозрен англичанами в шпионаже в пользу Германии. С учетом этой информации, которую К. М. Александров опускает, отношение к агентурным данным полковника Потоцкого становится в известной мере скептическим.

Впрочем, они и без того противоречат друг другу — например, донесение от 2 (15) мая 1917 года сперва сообщает о серьезнейшем продовольственном кризисе в Германии и Австро-Венгрии («не хватает хлеба, мяса, картофеля, муки, вообще съестных продуктов»), а затем — о высылке из нейтральных стран в Россию социал-демократов с выплатой им больших сумм денег[1764]. Как относиться к подобным сведениям? Во-первых, они никоим образом не подтверждаются и предлагаются публикатором к принятию на веру. Во-вторых, ни в одной из 14 телеграмм не фигурируют, даже не упоминаются большевики и их лидеры. Наконец, в-третьих, применительно к процитированному документу, по замечанию историка С. В. Тютюкина, идея о том, что истощенная, обескровленная, оголодавшая и сама находившаяся на пороге революции Германия в 1917 году была способна разбрасывать золото налево и направо, отдает нездоровой фантастикой[1765].

Аналогичным примером фальсифицированных сведений военной агентуры — правда, не российской, а французской — являются