Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

не говоря уж об истории России в целом, — достаточно припомнить 1825 год, Константина Павловича и его мифическую жену «Конституцию»… Вернее, Свод Основных государственных законов Российской империи и статью 37, закрепленную в нем решением Николая I: «При действии правил, выше изображенных о порядке наследия Престола, лицу, имеющему на оный право, предоставляется свобода отрещись от сего права в таких обстоятельствах, когда за сим не предстоит никакого затруднения в дальнейшем наследовании Престола». Следующая за ней статья гласит: «38. Отречение таковое, когда оно будет обнародовано и обращено в закон, признается потом уже невозвратным»[1708].

Некоторые современные авторы отказывают государю и в этом праве, апеллируя к другим положениям Основных государственных законов. «В Законе детально оговорена процедура отречения от права на престол, но процедура отречения от престола в нем не упомянута. Николай II принял престол согласно действующему на тот момент законодательству и, как человек глубоко верующий, при священном короновании и миропомазании принимал самодержавие от Бога как “великое служение” (примечание 2 к ст[атье] 58 Закона), и не в его царской власти было отказаться от него. Православный царь Николай II имел высшее юридическое, военное и экономическое образование и являлся священным лицом и носителем особой благодати Святого Духа, и эта благодать действовала через него при соблюдении им закона, а также удерживала распространение зла в мире… — рассуждает кандидат экономических наук П. П. Кравченко. — Согласно Закону права на отречение от престола, который уже принят, нет у царствующей особы»[1709]. «Освободить самого себя от своей же обязанности, и при том посредством полномочий, которые вытекают из этой же обязанности, — это было бы верхом юридического абсурда», — писал публицист М. А. Александров[1710].

Однако если рассматривать данный казус именно с точки зрения права, то не следует забывать о статье 4 все тех же Основных государственных законов: «Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная власть. Повиноваться власти Его, не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает»[1711]. Она выглядит вполне самодостаточной, но здесь есть более тонкий момент. Касаемо прав Николая II на престол и отречение от престола доктор исторических наук В. Ж. Цветков резонно замечает: «Подобное разграничение права вообще от правоисполнения достаточно условно, поскольку Царствующий Император отнюдь не исключается из Царствующего Дома, а вступает на Престол именно потому, что имеет на него право, которое и сохраняет за собой в течение всего Царствования»[1712].

Что же насчет возможности отречься вместе с наследником и миновать его при передаче высшей власти? «Данное действие Императора следует квалифицировать как отступление от положений Основных государственных законов (derogatio). Такая мера может применяться при чрезвычайных обстоятельствах и служит для временного решения проблемы, — подчеркивает кандидат юридических наук К. В. Карпенко. — Отступление было осуществлено от имени Верховной власти самим носителем суверенных прав, каковой в полной мере уполномочен на подобное действие. Возможность дерогации применительно к процедуре наследования престола содержится в ст. 43 Основных государственных законов, по которой право назначения правителя и опекуна предоставлялось царствующему монарху по его воле и усмотрению»[1713]. Подобное отступление не являлось нарушением закона, а было скорее его адаптацией к чрезвычайным условиям в конкретный момент времени. Право же на это отступление имелось у государя согласно той самой статье 4, процитированной ранее. 1 (14) августа 1904 года Николай II уже назначал великого князя Михаила Александровича регентом, затем сняв 30 декабря 1912 (12 января 1913) года с него эти обязанности. В случае с отречением были соблюдены и другие формальные условия — подписание его самим императором, заверение подписи графом Фредериксом и последующая публикация. Паче того, произошедшее еще не означало крушения самодержавия — власть была законно передана преемнику.

Однако великий князь Михаил Александрович на следующий день подписал акт непринятия престола, и история российской монархии завершилась.

П — последствия

Так существовал ли «заговор генералов»? Имел ли место преступный сговор представителей высшего командного состава Русской армии, повлекший за собой отречение Николая II и превращение России в республику? Если верить Генерального Штаба полковнику С. А. Щепихину, об этом практически в открытую ходили слухи — доктор исторических наук А. В. Ганин обнаружил в архивах и обнародовал следующее его свидетельство: «Мы и слухи о готовящемся военном перевороте встречали совершенно спокойно: знали и были убеждены, что при подобном выходе из положения (а выход надо было найти, — так идти дальше невозможно) особа государя останется в полной неприкосновенности… Мы ведь совершенно не знали внутренних отношений в самой царской семье… К сожалению, по-видимому, таким же профаном был и наш возглавитель, наш умный Алексеев. Иначе он должен был или прекратить все то, что происходило на его глазах и не без его попустительства, или же взять в твердые собственные руки кормило власти, заслонив совершенно особу царя. Ни того, ни другого он не сделал и дал себя провести на “мякине”, хотя и был старым, опытным воробьем: мякиной оказался тот почет и уважение, которым его окружали и то внимание, с которым прислушивались к словам этого случайного человека. Он был нужен как лежащее на пути бревно, его оставляли до поры до времени, чтобы сбросить, как ненужный хлам, когда он будет лишь мешать…»[1714].

С другой стороны, различных версий и трактовок вероятного заговора за столетие возникло много больше, чем я мог бы уместить в главе. По одной из них, арест государя мог произойти еще в 1916 году, но Алексееву помешали стать диктатором болезнь и отъезд в Крым. По другой, чины Морского министерства собирались сбагрить императорскую чету в Англию на борту военного корабля. Согласно третьей, Всероссийский Союз городов в декабре 1916 года хотел сделать царем великого князя Николая Николаевича, а премьер-министром — одного из руководителей Земгора князя Львова. Не вышло — командующий Кавказским фронтом счел, что армия не готова к такой рокировке. Из четвертой версии следует, что Гучков сотоварищи делал главную ставку не на Рузского, а на Крымова, являвшегося «будирующим и организующим началом на фронте»[1715]. Правда, на Румынском фронте, с которого дотянуться до царского поезда ему было бы, мягко говоря, сложно.

При желании можно допустить, что все эти планы строились одновременно, или выбрать из них наиболее интересный вариант по вкусу, — неважно. В каждой из версий заключен один и тот же принципиальный изъян: они основаны на послезнании. Изобретая сегодня самые изощренные интриги генералов с их телеграммами на руках, следует помнить: это далекое прошлое было для них стремительным, непредсказуемым настоящим.