Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

трудом. Михаил боялся даже подумать, что со всей этой «надстройкой» может стать, если задует знаменитая байкальская «горная», которая налетает внезапно, в несколько секунд сменяя штиль в атмосфере настоящим ураганом. Такой ветер сразу мог очистить палубу от всех палаток с их обитателями, если они не скроются внутрь парохода. К счастью, ничего не стряслось. Обошлось без «горной». «Комсомолец» благополучно дотопал до порта Байкал, оттуда все пассажиры на пароме переехали в Лиственничное на правый берег в истоке Ангары, откуда их повез по Ангаре в Иркутск уже вполне современный теплоход. А потом Михаил летел в Москву с компанией Юры в одном самолете. Лариса и Ваня в Иркутске сели на поезд. Михаил не хотел провести в поезде трое с лишним суток. Ему хотелось добраться до дому, не расплескав и не разбив Баргузинских и Байкальских впечатлений железнодорожной одурью и скукой. А спустя полтора года Михаил снова увиделся с Юрой в майском походе по реке Тёше. Юра тогда восхитился тем, как быстро Михаил отремонтировал байдарку «Колибри», которую ее экипаж навалил в быстротоке на сваю моста, отчего её и сломало по кильсону, стрингерам и двум шпангоутам. Аварийная команда пребывала в шоке. Пользуясь тем, что каркас у «Колибри» был деревянный, Михаил подобрал у сельского магазина – злополучный мост-то находился в деревне – обычный ящик и с помощью топора, пассатижей и отвертки аккуратно разбил его, вытащил и распрямил гвозди, а добытые таким образом деревянные рейки прибил ящичными же гвоздями к сломанным шпангоутам и кильсону. К стрингерам же прикрутил проволокой прутики поверх места слома, и через пару часов байдарка была на плаву. Михаил и сам был потрясен такой простотой ремонта и после похода купил такую же байдарку для себя, тем более, что она понравилась ему своей ходкостью. Уже зная слабые места её конструкции, он усилил флоры и бимсы шпангоутов накладками из алюминиевых профилей. Но это было потом. А в том походе Юра (а он был не моложе Марка) крепко поверил в бывалого ремонтера, и еще годом позже позвал Михаила в поход по Забайкалью. На сей раз Юра пошел в экипаже с молодой женой Инной, доцентом кафедры иностранных языков в одном из московских ВУЗ / ов. Она была веселым человеком, к тому же радующейся удачному новому браку, и нередко конфузила мужа своими откровениями перед всем походным обществом насчет житья с прежним мужем – музыкантом и юношеского увлечения рок-н-роллом, когда партнерам случалось во время танца аккуратно опрокидывать ее головой вниз и постукивать ею несколько раз по полу. У нее были рыжие волосы, озорной темперамент, и она любила вспоминать, как, только что сблизившись с Юрой, в какой-то деревне попалась на глаза бабе, невольно вскричавшей, показывая кому-то на Инну пальцем: «А баба-то рыжа!» Вот так за ней закрепилось название Рыжая Баба. Для неё и Юры поход по Амалату-Ципе-Витиму был по времени почти что свадебным путешествием, и они действительно ощущали себя молодыми – даже Юра, который во время войны уже был офицером и служил переводчиком в штабе армии, по крайней мере, тогда, когда наши уже вошли в Румынию. Там-то, по словам Рыжей Бабы, Юра и получил сексуальное образование в постели искушенной и искусной в любви румынской дамы. Впоследствии Юра работал в аппарате ЦК у Маленкова, но это не испортило его. Он был дружелюбен и прост в обращении. Марк с некоторой ревностью следил за его отношением к Михаилу. Однажды Юра восхитился вслух тем, как Михаил, уйдя с бивака на охоту в тайгу, через три часа вышел обратно в том же месте, где в нее вошел, хотя тропы там и не было. Марк выслушал это с хмурой настороженностью, но оставил без комментария, хотя и не любил оставлять свое мнение при себе тем более, что был хорошим рассказчиком и умел заинтересовать слушателей. Вспоминая о детских годах в Англии, он рассказал однажды, каким уважением у детворы пользовался полицейский констебль. Собственно, слова «констебль» он не произносил. Из его уст вырывалось чеканное, состоящее почти из одних согласных другое слово: «КОНСТБЛ». С той поры ни Михаил, ни Марина, ни, тем более, их Коля никогда не произносили его иначе, о ком бы ни зашла речь – о великом ли английском живописце или о полицейском чине. Иногда Юра спрашивал Марка, как он себя чувствует или как относится к кому-то или к чему-то, и в ответ вместо безыскусственного простонародного «Хуёво» слышал интеллигентский эвфемизм: «Икс-образно». Несмотря на свое происхождение из сугубо большевистской семьи, Марк произносил наименование «родной коммунистической партии» не иначе, чем КаПеСоСи, что, правда, никаких возражений ни у кого из слушателей и спутников не вызывало. О номенклатурных лицах, которые из снобизма и жадности (докторам и кандидатам наук на многих должностях платили вдвое больше) желали получить ученую степень – и получали ее – без защиты диссертации «по совокупности трудов», он презрительно переводил на свой язык: «по совокуплению». Еще на пути к маршруту Марк поинтересовался у Михаила сутью его занятий. Получив объяснения, Марк задал несколько толковых вопросов, однако особого интереса к решению проблем поиска информации не проявил, как, впрочем, и Михаил к магнетронам Марка. Однажды они втроем отправились с бивака на вечернюю зарю к озеру по другую от лагеря сторону Большого Амалата.

Михаил надеялся, что уток там будет больше, чем на реке. Уток, однако, оказалось совсем немного. Одну, правда, удалось подстрелить и достать жердью, стоя на травянистой плавине, сквозь которую, того и гляди, можно было провалиться в глубину. Озеро зарастало с берегов, и буквально негде было подойти к зеркалу воды прямо с тверди. Когда основательно стемнело, они двинулись обратно, и только на берегу Амалата Михаил спохватился, что стреляная утка осталась лежать в траве на берегу. Он попросил спутников подождать, пообещав через десять минут вернуться. В лицах Юры и особенно Марка несмотря на изрядную темноту Михаил смог прочесть полное неверие в успех его предприятия, тем более, что к озеру не было тропы. Однако Михаил сразу нашел утку там, где ее оставил, и вернулся, как и обещал, через десять минут. Спутники по этому поводу ничего не сказали, но было ясно, что на них это произвело впечатление. Вскоре выпал случай – и даже не один – убедиться, что охотничье самолюбие Марка было задето. Как-то шедший на байдарке впереди Михаила Марк несколько раз выстрелил по одному нырку, но тот каждый раз успевал благополучно уйти под воду. Михаил приблизился как раз в тот момент, когда Марк приготовился стрелять еще раз. Михаил мгновенно понял, что, если он не опередит Марка, нырок снова уйдет из-под снопа дроби, и вскинул ружье в плечо. По дробовой осыпи на воде он увидел, что ударил точно в то место, где, подняв зад, ушел в глубину нырок. Он не появлялся так долго, что Юра, тоже наблюдавший за этой сценой, успел огорченно сказать: «Ты тоже промазал.» – и тут нырок вдруг всплыл в том же месте, где нырнул, только брюхом и лапами вверх. «Вот это – да!» – раньше всех восхитилась Рыжая Баба. – «Здорово!» – подтвердил Юра. Марк же только вздохнул. Он все-таки понял, что и на сей раз не успел бы с выстрелом, и потому у него хватило ума спрятать досаду. В тот же день, несколько позже, он стрелял уже гораздо успешнее и, когда вся флотилия пристала к берегу на ночлег, исполненный радужных надежд на реванш, Марк возгласил: «Ну, а теперь посмотрим, у кого сколько дичи!» Он вынул и разложил на пляже своих уток. Получилось картинно – целых семь. – «Ну, а как у вас?» – великодушно осведомился он. Теперь Михаил начал шарить под декой и вынимать свою добычу. Он наклонялся и вынимал, наклонялся и вынимал до тех пор, пока Марк в сердцах не воскликнул: – «Да что там у вас, магазин, что ли?» Достав еще двух последних уток, Михаил, наконец, распрямился. У него в ряду было четырнадцать. Но и это оказалось не всё. Подошел Юра и подложил подобранного им с воды того самого нырка, которого Михаил выбил из-под носа у Марка. Такой удачи не ожидал никто. Компания была обеспечена дичью на три дня. Михаил радовался, вспоминая наиболее удачные выстрелы. Загордившийся было Марк замкнулся в себе, хотя ему тоже было чему радоваться, что вспоминать, но, видно, ему больше хотелось обойти конкурента, нежели убедиться, что его взнос в общее изобилие достаточно значим. С этого дня Марк старался особенно внимательно следить за тем, что Михаил делал на охоте. Даже мелочи не укрывались от его ушей и глаз. Однажды утром с охоты в устье Витимского притока – реки Джилинды – Михаил принес четырех крохалей. – «Но ведь было всего три выстрела!» – заметил Марк. – «Да,