Империй. Люструм. Диктатор - Роберт Харрис

Это поручение мне не очень понравилось, но я отложил Еврипида и направился в атриум. Я думал, что увижу Клавдия в расстроенных чувствах, однако на его губах блуждала улыбка.

— Добрый день, Тирон. Я подумал, что лучше сразу прийти к учителю, получить нагоняй и забыть об этом.

— Боюсь, что моего хозяина нет.

Улыбка Клавдия несколько увяла — он считал, что я лгу.

— Но я приготовил для него восхитительный рассказ о случившемся. Он просто обязан выслушать его. Это смешно. Он не может прогнать меня.

Он оттолкнул меня и через большой зал прошел прямо в библиотеку. Я шагал за ним, заламывая руки. Но, к нашему удивлению, комната была пуста. В противоположном ее конце имелась маленькая дверца для рабов, и, когда мы вошли, она еще закрывалась. Еврипид лежал там, где я оставил его.

— Что ж, — сказал Клавдий нетвердым голосом, — не забудь передать ему, что я приходил.

— Обязательно, — ответил я.

XIII

Приблизительно в это время, как и предсказывал Клавдий, Помпей Великий вернулся в Италию, высадившись в Брундизии. Гонцы сената передавали друг другу эту весть на расстоянии почти четыреста миль, чтобы доставить новости в Рим. Вместе с Помпеем прибыло двадцать тысяч его легионеров, к которым он на следующий день обратился с речью, собрав всех на городском форуме.

— Солдаты, я благодарю вас за службу. Мы покончили с Митридатом, величайшим врагом Рима со времен Ганнибала, и вместе совершили героические деяния, которые будут помнить и через тысячу лет. Горько сознавать, что нам пора расстаться. Но мы живем в стране законов, а сенат и народ не дали мне разрешения держать войско в Италии. Возвращайтесь в свои родные города. Возвращайтесь в свои дома. Я говорю вам, что вы будете вознаграждены за службу. Все вы получите деньги и землю. Это я вам обещаю. А пока ждите, когда я позову вас присоединиться ко мне в Риме, где вы получите свою долю добычи, и мы вместе отпразднуем величайший триумф, какой только знала столица нашей разросшейся империи, — торжественно произнес Великий Человек.

После этого он отправился в Рим, сопровождаемый только ликторами и несколькими ближайшими друзьями. Когда новости о его скромной свите распространились по стране, они произвели потрясающее воздействие. Люди боялись, что полководец двинется на север во главе всего войска, оставляя за собой безжизненную просеку, будто по ней прошли полчища саранчи. Вместо этого Повелитель Земли и Воды ехал, наслаждаясь неторопливым путешествием, останавливаясь в придорожных гостиницах, и вел себя так, будто он простой путник, возвращающийся домой из чужих земель. Во всех городах, лежавших на его пути, — в Таренте и Венузии, Капуе и Минтурнах — собирались толпы, приветствовавшие Помпея. Сотни людей решили оставить свои дома и двинулись вслед за полководцем в Рим, и скоро сенату сообщили, что к Риму направляется почти пять тысяч человек.

Все эти донесения Цицерон читал с возрастающей тревогой. Ответа на его длинное письмо к Помпею все еще не было, и даже хозяин начал понимать, что его хвастовство по поводу своего консульства не принесет ничего хорошего. Хуже того, от разных людей приходили вести о том, что Помпей недоволен Гибридой. Проехав через Македонию и наглядно убедившись в мздоимстве и беспомощности наместника, Великий Человек собирался по прибытии в Рим потребовать его немедленного отзыва. Подобный шаг грозил Цицерону разорением, ведь он еще не получил от Гибриды ни одного сестерция. Хозяин вызвал меня в библиотеку и продиктовал длинное письмо бывшему сотоварищу: «Я приложу все старания, чтобы прикрыть тебя здесь, только если буду видеть, что мои усилия не тратятся впустую. Но если я не увижу благодарности с твоей стороны, то никому не позволю делать из себя дурака. Даже тебе».

Через несколько дней после сатурналий состоялся прощальный обед в честь Аттика, под конец которого Цицерон вручил ему это письмо и попросил лично передать его Гибриде. Аттик поклялся выполнить поручение, как только достигнет Македонии. А затем, среди слез и объятий, друзья попрощались. Оба были очень расстроены тем, что Квинт не удосужился прийти и попрощаться с Аттиком.

После того как Аттик покинул город, неприятности, казалось, навалились на Цицерона со всех сторон. Он, как и я, очень беспокоился о Сосифее, своем младшем письмоводителе, здоровье которого сильно ухудшилось. Я сам учил этого юношу латинской грамматике, греческому языку и скорописи. Все очень любили его. Благодаря мелодичному голосу он стал чтецом Цицерона. Сосифею было лет двадцать шесть, и он спал в подвале, в каморке рядом с моей комнатой. У него начался кашель, затем лихорадка, и Цицерон послал к нему своего личного врача. Кровопускание не помогло, пиявки тоже. На Цицерона все это произвело очень сильное впечатление; хозяин почти каждый день присаживался на лежанку больного и держал у него на лбу холодную примочку. Я проводил с Сосифеем каждую ночь в течение недели, прислушиваясь к его горячечному бреду, пытаясь успокоить его и заставить выпить немного воды.

Как часто бывает во время лихорадки, последнему приступу предшествовало затишье. Я хорошо помню, как это произошло с Сосифеем. Было далеко за полночь. Я лежал на соломенном матрасе рядом с его лежанкой, укрывшись от холода одеялом и овечьей шкурой. Больной вдруг совсем затих, и в этой тишине и тусклом желтом свете я тоже задремал. Но что-то меня разбудило, и когда я повернулся к нему, то увидел, что Сосифей сидит на лежанке, уставившись на меня с выражением ужаса на лице.

— Письма, — сказал он.

Он всегда так волновался о своей работе, что я чуть не расплакался.

— С письмами все в порядке, — ответил я. — Все хорошо. Спи.

— Я скопировал письма.

— Конечно-конечно. Ты скопировал письма. А теперь спи.

Я попытался уложить его, но больной стал вырываться из моих рук. К этому времени он совершенно исхудал и был хрупок, как ласточка. И все-таки Сосифей не хотел ложиться. Он собирался сказать мне что-то важное.

— Красс об этом знает.

— Конечно, Красс об этом знает, — сказал я успокаивающе. И вдруг что-то толкнуло меня. — О чем знает Красс?

— О письмах.

— Каких письмах? — (Сосифей не отвечал.) — Ты имеешь в виду письма без подписи? Те, в которых говорилось о возможных погромах в Риме? Ты их скопировал?

Он кивнул.

— А откуда Красс знает о них? — прошептал я.

— Я сказал ему. — его исхудавшая рука вцепилась в мою кисть. — Не сердись на меня.

— Я не сержусь, — ответил я, вытирая пот с его лба. — Он, должно быть, запугал тебя.

— Он сказал, что все уже