Творения. Том первый. ТВОРЕНИЯ АПОЛОГЕТИЧЕСКИЕ. ДОГМАТИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ. ИСТОРИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ - Емец

отечественный град Константинов (случилось же мне ехать тогда на коне), тогда вдруг епископ Афанасий среди улицы с некоторыми другими, при нем бывшими, так неожиданно явился предо мной, что был причиной моего изумления. Свидетель в том – всевидящий Бог, что с первого взгляда не мог бы я узнать его, кто он, если бы некоторые из моих на вопрос мой рассказать дело, как следует, не известили, кто он и какую терпит обиду. Я ничего не сказал ему в это время и не вступил в разговор. Когда же стал он просить выслушать его, а я отказывался и едва не велел удалить его от себя, тогда с великим дерзновением потребовал он себе от меня не иного чего-нибудь, а только вашего прибытия, чтобы в вашем присутствии мог он принести жалобу на все, что претерпел. Поскольку это показалось мне справедливым, а момент благоприятным, то с охотой велел я написать к вам это, чтобы все вы, составлявшие собор, бывший в Тире, без отлагательства поспешили в стан [1149] нашей снисходительности доказать на самом деле чистоту и правильность (ἀδιάστροφον) вашего суда предо мной, искренним Божиим служителем, чего и вы отрицать не станете. Ибо ради моего служения Богу повсюду водворяется мир и имя Божие искренно благословляется самими варварами, которые доныне не знали истины; явно же, что не познающий истины не познает и Бога. И все же, как сказал я, варвары через меня, искреннего Божия служителя,[1150] познали теперь Бога и научились благоговеть пред Ним, на самом деле ощутив, что Он во всем защищает меня и промышляет обо мне; посему и знают наипаче Бога и из страха предо мной благоговеют и пред Ним. А мы, которые, по-видимому, хвалимся святыми тайнами Его благоволения (не скажу: храним их), мы, говорю, делаем не что иное, как стремимся к разномыслию и ненависти и, проще сказать, служим к пагубе человеческого рода. Но, как сказано, поспешите ко мне, постарайтесь прийти скорее в той уверенности, что всеми силами домогаюсь успеха в том, чтобы сие преимущественно было соблюдаемо непреложно по закону Божию и не могли прикоснуться к сему ни порицание (ψόγος), ни какая-либо худая слава (κακοδοξία), [Col. 406] когда будут рассеяны, в конец сокрушены и совершенно уничтожены враги закона, которые, прикрываясь святым именем, дают место многовидным и разным богохульствам».

87. Приверженцы Евсевиевы, узнав об этом и сознавая, что ими сделано, другим епископам воспрепятствовали идти, а прибыли только сами: Евсевий, Феогний, Патрофил, другой Евсевий, Урзакий и Валент – и не говорили уже о чаше и об Арсении, потому что не хватило у них смелости, но, выдумав другое обвинение, касающееся царя, сказали самому царю, будто бы Афанасий грозился остановить подвоз хлеба из Александрии в его отечественный город.[1151] И это слышали присутствовавшие епископы – Адамантий, Анувий, Агафаммон, Арвефион и Петр; то же доказывал и гнев царя. Ибо царь, писавший таким образом и осуждающий их неправду, как скоро выслушал такую клевету, немедленно воспламенился и вместо того, чтобы выслушать меня, послал в Галлию. Но и этим еще более доказывается их лукавство. Ибо блаженной памяти Константин младший, возвращая меня в отечество и припомнив, что писано было его отцом, сам написал следующее:

«Константин кесарь

народу (τῷ λαῷ) кафолической Церкви града Александрии.[1152]

Не скрыто, думаю, от ведения вашего священного ума, что истолкователь достопоклоняемого закона Афанасий для того на время послан в Галлию, чтобы, когда лютость кровожадных и неприязненных врагов его угрожала священной главе его по развратности людей негодных, не понес он неисцеляемого зла. В посмеяние этой лютости исхищен он из челюстей окружавших его врагов, и ему велено жить у меня, так что в этом городе, в котором проживал он, имел у себя в изобилии все необходимое, хотя преименитая добродетель его, уверенная в Божией помощи, ни во что вменяет бремена и более суровой судьбы. Так и владыка наш Константин Август, родитель мой, в угождение особенно вашему любвеобильному благочестию сам уже намеревался возвратить сего епископа на свое место, однако же, застигнутый человеческим жребием, отошел на покой прежде исполнения своего желания, и потому я посчитал справедливым по преемству выполнить намерение блаженной памяти царя. Когда Афанасий явится пред вашими взорами, тогда узнаете, [Col. 408] в каком был он уважении. И неудивительно, если я сделал что-нибудь в его пользу, потому что к сему подвигли и склонили душу мою и представление о вашей к нему любви, и наружный вид такого мужа. Божий Промысл да сохраняет вас, возлюбленные братья! Дано в Триверах, в 15 день июльских календ».[1153]

88. Вот причина, по которой сослан я был в Галлию. Кто же не усмотрит в этом и намерение царя, и убийственную (φονικὴν) душу в Евсевиевых приверженцах? Царь сделал это для того, чтобы они не замыслили еще большего; просто выслушал дело; таковы поступки Евсевиевых приверженцев и таковы козни составленного против меня заговора (ἡ μηχανή). Кто же не скажет, видя это, что для меня ничего не сделано из милости, но справедливо и по надлежащему такое множество епископов писали за меня таким образом, и каждый особо, и все вместе, клевету же врагов предали осуждению? Кто не скажет, вникнув во все это, что Валент и Урзакий обвинили себя по справедливости и, раскаиваясь, писали [1154] таким образом против самих себя, решившись лучше ненадолго понести стыд, нежели вечно терпеть наказание, определенное клеветникам?[1155]

89. Посему справедливо и по-церковному поступили блаженные сослужители наши в том, что, когда иные признавали это дело сомнительным и вынуждали уничтожить в пользу мою сделанное определение, согласились они все терпеть и решились лучше на изгнание, только бы не видеть нарушенными [Col. 409] определения стольких епископов. Итак, если бы злоумышлявшим против меня и желавшим ниспровергнуть служившее в мою пользу воспротивились без рассуждения истинные епископы или если бы это были люди незначительные, а не предстоятели знаменитых городов и главы столь многих церквей, то можно было бы подозревать, что и теперь опять упорствуют они, действуя из угодливости. Когда же и на доказательствах они основывались, и претерпели изгнание, и в их числе находится Либерий, епископ Рима,[1156] который, хотя не до конца терпел скорбь заточения,[1157] однако же два года пребыл в изгнании, зная о заговоре против меня, когда в том же числе и великий Осия,[1158] и все епископы Италии, Галлии,[1159] Испании, Египта, Ливии, Пентаполя (ибо хотя Осия, убоявшись