Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

легкостью их списать, осуществляя следующую покупку. Нам интересно ваше внимание. Это не займет много времени, всего лишь одно касание к кнопке «оставить отзыв» и какие-нибудь полезные слова…

— Я в восхищении, — перебиваю. — Ты восхитительна. Ты красавица!

— Петенька? — елозит носом, просовывая кончик между пуговиц моей рубашки.

— У? — расслабляюсь, прикрываю медленно глаза.

— Я так скучала без тебя…

И я… И я!

Глава 31

Петр

Трудно… Тяжело… Сурово… Ах, как сложно-то! И почти невыносимо… Хоть плачь, ей-богу!

Ее персональный запах. Трепет маленького, гибкого и очень худосочного тела. Неуверенные, как будто робкие, несмелые, движения. Рваные поцелуи. Жалящие укусы, щипки, причмокивающие звуки и клацанье зубов, лишь когда неосторожность проявляем. Горячий шепот, протыкающий насквозь барабанные перепонки. Страстные объятия и странные, почти бредовые слова:

— Я не могу… Не могу больше… Слышишь, Велихов? Ты понимаешь, что я говорю?

С большим трудом, если честно, но все равно утвердительно, как животное, мычу:

— М-м-м, — губами терзаю предложенную мне для ласки шею.

— Не могу… Без теб-я-я-я-я, — хрипит, сильнее запрокидывая голову назад.

Тоня расслабляется, обмякает, заваливается на меня и повисает, зацепившись подмышками за мои руки, согнутые в локтях.

— Если ты вдруг… — хватается за плечи, подтягивается, карабкается, вонзается ногтями в шею, запускает тонкие и вытянутые пальцы мне в волосы, раздирает кожу и почти вгрызается в мои щеки, подбородок, щетинистые скулы. — Не отталкивай меня! — рычит мегерой, забираясь голосом мне в ухо. — Я этого не хочу!

И в мыслях не было! С чего она взяла, что я способен остановиться и сказать:

«Довольно! Иди на место, Туз. На сегодня хватит. Давай-ка, маленькая, спать».

— Не отпущу, — заверяю, утыкаясь носом в основание ее шеи. — Как ты сюда вошла? Как? Как? — на каждый вопрос поцелуем оставляю печать на нежной коже. — А-а-а? Тосик, ты жива?

— У меня есть ключ, Петруччио, — тихо стонет и задушенно хохочет. — Щекотно, ай-ай-ай!

Точно! Как я мог о таком забыть! Совсем башкой поплыл и растерял логическое мышление, которым кичусь по долгу службы и под соответствующее настроение.

— Ты голоден? Будешь ужинать?

— Очень… Буду!

Тоня упирается ладонями и оттаскивает себя от меня.

— Я могу приготовить. Что ты хочешь? — расфокусированным взглядом пытается установить с моими пьяными от страсти и переизбытка чувств глазами необходимый нам обоим зрительный контакт.

— Нет-нет, — мотаю головой, наклоняюсь к ее губам и, широко раскрыв свой рот, захватываю Тонькины уже хорошо истерзанные мной губы.

Смирнова ноет, прогибается в пояснице и таранит меня нижней половиной своего тела, сильно упакованного в жуткую резину.

— Сними это с меня, — раскинув руки, свесив их плетями, просит. — Очень душно. Мне в этом тяжело дышать. Грудь сильно сдавливает. Все болит.

Видимо, придется переиначить первый отзыв или настрочить второй, прикинувшись «покупателем номер 2».

— Тебе идет такой прикид, — с издевкой пырскаю, цепляю пальцами язычок на «качественной и рабочей» молнии ее сильно приоткрытого декольте, тяну замок, раскрывая половинки верхней части костюма женщины, способной впаять мне нехороший срок за неоднократное и грубое нарушение закона. Однако есть одна загвоздка:

«А по какой статье мне предстоит впоследствии на зоне срок мотать?».

Сопротивление представительнице закона? Обман, подлог, скрытая нажива или намеренное и неоднократное уклонение от налогов? Я бы предпочел иную формулировку, но сейчас совсем не соответствующее настроение.

Поддерживаю Тоню под спину, сдираю платье с одного плеча и тут же приникаю к обнаженной груди, упакованной в какой-то просвечивающийся… Пеньюар?

— Господи… — сипит Антония. — Сними же это, — водит верхней половиной тела, выгибается, словно судорогу ловит, буравит животом перевозбужденный пах. Почувствовав, по-видимому, мое желание, ойкает, дергается и приподнимается. Желает сверить все чувства и приметы, которым подтверждения не нужны. Все читается без слов и весьма красноречивых взглядов наших глаз, обезумевших от того, чему сейчас становятся случайными свидетелями.

Растаскиваю лиф форменного платья, грубо дергаю, прикладывая внушительную силу; запустив большие пальцы ей за пояс, скатываю почти презерватив, но никак не предмет женского ролевого туалета; как полагается, внезапно стопорюсь на круто обозначенных тазовых косточках, еложу латекс по выступающим бедрам — там, естественно, приходится почти с мясом рвать, — а после Тоня, семеня ногами, наконец-таки, скидывает все сама.

Сказать, что:

«Слава Богу, полегчало», означает, ничего дельного и важного, на самом деле, не сказать.

Второй, значительно повышенный, уровень эросложности, ребята! Ее воздушное нижнее белье. Прозрачная ткань лифчика телесного цвета, кофейно-черное кружево, атласная тесьма, бесконечные рюши, строго выделанные банты, крохотные сердечки, редкие цветочки и низкая посадка почти отсутствующих трусиков отключают мою мыслительную деятельность и запускают распахивание ротовой дыры и почти неконтролируемое слюноотделение, которое я на подбородке языком ловлю.

— Господи, — развожу руки, блаженно улыбаюсь, прикрыв от удовольствия глаза, — Ния, ты крохотное божество. Кто ты? Я ведь прав, да? Ты идеальна, космически волшебна! Откуда ты взялась такая? — прищурившись, рассматриваю гибкое тело из-под опущенных ресниц.

Твою мать! Мне мешает полумрак и нервное движение пламени огромного количества свечей. Все мелькает перед глазами и не дает сосредоточиться на той, с которой я сегодня и все последующие ночи проведу. Кто бы что ни говорил про сложные незарегистрированные отношения, я готов поспорить с каждым о том, что такое брак и что такое:

«Я тебя люблю!».

Безмолвно двигаю губами, признаваясь в чувстве к той, с которой целую вечность был знаком. Как это произошло, что я смотрю на полуобнаженное тело женщины, плыву мозгами, плавлюсь от желания и не осмеливаюсь без вот этой долгой подготовки то, что мне предложено, взять. Хочу, чтобы ей было очень хорошо, чтобы она стонала подо мной, чтобы просила добавки, чтобы сама все предлагала, чтобы всегда была, чтобы не кончалась, чтобы… Чтобы вместе, чтобы только с ней, чтобы навсегда!

— Тебе нравится? — сводит вместе бедра, скрещивает ноги, выставляя носок, предлагает на обозрение одну острую коленку, а я таращусь на ее лобок, который на меня выпучивается через просвечивающиеся кружева.

— Да, — сглатываю и поднимаю на нее глаза. — Извини, — ничего тактичнее не придумал, — у меня закончились слова.