Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

пальцами обхватываю острый подбородок и вынуждаю ее смотреть прямиком в мои глаза.

— Нормально, — себе под нос бормочет.

— Нормально — нормально? — повторяю ее издевательский ответ.

— Великолепно! — пытается освободиться от моей руки.

— Нужны подробности. Этого недостаточно.

— Тебе в душ не пора?

— Пора, но после того, как прослушаю твой отчет. Итак? — дирижирую ей начало.

— Спешу и падаю. Ага-ага. Смотри туда, Петруччио, не я ли там к трибуне подошла, чтобы огласить регламент и уже неактуальную повестку дня? Спотыкаюсь, распластываюсь, но упорно встаю и двигаюсь дальше. Съел?

— Все? — дергаю носом и с некоторым шумом втягиваю воздух.

— Все! — отрезает, почти показывая мне язык.

— Чем была занята? — настаиваю на подробностях.

— Ничем, — пожимает плечами.

— Это ведь скучно! Не поверю, что ты ничем не увлекалась. Туз, напрягись! Сделай одолжение.

— Я скучала, Петя. Скучала. Слышно? — освобождается от захвата. — А ты строил обиженку, да?

— Нет, — заторможенно ей отвечаю потому, как тяжело представить и понять, что она только вот сказала. — Тонь, с чего ты взяла, что я на что-то был обижен?

— А? — щипает угол моих губ, отстраняется и рассматривает то, что натворила. — Чувственный рот, Велихов? Умные глаза? Независимый нрав и чертовски непоседливый характер?

— Опять реклама? Ния, ты услышала меня?

— С характеристикой согласен?

— Как ты жила, Тонечка? — фиксирую ее лицо в своих ладонях, надавливаю на щеки, по-утиному вытягивая губы.

— Отпусти!

— Как?

— Я, черт возьми, скучала без тебя. Везде искала тебя, ждала, что заявишься. Перемахнешь через балкон, например. Припрешься без приглашения, начнешь качать права, — с визгом отзывается на мои слова. — Скучала, скучала, скучала! Доволен? Между прочим…

— Почему не звонила, не писала, не искала встречи? — перебиваю, не даю договорить то, что она хотела бы еще с нескрываемой обидой в голосе мне сказать.

— Я злилась на тебя. Между прочим…

— Тонь…

— Да! Я очень сильно злилась, Велихов. Дай же мне, в конце концов, сказать.

— Прости, — почти неслышно произношу.

— Что? — прищуривается и еще несколько раз переспрашивает. — Что-что? Что ты там себе под нос сказал?

— Тонь…

— Проехали, Буратино!

— Меня зовут, — от чертового прозвища начинаю заводиться, уменьшаю громкость звука, насупливаюсь и шиплю, — Петр! Черт возьми, Ния…

— А ну-ка, не кричи на меня, — хлопает ладошкой по моей груди. — Не смей на меня голос повышать. Запомни, Велихов!

Да ни черта я не хочу запоминать! Подскакиваю, подкинув на себе крохотное тело, провернув его в воздухе, подстраиваю самым лучшим образом, и быстренько впиваюсь в губы.

— Лежать, — в промежутках между поцелуями, отдаю приказ.

Смирнова крутится, брыкается, пытается избавиться от меня. Тоня сводит в тонкую прямую линию свои губы, стискивает зубы и задушенно мычит. Не собирается выбрасывать белый флаг!

— Я скучала… — шепчет, когда я все же прекращаю ее целовать.

Обвожу пальцем тонкий контур ее губ, прикасаюсь к носу, продвигаюсь по идеально ровной площадке, подбираюсь к переносице, останавливаюсь на перепутье — не знаю, к какой из двух бровей скорее подобраться, рисую незримые картинки на идеальной, гладкой коже, запускаю пятерню в Тонькины волосы и поднимаю их, оголяя красивое лицо.

— Я тоже, — склонившись, трогаю губами ее лоб, а Тонька жмурится и как будто бы с неприязнью морщит нос.

— Взбодримся? — подмигивая, предлагает.

— Что это значит?

— Ты настойчиво просил новостей. Пожалуй, об одном событии мне стоит упомянуть, раз уж мы с тобой достигли апогея. Сама не понимаю, как могла запамятовать. Это все ты виноват…

И снова, видимо, придется каяться!

— Я встретила другого мужчину, Петр, — голосом специально делает упор на моем имени, — пока ты губы дул, — прыскает и прикрывает рот рукой. — Так внезапно, так неожиданно. Как в сказке! У меня, по-видимому, где-то рядом ходит фея-крестная.

— Что ты городишь?

— Правду говорю, — сквозь руку произносит. — Это было как бы между прочим. Практически за чашечкой кофе я развлечение себе нашла. Съел? — на последнем слове высовывает язык.

— Кого? — прикрыв глаза, со свистом выдыхаю.

— Красивый парень. Голубые глаза и хорошо подвешенный язык. Речь не мальчика, но мужа. И ты знаешь, а он так — вроде ничего! В общих чертах, конечно, не красавец, но не без способностей. И потом, мужчина не должен быть внешне слишком привлекательным. Красивый муж — чужой муж.

— Муж?

— Угу. Когда говорят о мужской красоте, то, как правило, употребляют эпитет…

— Слащавый, вероятно?

— Вот видишь, ты сам все прекрасно понимаешь. Вот ты, например…

— Что по твоему новому знакомому, Антония?

О себе я и так все прекрасно знаю.

— А я уже все сказала. Он точно ничего! — сформировав из пальцев кольцо, показывает очень убедительный знак. Мол, все хорошо!

«Да ничего хорошего!» — про себя шиплю, делая ударения на всех буквах «о», которые про себя жужжу.

— Кто он?

— Высокий рост, волевой подбородок. Он юрист, Петруччио.

На последнем слове сжимаю клешни на ее боках. Смирнова ойкает и устраивает вращение веретена, которому на хвост с большим трудом цепляют пряжу.

— Я слушаю! Продолжай!

— Мы с ним танцевали в ночном клубе. Он был слишком галантен, от себя весь вечер не отпускал. И ты знаешь, он мне понравился. Его настойчивость и необидчивость свалили наповал.

— Валялась в ногах у мужика?

— В таких ногах, Велиховчик, не грех и поваляться.

Про это, если честно, не желаю знать.

— Предложение уже сделал? — обрываю абсолютно не содержательный рассказ.

— До этого еще не дошло, конечно, — она подкатывает глаза, а я принимаю сидячее положение, удобнее располагая Смирнову на себе, — но все к тому идет.

— Как его зовут? — обхватив Тоньку под коленями, покидаю вместе с ней кровать.

— Неважно! — забрасывает руки мне за шею, притягивает к себе и в губы произносит. — Какая тебе разница, Петруччио, если я его уже люблю. Хоть горшком пусть мальчика зовут, а сердцу не прикажешь. Вот ты, например…