Живые души. Роман-фантасмагория - Алена Даль

Журналист сидел, понурив голову. Всё, о чём говорил директор, было чистой правдой. Орешкин вскочил со стула и заходил туда-сюда по кабинету.

– А почему ты так уверен, что твой Сидоренко не подкуплен? – предположил он, нависая над Перцевым. – Кроме «Траст-Никеля» в конкурсе участвовали две крупные компании, которые вполне могли себе позволить насолить более удачливому конкуренту. И потом, твой Сидоренко – аутсайдер, его выгнали с кафедры. Думаешь, он не завидует сейчас Эпштейну, ставшему, между прочим, академиком? Что ты на это скажешь?

Перцев вспомнил дерматиновый портфель Сидоренко, толстые линзы в роговой оправе и усомнился в словах Орешкина. Видя колебания сотрудника, директор смягчился:

– Андрей, ну не мне тебе напоминать: люди продажны по своей натуре. Вопрос исключительно в цене, ну и таланте покупателя, разумеется. Ты же знаешь о недавнем скандале с «Зелёными братьями», обвинёнными в преднамеренном убийстве котиков. Да что далеко за примером ходить – вспомни хоть наш «Сладкий дом»! Или взять недавнее разоблачение Трепакова – непонятно только, что ему стукнуло в голову так подставиться?

Журналист молчал.

– Тебе нужно больше общаться с работниками «Траст-Никеля», – переменил подход Орешкин. – Ты разговаривал с Семёновым? Он тебе расскажет и о твоих правдолюбцах-казаках, и о побоях, и о пятнадцатимиллионном ущербе после погрома.

Перцев кивнул.

– И с академиком Эпштейном побеседуй – уважаемый человек, титулованный донельзя.

– Уже беседовал.

– И что же, не убедил тебя академик?

– С точки зрения учёного-геолога он абсолютно прав!

– А какая тебе ещё нужна точка зрения? – изумился Орешкин.

– Ну, например, эксперта по геопатогенным зонам. Известно же, что в районе Чернавска расположена одна из крупнейших в мире аномалий, – Перцев оживился. – В земной коре есть древний тектонический разлом, который формирует сложный, не до конца изученный биоэнергетический ландшафт чернавского леса. И если хрупкое равновесие будет нарушено…

– Эка тебя, брат, занесло! Сам-то слышишь, что говоришь? Мухоморов что ли объелся? Прямо как подменили – «Сказки деда Тихона» не ты ли писал?

«Что это я, правда? Что на меня нашло?» – устыдился журналист.

– Ладно, будем считать сегодняшний разговор проявлением твоей усталости, – миролюбиво предложил Орешкин. – Вот тебе материальная помощь, – он вытащил из верхнего ящика стола конверт и подвинул его Перцеву, – и отдохни маленько – пару дней, думаю, будет вполне достаточно.

Журналист тяжело поднялся со стула, привычным жестом сунул конверт во внутренний карман и пошёл к двери.

– И вот что, – окликнул его директор у порога, – концентрируйся на главном, держи в уме свою задачу и помни, что за ней стоит.

Перцев бесшумно прикрыл за собой дверь.

Вышел на улицу, сел в машину и долго глядел сквозь усеянное сбитыми мотыльками стекло на пасмурный город. «Напиться что ли?» – подумал Андрей. Но тут же сам себе напомнил: «А кто зарок давал кроме пива – ни-ни? Тварь я дрожащая или право имею?». Он вытащил из внутреннего кармана конверт и взвесил в руке его успокоительную тяжесть. Завёл мотор и решил немного прокатиться по городу. Проехал по бульвару Победы, равнодушно взирая на суматошные, полные туристов центральные улицы. Гости Верхнедонска без устали селфились на фоне знакомых до боли памятников и видов. Машина свернула на улицу Свободы: вокруг дороги выросли небоскрёбы, гигантские термитники офисных центров, стеклянные башни торговых храмов, увенчанные шпилями антенн. Ажурная стрела городской телевышки маячила чуть левее, изо всех сил стараясь походить на Эйфелеву башню.

…Стемнело. Автомобильные пробки рассосались. В окнах домов один за другим зажигались огни. Растрёпанные мысли Перцева несколько упорядочились и потекли по двум отдельным руслам, то сплетаясь между собой, то снова разбегаясь врозь. Андрею даже показалось, что он слышит их журчание, но это был всего лишь звук Гоголевского фонтана, мимо которого он сейчас проезжал. Фонтан автоматически вызвал в памяти образ профессора Сидоренко в толстых очках с драным портфелем. «Неудачник, лузер» – эти определения вполне вязались с его нелепым обликом. То ли дело академик Эпштейн – высокий, статный, с благородной сединой в опрятной бородке и солидным портфелем марки «Эгоист». Копает глубоко, как шахту роет. Не растекается мыслью по древу, не распыляется на посторонние проблемы. Перцев начал рассуждать вслух:

– Настоящим учёным по праву может считаться лишь тот, кто концентрируется на теме, глубоко погружается в суть изучаемого предмета. Если ты геолог, нечего отвлекаться на высокие материи вроде нравственности. Для этого есть специально обученные люди – философы и душеведы, которые получают за это деньги. Истина рождается в фокусировке, в узкой специализации.

– А как же широта взгляда? – возразил себе изменившимся тоном Перцев. – Ведь именно вовлечение в орбиту внимания смежных областей дало миру целые отрасли современной науки: генная инженерия, биотехнология, этнопсихология. Недаром ведь говорят: «расширь угол зрения», «взгляни шире». Лишь охватив проблему со всех сторон можно правильно её решить. Глядя в микроскоп, трудно рассмотреть красоту леса. Уткнувшись в телескоп, не увидишь звёздного неба.

Перцев уже давно прекратил говорить вслух, но мысли его чётко и ясно звучали в замкнутом пространстве скользящего по шоссе автомобиля, меняя голоса и интонации.

– Понятно, что любой эксперимент сопряжён с риском, а каждый учёный, впрочем, как и любой человек, не застрахован от ошибки. В конце концов, победителей не судят, – уверенно изрек баритон.

– Да, но степень риска, цена ошибки может быть слишком высока, – возразил ему мягкий тенор. – Можно рисковать собой сколько угодно, но ставить на кон жизни других людей не имеет права не один гений. И не только гений – такого права нет ни у кого из смертных.

Заморосил мелкий дождик, Перцев включил дворники – лобовое стекло расчистилось. Ему вдруг вспомнился чернавский лес, настоянный на чабреце воздух, серебристая чешуя реки.

– Интересно, а в Чернавске идёт дождь? – тут же озвучил его воспоминания голос. – Что делается сейчас в Казачьем Стане? Ловил ли дед Тихон сегодня щук? Мальчишки, наверное, снова весь день не вылезали из воды? – Перцеву показалось, его мысль чуть слышно вздохнула. – Так ли уж неправы те люди, отстаивающие своё право так жить, защищающие возможность так жить для себя и своих потомков? – подумал он вслух.

– А с чего ты взял, что они не смогут продолжать жить как живут? – возразил сам себе Перцев. – Ещё и дороги нормальные построят, и детские сады, и кинотеатр. И заработать дадут.

– Да уж! Только кто будет ходить в эти детские сады и кинотеатры? Будет ли кому?

– Ну, знаешь ли, тебя назначили адвокатом, а не прокурором никеля! – посторонним голосом напомнил себе Перцев. – И адвокатом, заметь, высокооплачиваемым! Так что будь добр защищать проект. Хватит нюни распускать!

– Но ты ещё и житель Верхнедонска! – проронил Андрей. – И ты знаешь теперь слишком много, чтобы верить в невиновность подзащитного. Прежде всего ты обязан защитить свою землю от надвигающейся катастрофы.

– Тряпка! Правильно сказал шеф, – разозлился баритон, – никогда тебе не стать таким как он: целеустремлённым, хватким, решительным. И денег тебе не видать, как своих ушей, потому что ты – размазня!

– Не размазня, а человек! – решительно возразил тенор. – Пусть слабый, сомневающийся, несовершенный, но человек! Я – человек! – воскликнул мысленно Перцев. Получилось громко.

– Размазня!

– Человек!

– Размазня!

– Человек!

– Стоп! – крикнули оба голоса разом.

Перцев ударил по тормозам. Машина, взвизгнув, встала как вкопанная. Андрей окаменел: в зеркало заднего вида на него уставились две пары глаз.

– Ну, ты даёшь! – присвистнул один из пассажиров – красавец со смоляными кудрями. – А что – мне нравится такой стиль вождения! – и протянул Перцеву купюру. – Сдачи не надо!

Журналисту показалось, он где-то его уже видел. Ну да, конечно! – это же сосед Тапочкина, что спрашивал пустой конверт. Только вместо шёлкового халата – чёрная куртка, закрывающая подбородок. Второй пассажир, белокурый и голубоглазый, с намотанным на шею молочным шарфом, наклонился к уху ошалевшего журналиста:

– Не волнуйтесь, Андрей! Вы верно о чём-то задумались и пропустили нечаянно нашу остановку. Ничего страшного, – мягко проговорил он, – всего вам доброго! – и вылез вслед за любителем быстрой езды в сгустившиеся сумерки.

Глава 10. Дело было в «Шиншилле»

К юбилею любимого детища Нина готовилась основательно. Шила платье, составляла список гостей, готовила речи. Даже чаепитие в Центре эволюции человека, на которое притащил её Никита, пришлось как нельзя кстати: там она познакомилась с Ларисой Болотовой. Несмотря на сомнительность продвигаемого ею бренда, эффект от применения бальзама для волос был потрясающим. Вот уже шестой день Нина на глазах у всех меняла причёски, цвет и длину волос, не выходя из-за рабочего стола, не отрываясь от редакционного процесса, шопинга или ночного отдыха. Сотрудницы таращили глаза и судачили меж собой, смешивая в горячем шепоте восторг и зависть. Клиенты требовали подробных объяснений, но Нина лишь загадочно улыбалась и отвечала: «Потом! Всё потом». Первой в городе Боброва воспользовалась новейшими достижениями нанотехнологий, недоступными пока для рядовых верхнедончанок – и это было её заслуженным правом. В канун юбилея Нине хотелось не только произвести впечатление, но и утвердить реноме законодательницы стиля, носительницы всего самого лучшего, сверхнового и совершенного в области красивой жизни. Она договорилась с Болотовой об эксклюзивном праве представлять новую косметику на страницах «Штучки» – пусть Звягинцева умрёт от зависти! И даже сумела выторговать небольшую дольку с продаж наноснадобий. В её красивой головке уже зародилась и зрела дерзкая идея стать лицом малоизвестной пока марки «Дарина» и вывести её на мировой уровень. Все сенсационные новости и сюрпризы предусмотрительная Нина решила приурочить к юбилею журнала. По её замыслу банкет в «Шиншилле» должен стать эпохальным событием светской жизни – и она планомерно шла к этой цели.