Марат - Валерия Ангелос

угодно. Прошу. Не здесь. Не при них. Не так.

Мои губы движутся. Едва. Немой протест.

Я чувствую медный привкус во рту. До дрожи отчетливо. Расплавленный свинец струится по жилам, обдает кости адским жаром.

Марат сжимает мою задницу. Приподнимает. Так, что ноги отрываются от пола, теряют опору. И нанизывает на закостеневший от вожделения член. Неспешно, неторопливо.

Он берет меня этим извращенным образом. Невыносимо долго. До жути медленно. Обращает процесс в жестокую экзекуцию. Упивается каждой секундой. Растягивает, натягивает на затвердевшую плоть. Отнимает всякий выбор.

Марат овладевает мною. Целиком и полностью. Рушит последние иллюзии. Сокрушает миражи. Отбирает надежды.

Боль раскалывает тело. Разламывает на части. Вгрызается как зверь. Жадно раздирает на куски. В клочья.

Дергаюсь. Отчаянно. Лихорадочно. Закричать не удается. Вопли забиваются в груди, в напряженно выгнутом горле.

Свет ослепляет. Или это просто мои слезы? Жгучие. Разъедающие глаза кислотой. Выжигающие в душе клеймо.

Слишком ясно вокруг. Ярко. Слишком светло.

Это не пекло. Не преисподняя. Не ад.

А что тогда?

Мой мужчина берет меня. Как животное. При всех. Имеет, как самую дешевую проститутку. В каждое доступное отверстие.

Мой?

Нет. Никогда.

Чужой. Жестокий. Жуткий. Посторонний. Монстр. Зверь, не различающий никаких преград. Такой загрызет насмерть и даже не заметит.

Он выламывает мой хребет. Здесь. Сейчас.

Блеск стали режет глаза.

Я вижу отражение в прозрачном стекле. Странное. Необъяснимое. Пугающее. Я почти лишаюсь сознания. Почти. Но не совсем. Мне так не повезет.

Смежаю веки. Разлепляю. Еще и еще. Картина остается прежней. Ничего не меняется, не проясняется.

Я вижу нож в руке Марата. Кинжал. Остро заточенное лезвие рассекает воздух, отнимая кислород.

Он убьет меня?

Бедра вбиваются в бедра. Громадный орган раздирает нутро. Агония охватывает плоть, пожирает каждую клетку тела.

Рык прокатывается точно удар грома. Угрожающий. Утробный.

Или это фраза? Слово?

Я наблюдаю за тем, как нож опускается вниз.

Мир теряет краски.

Все цвета прочь. Абсолютно. Кроме красного.

Что-то холодное касается моей голой спины. Черта за чертой. По пояснице. По позвонкам. Практически не ощущаю боли.

Метка. Надпись. Тавро.

Железо вспарывает плоть. Вырезает знак. Четкий. Глубокий. Несмываемый. Высекает на коже позорный след. Клеймит.

- Ты моя рабыня, - хрипло выдает Марат, тяжелое дыхание опаляет затылок. – Каждый, кто посягнет, – сдохнет.

Это единственное, что он говорит по-русски.

Единственное, что я должна понять.

Марат - 1

Я обнимаю ее. Сгребаю трясущееся тело в своих руках. Стараюсь согреть. Унять дрожь. Я знаю, что за каждый ее кошмар отвечаю лично. Собственной головой. Я причина всех страхов. Слез. Ужасов. Я виноват. И целой жизни не хватит, чтобы это исправить.

Я палач. Она моя жертва. Расклад уже не изменить. Это навсегда останется между нами. Пропасть. Бездна. Годы пройдут, но память никуда не исчезнет. До конца не пропадет. Может, сгладится. Зарубцуется. Зарастет. Только полного исцеления нам не светит.

Я знаю, что ей снится. Знаю. Дьявол. Сука. До мелочей. Помню, как срывал злобу за ту неудачную попытку побега. Урод. Ублюдок. Подонок.

Я каюсь. Но...

Я бы снова это сделал. Просто иначе. Мягче. Я бы заставил ее кайф поймать. Я бы дал ей гораздо больше. Я бы приучил ее. Приручил. Погружал в этот разврат медленно. Постепенно. День за днем. Раз за разом. Не тянул бы на дно сразу. Не топил бы.

Я бы всю ее боль унял. Нет. Не так. Вообще бы не допустил. Ни капли страданий не дал. Я бы ее пронзал исключительно страстью. Грубой. Животной. Я бы ее помечал, как кобель метит свою любимую суку.

Но время назад не вернуть. Не обратить вспять. Возврата не будет.

Я снимаю слезы с заледеневших щек. Губами собираю. Сам от себя такой нежности не ожидаю. Она пробуждает. Побуждает. Все самое темное из нутра вытягивает. И светлое заодно. Делает меня другим. Настоящим.

Я предал ради нее все, что имел. Все, что ценил. Отдал все, чем дорожил.

Я наплевал на свою семью. На правила и порядки. На традиции. На веру. На кровь. На весь свой род. На зов предков. На месть. На долг.

Я бы сделал это снова. И снова. И снова. Никакая цена не окажется слишком высокой. За мою царицу ничего в этом мире не жалко. Голову дам на отсечение. Любому перегрызу глотку, но ее священную жизнь сберегу.

Черт. Что я за мужик, если свою женщину успокоить не могу? Она рыдает. Трясется как в лихорадке. А только и способен – обнимать. Чувствую, трахать нельзя. Вылизать тоже не вариант. Ей надо самой отойти. Восстановиться. Окрепнуть.

- Вика, - шепчу на ухо. – Виктория.

Обнимаю. Обычно. Нормально. Без напора. Без похоти.

- Марат, - всхлипывает девчонка. – Я так… я…

Губами в ее щеку впечатываюсь. Слезы собираю. Утоляю горечь. Скорбь. Печаль. Я бы всю боль на себя забрал. Все отчаяние внутрь вобрал.

- Я хочу, чтобы ты меня крепче держал, - бормочет она. – Крепко-крепко. Очень. Чтобы я обо всем на свете забывала. Чтобы могла свободно дышать.

- Хорошо.

- Я не о руках… то есть не совсем в буквальном смысле…

- Я понял.

- Марат, - шмыгает носом.

Забавно так. Смешно. По-детски. Будто совсем маленькая. Мелкая.

- Марат, - повторяет девчонка.

- Да?

- Я тебя люблю, - чуть слышно выдыхает.

А я себя ненавижу.

Но дьявол раздери, я бы ничего не стал исправлять. Никогда. Что случилось, то случилось. Назад дороги не будет. Только вперед.

Я палач. Такова моя судьба. Природа. Натура. Только для нее готов спрятать клыки и когти, преклонить колени, покориться высшей силе.

Вика-Виктория ведет меня.

Моя. Путеводная.

+++

- Как мой брат? – спрашиваю Татарина.

- Их у тебя много, - хмыкает. – О ком речь?

- Ты знаешь, - отрезаю.

- Ну да, - протягивает, скривившись. – Дергаться стоит только по поводу этого мелкого пиздюка. Ему на месте не сидится. Мотается по всему городу, рыщет, бесится. По ходу реально озлоблен. Жаждет наказать виновного в твоей гибели, воздать всем врагам.

- Он пытался забрать Стрелецкую?

- Твой отец ему зубы сразу обломал. Сказал, на это поколение долг закрыт. Теперь надо следующего ждать. Так что девке повезло. Твой братан не имеет на нее никаких прав.

- Рустам подчинился?

- Как сказать, - ухмыляется. – Ночами рядом с их домом трется. Внутрь не врывается. Просто приглядывает. Пару раз на тачке за ней прокатился, но лично