Из ниоткуда в никуда - Виктор Ермолин

лежу на кровати и разглядываю узор на обоях. Захотелось зевнуть, но осекся. Вспомнил наказ бабушки: «Нельзя широко зевать!». Но почему нельзя, она мне не объяснила. Причину я додумал сам: потому что душа через рот может выйти. Нелепо, однако очень похоже на правду.

– Почему мир делится на живой и неживой? – спрашиваю я.

Она замолчала, погрузившись в серьезную задумчивость.

* * *

Тугоплавкий проводник, помещенный в заполненный инертным газом сосуд, накален до двухсот семидесяти градусов по Цельсию. Этого достаточно, чтобы выжигать на сетчатке синевато-красные узоры. Скача пружинообразно и сплетаясь в танце, они точно бы умоляют запечатлеть их на память.

Сквозь эти блики проступают силуэты.

– Почему мы должны искать тебя по всему дому?

– Почему ты прячешься?

– Неужели ты не хочешь задуть свечи и загадать желание?

– Это же твой праздник!

Некто хватает меня за предплечье и начинает тащить. Я упираюсь ногами в порог.

– Да что с тобой не так?

– Может, ты не хочешь, чтобы тебе пели «каравай»?

Я перестаю сопротивляться. Меня отпускают, но окружают со всех сторон.

– Не хочу, – отвечаю я.

– Но ведь без этого нельзя считать день рождения полноценным!

– Отстаньте от меня. Я не хочу.

– Хватит капризничать.

– Почему я должен выбирать кого-то одного?

Зрение возвращается. Я практически могу распознать лица, но тут же отключаюсь.

* * *

Руки из взрослых вновь превратились в детские. Впереди какой-то парк, справа идет отец. О, я помню этот день: он был обыкновенный. Тогда не произошло ничего знаменательного.

– Пап, а почему медведи зимой спят? – помню спросил я тогда.

– Им слишком скучно зимой. Они впадают в спячку, чтобы скорее пришла весна, – моментально ответил он мне. Отец всегда предпочитал долго не думать над моими вопросами.

– А когда спящие медведи кушают?

– А тебе кушать хочется, когда спишь?

– Кажется, нет.

– Вот и им не хочется.

– А почему небесные медведи не похожи на лесных?

– Небесные?

– Ну, да. Их совсем немного. Только большая и малая медведица.

– Это же созвездия.

– А почему их не назвали, как созвездия? Они же совсем не похожи на медведей.

– Предположим, я назову тебя как-нибудь по-другому. Тогда ты перестанешь быть собой?

– Кажется, нет.

– А если я звезды назову как попало, они перестанут быть звездами?

– Не знаю. Скорее нет.

– Ответил на твой вопрос?

– Пап?

– Да?

– А ты умрешь?

Он замолчал, погрузившись в серьезную задумчивость.

* * *

Сложно представить песню, которая делала бы людей несчастным. Нет, речь идет не о грустных песнях (грусть – вполне естественное для человека состояние). А о тех, которые заставляют страдать. Все дело в ассоциациях. Сама песня или музыка может и не несет в себе негативные эмоции, однако воспоминания, которые она вызывает, вполне способны вгонять человека в дискомфортное состояние. Такой песней для меня был проклятый «каравай».

Круг сужается, расширяется.

– …кого любишь – выбирай!

Момент настал. В комнате воцарилась тишина. Все застыли, как манекены в мертвых позах за витриной. Я обвел глазами каждого. Правильного выбора не было. Каждый требовал жертв и сулил неприятные последствия.

– Я люблю, конечно, всех…

И вот самый унизительный момент.

– …но себя больше всех.

Аплодисменты. Бабушка выносит большой торт с семью свечками. Я набираю полные легкие воздуха. Слишком рано. Во всей этой суматохе я забываю, что желал больше всего на свете, и загадываю первое, что приходит на сердце.

«Пусть все, кого я люблю, будут живы и здоровы».

Дую изо всех сил. Буквально на мгновенье комната погружается во мрак, но тут же освещается тусклым светом. Из семи свечей одна загорается снова.

– Что, воздуха под носом не хватило?

– Давай еще раз!

Я совершаю вторую попытку. Фитиль издает жалобные потрескивания и пускает черный дымок. Кажется, все самое худшее позади.

* * *

Поздним вечером того же дня я вышел из своей комнаты пожелать родителям спокойной ночи. Я уж было хотел постучать и войти, как вдруг уловил среди прочих звуков свое имя. Идти дальше отказывались ноги.

– … никогда не выбирает меня.

– В следующем году выберет, вот увидишь.

– Следующего раза может не быть.

– Прекрати.

– Прости.

– Зачем поднимать эту тему перед командировкой?..

– Прости, не подумал.

– Может… не поздно еще отказаться?

– В последний раз съезжу и уйду в отставку, обещаю.

– А какой в этот смысл?

– Есть незавершенные дела. А как вернусь, мы сразу переедем отсюда.

– Куда хотели?

– Да – на улицу Мира.

Минутное молчание.

– Возвращайся скорее.

Я развернулся и ушел к себе в комнату.

Отец уехал рано утром. Будить меня не стал. А мне так хотелось попрощаться.

* * *

Убили. Какое странное слово…

У-би-ли. Так неестественно его произносить.

Похоронили майора

28 февраля в Екатеринбурге состоялись похороны тридцативосьмилетнего майора, погибшего в Грозном 22 февраля. К ДК ГУВД, где проходило прощание с сотрудником органов госбезопасности, нескончаемым потоком шли сослуживцы и друзья. Офицер погиб вместе с двумя своими сослуживцами, когда автомобиль, в котором находились чекисты, был обстрелян боевиками. У погибшего остались жена и несовершеннолетний ребенок. Майор похоронен на Лесном кладбище в Екатеринбурге.

Единственный выживший в перестрелке, капитан Белогай, был доставлен в военный госпиталь Ростова-на-Дону. Две недели врачи боролись за его жизнь, но их усилия не увенчались успехом. Тело погибшего было доставлено самолетом в Екатеринбург.

* * *

Когда я спросил себя, что такое «жизнь», то не смог найти ответ. В толковом словаре написано, что это особая форма существования материи, физиологическое бытие организма. Но разве этих слов достаточно, чтобы объяснить такое сложное явление?

Я смотрю в свое отражение в зеркале. По простой прихоти мысли зрачки перебегают с предмета на предмет. Черная точка в радужной оболочке глаза сужается и расширяется. Открываются и закрываются веки. Я вижу разные составляющие своего организма в движении, и мне кажется, что я существую.

Мыслю, чувствую, существую – значит, я живу. Я – неотъемлемая часть жизни. Но то, что некогда росло, цвело и радовало своей необычной красотой, но завяло, истлело, исчезло, разве не является частью жизни?

* * *

Снова за большим столом, кроме меня, сидит троица: отец, старуха и молодая девушка.

– Зачем вы умерли? – вдруг спрашиваю я, вспомнив о смерти.

В зале из ниоткуда появляется еще одна девушка. Цвет ее волос – рыжий.

– Я убеждена, – сказала она – что становление человека, как личности, происходит за счет факторов, которые ломают «чистую доску».

Стоило ей это произнести, как молодая девушка, сидевшая за столом, упала на пол. Раздался душераздирающий треск ломающихся костей.

– Ты можешь также называть это «разбитыми розовыми очками» или «переходом из незнания к знанию», – продолжила рыжеволосая. – Но такова суть – все мы уникальны в том, что нас когда-то давно сломало.

Пришла очередь старухи. Ее стало бросать из стороны в сторону, бить о стены, пока тело не превратилось в кровавый комок.

– И обратный процесс не существует.

Раздался одиночный выстрел.

* * *

Когда Петр открыл глаза, подушка оказалась мокрой от слез. Очередная попытка побороть свой страх смерти увенчалась провалом.

VIII. Из ниоткуда

Постоянным обитателем лоджии считался стол. Помимо книги с надписью «Замок», различной канцелярии, пустой чайной кружки из коричневого французского стекла, кактуса со скривившейся набок верхушкой (оттого, что растение долгое время вплотную прилегало