Из ниоткуда в никуда - Виктор Ермолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что стало с тем, кто довел ее до такого?
– Ничего… Его просто выгнали из театра.
– Верится с трудом. Ты чего-то не договариваешь.
– Один из актеров… изуродовал ему лицо. Разбил об него стакан, а затем мочил кулаками, сколько есть сил, пока живого места не осталось.
– М-да, не театр, а бойня какая-то.
– Все остальное помню смутно, как в тумане. Диму забрала полицию, а Петю увезли на скорой. Всех актеров обязали давать показания, а мы с Лилей сбежали в больницу.
– И? Что было дальше?
– Врачи сказали, что Петр лишился глаза. А кожу на лице собирали по кусочкам, как пазл. Его вряд ли уже когда-нибудь назовут красавчиком. И уж тем более не предложат играть на сцене. Диме тоже досталось. Сейчас его судят за нанесение телесных повреждений тяжкого характера. До двадцати лет в колонии светит.
– А ты как?
– Я? – Женя замолчала, пытаясь прежде осмыслить, что хочет сказать. – Словно выпала из жизни. Только и думаю о всей этой чернухе. А еще мне постоянно снятся кошмары с этой покойницей. И в них она меня обвиняет за то, что я могла, но не сделала.
До последнего пытавшаяся казаться сильной, Женя не выдержала и разрыдалась. Флейман же, увидев плачущую девушку, испугался и отвел глаза в сторону. В тот же самый момент он заметил, что все близсидящие гости джаз-клуба шепчутся и с особым интересом смотрят в его сторону. От такой сцены совершенно всем в одночасье стало неловко. Но выдохнув, Феликс все же нашел в себе силы, чтобы пододвинуть стул и, едва касаясь, обнять Женю за плечи.
– Послушай, Женя, ты не виновата в том, что эта девушка оказаласьсломанным человеком.
– Что ты хочешь этим сказать? – донеслись слова сквозь ладони.
– Нормальные люди не обрывают свою жизнь от безответной любви. Она и без участия того подонка была предрасположена к суициду. Ты же не знаешь – может она с самого детства значилась неуравновешенной. И даже останови ты ее тогда, она бы все равно покончила с собой. Не в тот день, так через неделю или месяц. Поэтому перестань себя винить.
– Не только в этом проблема.
– А в чем еще?
– Я умудрилась нажиться на ее смерти.
– Каким образом?
– Я забыла упомянуть, что никакого отношения к их театру не имела. Меня как-то случайно занесло к ним на репетицию, а потом я просто мечтала попасть к ним в труппу. Мне понравились сами люди, но я бы вряд ли попала к ним, потому что объективно бездарна. Однако в глубине души я все же надеялась, что Лиля обратит внимание, как я переживаю со всеми, как делю с ними тяжелое время. И ведь так оно и вышло. В больнице она сказала мне: «Знаешь, все это время ты была с нами, поэтому мне уже не хочется тебя отпускать».
– Но ведь это же наоборот здорово, что ты их поддержала.
– Ничего подобного я не делала. Только таскалась за всеми, как хвостик. И добилась своего – мне отдали Сонину роль из последнего спектакля, даже без конкурса. Несложную. Там даже слова не нужно учить, потому что их нет.
– Посмотри на это все с другой стороны. Театр переживает нелегкие времена – он потерял сразу трех актеров. Будь я на месте Лили, то тоже бы считал твое появление чудом.
– Я боюсь не оправдать ее ожидания.
– Просто делай, что можешь. Это все, что от тебя требуется.
– А если я совсем ничего не могу? Такая, как я – все завалит.
– Сколько у тебя осталось времени на подготовку?
– Премьера уже на следующей неделе, в четверг.
Феликс замолчал, чтобы хорошо все обдумать и сказать самый верный ответ. Но Женя его опередила:
– Какая дура, черт возьми.
– Прости?
Девушка резко изменилась в лице. Наспех вытирая глаза ладонью, она засуетилась так, словно куда-то опаздывала.
– Нет, это ты меня прости.
– За что? – непонимающе посмотрел на девушку Флейман.
– Забудь, пожалуйста, все, что здесь произошло. Не знаю, что на меня нашло. Я-я, пожалуй, пойду.
Женя уж была готова встать и уйти, когда Феликс ухватил ее за рукав, чтобы сказать последнюю фразу. Он был уверен, что именно эти слова она хочет от него услышать:
– Я приду тебя поддержать.
– В смысле? Зачем? – искренне удивилась и широко раскрыла глаза Женя.
– Если ты будешь знать, что я в зале, то тебе уж наверняка не захочется ударить в грязь лицом.
Женя вопросительно посмотрела на Флеймана, пытаясь понять – то ли он серьезен, то ли шутит.
– Музей Эрнста Неизвестного. В шесть.
– Я буду.
– Глубоко сомневаюсь, Феликс. Прощай.
– До свидания, Женя.
Как только девушка встала и повернулась спиной к Феликсу, он вздохнул с облегчением, что все разрешилось само собой. В душе Флейман знал, что на спектакль он не придет. По крайней мере, так бы все и сложилось, если бы Женя не оставила на столе очки.
«Разве все это время она в них ходила? – не поверил своей памяти молодой человек. Любопытства ради он потянулся за ними, чтобы примерить. – Самое странное, что в них я вижу намного лучше».
VII. Портрет мертвого изнутри художника
За большим столом, кроме меня, сидит троица: отец, старуха и молодая девушка.
«Ну, слава Богу, значит, не…», – думаю я с радостью, но мысль обрывается. – Только не говорите, что я умер?
– Нет, ты не умер – раздается трио чужих голосов.
– Тогда, сон ли это?
– Да, это сон, – подтверждают они.
«Только бы не проснуться», – не успеваю заключить я в мыслях, как все погружается во мрак.
* * *
– Куда ты подевался?
Я стою в кромешной тьме зажатый между двумя дверьми. Железная холодит мне спину, а от деревянной невыносимо болят колени.
– Словно сквозь землю провалился.
Глаза стали привыкать ко мраку. Запрокинув голову, я стал тщательно рассматривать потолок. На первый взгляд он казался идеально ровным. На белой известке только единственный изъян бросался в глаза – в углу. В темноте его не разглядеть, но он очень напоминает вздутую вену.
– Где же ты?
Я сконцентрировал все свое внимание на вене. Расплывчатый образ медленно приобретал очертания, пока не собрался в гадкое насекомое с целой сотней тоненьких лапок. Замерев, оно якобы что-то выжидало.
– Почему ты не здесь?
Я сразу понял, что это игра – гляделки, в которой проигрывает тот, кто первый моргнет. Однако удерживать себя в сознании в темноте оказалось непросто: перед глазами тьма стала сгущаться, и я потерял ощущение земли под ногами.
«Проснись».
Когда сознание вернулось, многоножки уже нигде не было. Поискав глазами, я понял, что все тщетно. Вдруг медленно, точно расплавленный тягучий гудрон, неприятные ощущения начали медленно стекаться к груди. Попытавшись поднять руки, я обнаружил, что тело совсем не слушается. Захотелось закричать: открыл рот, но голос не прозвучал.
«Проснись, проснись, проснись…».
* * *
На стене висят часы без кукушки.
– Почему?..
– Что «почему»?
Бабушка листает книгу при приглушенном свете. Я
