Синеволосая ондео (СИ) - Иолич Ася

– И куда это?

– Сверни тугим рулончиком и сунь под струны, вот тут, ниже подставки.

Аяна свернула и вдруг поняла, что эта рубашка не её. Ей попалась рубашка Конды. Рука дёрнулась вытащить и расправить её, но тут же пришла мысль – почему? Кемандже рыдает голосом её надорванной души, так почему бы не оставить под струнами рубашку, как напоминание о том, куда и зачем она идёт?

Она провела по струнам. Звук действительно стал тише.

– Вот. Один мастер в Эдере сказал мне, что его жена жаловалась на его бесконечные упражнения, и он стал подкладывать ткань под струны, чтобы не беспокоить её. Он так и сказал мне: «Теперь я раньше перепилю струны моей кемандже, чем моя жена перепилит меня», – хмыкнул Гастилл.

– Наша ондео играет довольно хорошо, – засмеялся Кадиар.

– Так это та самая кира ондео? Твоя слава идёт впереди тебя. Тут пару недель назад проезжали торговцы, которые говорили о тебе. – Гастилл уважительно покивал. – Ну что, пойдём?

Аяна спустилась вниз с Киматом и усадила его за один из столов, а сама села чуть дальше, в углу. Она сыграла несколько длинных мелодий, а потом к ней подошёл мужчина из торговцев, сидевших на другом конце комнаты.

– Тут что, завтра будет представление?

Аяна кивнула.

– Тогда мы остаёмся на ночь. Вы слышали? – вернулся он к товарищам. – Давайте останемся и посмотрим.

Гастилл подмигнул ей, и Аяна исполнила ещё несколько мелодий, простых и ненавязчивых. Наконец он подошёл к ней, и, глядя на зевающего Кимата, сказал:

– Видишь, как хорошо. Взаимная выгода. И о вас узнает побольше народу, и мне прибыль с комнат, вина и еды. Твой малыш зевает. Если хочешь, можешь идти спать.

– Ну что, как тебе новая работа? – спросил Кадиар, когда она уложила Кимата на один из матрасов, набитых ароматным сеном. – В хорошие заведения часто нанимают музыкантов, которые сидят в уголке и играют мелодичную негромкую музыку. В основном это мендере, но бывает, что приглашают и читар, и кемандже, и многоствольные флейты. Я играл так в Эдере. Там есть красивые заведения, куда не ходят катьонте. И в столице есть такие. Там неплохо платят, и работа лёгкая. Сидишь себе и наигрываешь бесконечные мелодии, иногда прерываясь на глоток вина для вдохновения. В Эдере очень хорошо летом, на открытых верандах. Туда приходят для обсуждения сделок или свадеб, и сидят там до ночи, даже когда всё обсудили, потому что тонкие белые занавески так красиво развеваются на тёплом ветру, и светильники мерцают на перилах. Лепёшки с сыром там просто восхитительны, особенно только что вынутые из печи. Они хрустят румяными краями и оттеняют собой замечательное вино, которое там подают.

– А почему ты ушёл оттуда? - спросила Аяна, сглатывая слюну.

– Я устал сидеть на одном месте. До того, как попасть туда, я два года ходил с бродячим театром, и даже открытая веранда казалась мне тесной. Наша жизнь в дороге полна неудобств и лишений, но я так долго живу в пути, что он стал частью меня. Если я остаюсь на месте какое-то время, то меня будто сбивает с ног дорога, которая продолжает движение, пока я стою.

– И у меня так же, – сказал Айол. – Я хотел играть в театре крейта и даже накопил нужную сумму на обучение, которое по сути не даёт ничего, если у тебя нет к этому способностей. Но потом представил, как годами выхожу на сцену и играю одни и те же роли, которые мне поручает руководитель театра, и мне стало тошно.

– Но теперь мы постоянно в дороге. У этого образа жизни действительно есть неудобства. Давайте не будем добавлять новых и выспимся как следует.

В деревне было спокойно, что и подтвердил Харвилл, выходя из трактира.

– Сегодня будет сценка с ондео. У них тут не очень много происшествий за последнее время, так что обойдёмся без острых тем.

– Ты выбираешь спектакль, исходя из того, что происходит в деревне? – спросила Аяна.

– Ну да. А как же ещё? Люди не станут смотреть то, что им не близко. Правда, в больших домах иногда хотят посмотреть сценки из деревенской жизни, а в деревнях интересуются, как же живут кирио, но и тем, и другим мы показываем слегка приукрашенную картинку.

– Я понимаю, – сказала Аяна. – С людьми надо говорить на их языке.

Харвилл с улыбкой кивнул.

– Именно так. Аяна, хочешь прогуляться? Нам предстоит два дня на колёсах, разомнись про запас.

– Хорошо. Ты пойдёшь со мной?

– Обязательно. Вдохновения ради.

Аяна покормила Кимата тушёными овощами с мясом, и Харвилл сидел с ними, потихоньку откусывая от сдобного кренделя, которым его угостила, подмигнув, повариха. Аяна улыбнулась этому, и повариха дала Кимату маленькую булочку с сушёным виноградом.

– Помоги мне, пожалуйста, – сказала Аяна, завязывая керио. – А то я пол подметаю полотнищами.

– Так носят детей в Теларе, – сказал Харвилл, придерживая ткань. – Я видел рисунки.

Он помог ей надеть плащ, и они вышли на улицу. Аяна жевала булку, почему-то отвергнутую Киматом, и жалела, что изюма в ней так мало.

– Тут везде так чисто, – сказала она, осматривая дома и дворы. – Мне рассказывали, что в Арнае всё гораздо хуже.

– Тут действительно чисто. Крейт Алта последовал примеру отца и не стал разбивать эту часть страны на наделы. Она под управлением наместника из Димая. Он не вмешивается в дела деревень, и налог на землю установил вменяемый. Дальше начнутся земли, на которых каждый кир сам решает, сколько брать со своих арендаторов. Некоторые устанавливают такие налоги, что люди буквально умирают с голоду.

– Они не могут уйти в другое место?

– Нет. Есть закреплённые крестьяне, которым выдан надел земли, и они не могут покинуть его. А есть арендаторы, которые платят часть дохода владельцу земли. Первые не имеют выбора, а вторые не могут покинуть свою землю из-за того, что на них долги. Долги копятся и растут. Это большая беда. Кир Патар Колтан – из таких.

Они прошли мимо помоста на площади. Торг тут был небольшой, но бойкий. Сыры, рыба, прошлогодние яблоки, хлеб, орехи кеста, какие-то хозяйственные принадлежности – у всех лотков были покупатели.

– Они не столько торгуют тут, сколько обмениваются сплетнями, – сказал Харвилл. – Хозяйка дома или управляющая её кухней – это глаза, уши и рот дома. А вот в больших городах знатные дамы не выходят на рынок за продуктами. Там уши дома – это камьер, ну, или капойо старшей кирьи. Они знают всё и обо всех.

13. Кусочки цветного стекла

Они шли по улице, которая огибала холм, и вышли на дорогу, уходящую к северу.

– А что там? – спросила Аяна, показывая пальцем за горизонт. – На севере тоже деревни?

– Да. Чем дальше к северу, тем они реже. А на самом севере теперь поселения Кутара.

– Кто такие эти кутарцы?

– Люди. Как ты и я. Просто им досталась холодная, бесплодная земля, и они считают, что северный Фадо занял то, что должно принадлежать им. С Арнаем у них мир, а вот Фадо отказался пускать их на север, и эта война будет бесконечной, пока не придёт новый Алкейм.

– Почему бесконечной? Почему они не поселятся в Арнае?

– Это дело принципа. Их вожди воспитывают своих детей такими же упёртыми, какими воспитали их самих, и всё бесконечно повторяется. Они собирают подросших парней и плывут на юг, чтобы высадиться и погибнуть, убив таких же молодых, здоровых и красивых парней из Фадо. Самое страшное, что в самом Кутаре тех, кто выбрал мирную жизнь на севере Арная, считают за трусов. Один из предыдущих ортов собрал целую армию и привёл её на кораблях в Кутар, они высадились там, но кутарцы спрятались в горах. Пока их искали по склонам и расщелинам, их люди подожгли корабли, перебив караульных.

– Это ужасно.

– Я рад, что ты не считаешь геройством то, что одни люди убивают других. Я читал древние сказания, в которых такие вещи преподносятся как нечто, чем можно гордиться.

– Ты читал сказания? А где?

Харвилл удивлённо посмотрел на неё.

– В Ордалле, где же ещё. Там большое хранилище книг, и туда пускают за плату кого угодно. Почти кого угодно... Можно даже купить постоянный доступ, это дорого, но выгодно, если ты, например, планируешь досконально изучить какое-то дело, приходя на пару часов каждый день. Айол подарил мне пропуск туда, когда решил, что не пойдёт в театр крейта. У него было много денег, и он сделал мне вот такой подарок. Я был тогда совсем юным, но быстро понял, что этот подарок очень, очень ценен.