NFT: Невероятно Фальшивый Тип - Эдуард Сероусов

тысяч долларов за штуку. Это был рискованный шаг, но Art Basel был именно тем местом, где такие цены могли показаться разумными.

VIP-превью Art Basel всегда напоминает мне брачные игры экзотических птиц – те же яркие наряды, то же демонстративное поведение, те же ритуальные танцы вокруг объектов желания. Только вместо самок здесь привлекают внимание произведения искусства, а вместо перьев – дизайнерские наряды и эксклюзивные аксессуары.

К нашему стенду интерес проявился с первых минут открытия. Работы Фантома привлекали внимание своей визуальной необычностью и концептуальной глубиной. Люди останавливались, рассматривали, задавали вопросы. Глеб и я работали как слаженная команда – он общался с потенциальными покупателями, я объяснял технические и философские аспекты работ.

– Это не просто изображения, – объяснял я группе заинтересованных коллекционеров. – Это живые цифровые организмы, которые эволюционируют в ответ на данные из реального мира. Каждая работа уникальна, даже если исходный код один и тот же, потому что они развиваются по-разному в зависимости от информации, которую получают.

– Фасцинирующе, – отозвалась элегантная женщина средних лет с идеальной укладкой и колье, стоимость которого, вероятно, превышала годовой бюджет средней российской семьи. – И как долго они будут эволюционировать?

– Теоретически бесконечно, – ответил я. – Но художник установил определенные параметры эволюции, чтобы работы сохраняли свою эстетическую и концептуальную целостность. Они меняются, но остаются узнаваемыми как произведения Фантома.

– А можно ли влиять на процесс эволюции? – спросил мужчина в безупречном костюме, с запонками в виде миниатюрных скульптур.

– В определенных пределах, – я кивнул. – Каждая работа имеет интерфейс, который позволяет владельцу выбирать источники данных, влияющие на эволюцию. Например, вы можете решить, что ваша работа будет реагировать на колебания фондового рынка, или на новостной поток, или на погоду в определенном городе.

Это вызвало оживленную дискуссию среди слушателей. Идея искусства, которое не является статичным, а продолжает жить и развиваться после приобретения, явно их заинтригувала.

К полудню у нас было уже несколько серьезных предложений о покупке. Глеб умело вел переговоры, подогревая интерес и создавая ощущение, что на каждую работу есть несколько претендентов.

– Марк, – подозвал он меня после разговора с особенно настойчивым коллекционером, – у нас есть предложение на «Нейронные связи» – девяносто тысяч. Что скажешь?

– Мы установили цену в сто тысяч, – напомнил я.

Глеб понизил голос:

– Да, но это Джордж Сандерс. Крупный коллекционер, очень влиятельный. Иметь его среди покупателей Фантома – отличная референция.

Я задумался. Имя действительно было важным в мире искусства, и присутствие работы Фантома в его коллекции могло значительно повысить статус художника.

– Хорошо, – решил я. – Но пусть это будет особое предложение, исключение для него лично. И только на эту работу.

Глеб кивнул и вернулся к коллекционеру. Через несколько минут он торжествующе показал мне большой палец – сделка состоялась.

К концу первого дня мы продали три работы из семи – «Нейронные связи» Джорджу Сандерсу за девяносто тысяч, «Цифровое подсознание» паре молодых технологических миллионеров из Кремниевой долины за полную стоимость в сто тысяч и «Метаморфозы идентичности» анонимному покупателю (Глеб шепнул мне, что это представитель крупной корпорации, которая собирает коллекцию цифрового искусства) за девяносто пять тысяч.

Двести восемьдесят пять тысяч долларов за один день. Я пытался осмыслить эту цифру, когда мы с Глебом сидели в баре отеля после закрытия превью.

– За вычетом комиссии Art Basel и наших расходов на организацию стенда у нас около двухсот пятидесяти тысяч чистыми, – Глеб поднял бокал с мартини. – И это только первый день. Уверен, к концу ярмарки мы продадим все работы. А может, даже организуем лист ожидания на следующую серию.

Я молча кивнул, испытывая странную смесь эйфории и тревоги. С одной стороны, наш успех превзошел все ожидания. С другой – масштаб аферы становился пугающим. Мы уже не просто продавали работы несуществующего художника доверчивым московским коллекционерам – мы вышли на международный уровень, привлекли серьезные деньги, обманули людей, которые могли иметь значительное влияние в мире искусства и за его пределами.

– О чем задумался? – Глеб прервал мои размышления. – Ты должен быть в восторге. Это триумф!

– Я в восторге, – соврал я. – Просто немного ошеломлен скоростью, с которой все развивается. Еще год назад Фантом не существовал даже как идея, а сегодня его работы продаются на Art Basel за шестизначные суммы.

– Это искусство, детка, – Глеб подмигнул и сделал глоток мартини. – Здесь все может измениться в одночасье. Сегодня ты никто, завтра – звезда, послезавтра – забытая история. Нужно ловить момент, пока волна не схлынула.

Он был прав, и это только усиливало мою тревогу. Волна могла схлынуть в любой момент. Или, что еще хуже, привести к разоблачению. Чем выше мы поднимались, тем болезненнее мог быть падение.

После ухода Глеба я остался в баре, заказал еще один виски и достал телефон, чтобы позвонить Диме.

– Как все прошло? – спросил он вместо приветствия.

– Три продажи в первый день, – сообщил я. – Двести восемьдесят пять тысяч долларов.

– Охренеть, – выдохнул Дима. – Это… это больше, чем я зарабатываю за пять лет.

– И больше, чем я зарабатывал за всю жизнь до Фантома, – мрачно добавил я. – Дима, ты не думаешь, что мы зашли слишком далеко? Что нам следует остановиться, пока не поздно?

На том конце линии повисла пауза.

– Ты это серьезно? – наконец спросил Дима. – Остановиться сейчас, когда все только начинает раскручиваться?

– Именно поэтому, – я понизил голос, хотя в баре было достаточно шумно, чтобы никто не мог подслушать наш разговор. – Пока масштаб аферы не стал слишком большим. Пока мы можем выйти из игры с деньгами и без серьезных последствий.

– И как ты себе это представляешь? – в голосе Димы появились ироничные нотки. – Фантом решает уйти из искусства? Раствориться в воздухе? Просто перестать создавать работы? Люди не примут этого, Марк. Они вложили слишком много денег, слишком много эмоций, слишком много веры в этот проект.

Я знал, что он прав. Нельзя просто отменить миф, который уже живет в сознании тысяч людей. Особенно если этот миф подкреплен реальными деньгами и институциональным признанием.

– Ты прав, – признал я. – Мы не можем просто остановиться. Но мы должны быть очень осторожны. Ставки растут с каждым днем.

– Это точно, – Дима хмыкнул. – Кстати, видел последние посты с хештегом #WhoIsAlexPhantom? Теперь среди претендентов на роль Фантома числится даже Бэнкси. Кто-то выстроил целую теорию о том, что Фантом – это его новый проект, переход от стрит-арта к цифровому искусству.

Я усмехнулся. Информационный шум вокруг личности Фантома продолжал нарастать, создавая идеальное прикрытие для нашей аферы. Чем больше было теорий, тем меньше шансов, что кто-то обратит внимание на