NFT: Невероятно Фальшивый Тип - Эдуард Сероусов

К концу вечера Глеб отвел меня в сторону, его глаза блестели от возбуждения:

– Три продажи, Марк. Три чертовых продажи в первый же вечер! Корин взял «Дисперсию идентичности» за пятнадцать тысяч долларов. Дорохов купил «Эхо пустоты» за двадцать тысяч. И что самое удивительное – Савельева приобрела «Фрагменты сознания» для своего музея за двенадцать тысяч. Музейная покупка, Марк! Это легитимизирует Фантома на институциональном уровне!

Я почувствовал, как у меня подкашиваются ноги. Сорок семь тысяч долларов за один вечер. За работы художника, которого не существует. За цифровые файлы, созданные программистом в его квартире на окраине Москвы.

– Это… потрясающе, – выдавил я, не находя других слов.

– И это только начало, – Глеб похлопал меня по плечу. – Еще как минимум пять человек выразили серьезную заинтересованность. Они хотят подумать, посоветоваться со своими консультантами, но я уверен, что к концу недели у нас будет еще несколько продаж.

Я кивнул, пытаясь осмыслить происходящее. План сработал даже лучше, чем я ожидал. Алекс Фантом не просто был принят арт-сообществом – он был встречен с восторгом. И это создавало новые возможности, но и новые риски.

Когда последние гости разошлись, мы с Глебом, Димой и Софьей собрались в подсобном помещении галереи, чтобы отметить успех. Глеб открыл бутылку шампанского, и мы выпили за успешный старт проекта.

– За Алекса Фантома, – провозгласил Глеб, поднимая бокал. – Да здравствует самый загадочный художник современности!

Мы чокнулись. Софья выглядела искренне счастливой за мой успех, не подозревая о том, что стала невольной соучастницей аферы. Дима сохранял внешнее спокойствие, но я видел в его глазах то же возбуждение, которое чувствовал сам. Глеб был полон энтузиазма и уже строил планы на будущее – выставки в других городах, участие в международных ярмарках, сотрудничество с крупными коллекционерами.

– Мы на пороге чего-то большого, – сказал он, наливая вторую порцию шампанского. – Я чувствую это. Фантом может стать настоящим феноменом, выходящим за рамки обычного арт-проекта.

Я молча кивнул, внутренне содрогаясь от его слов. Глеб, сам того не осознавая, описывал именно то, чего я начинал бояться – Фантом, выходящий из-под контроля, становящийся больше, чем просто выдумкой, обретающий собственную жизнь в информационном пространстве.

Когда мы с Димой шли к такси, он тихо сказал:

– Ну что, создатель, доволен своим творением?

В его голосе была легкая ирония, но и нотка искреннего уважения.

– Пока все идет по плану, – осторожно ответил я. – Но это только первый шаг. Нам предстоит долгий путь.

– И куда он нас приведет? – задумчиво спросил Дима. – Ты сам-то понимаешь?

Я покачал головой:

– Нет. Но я хочу узнать.

В такси, возвращаясь домой, я просматривал социальные сети. Хештег #AlexPhantom уже начинал набирать популярность. Люди делились фотографиями с выставки, цитировали статью Софьи и высказывание Карины Штерн, обсуждали возможную личность художника. Информационное поле вокруг Фантома формировалось стремительно, обрастая деталями, домыслами, интерпретациями.

Я создал монстра, подумал я. И теперь он начинает жить собственной жизнью.

ЧАСТЬ II: ВОСХОЖДЕНИЕ

Глава 6: Хайп

За шесть месяцев Алекс Фантом из никому не известного художника превратился в одну из самых обсуждаемых фигур российской арт-сцены. Его работы продавались за десятки тысяч долларов, о нем писали статьи в ведущих изданиях, его имя упоминалось в одном ряду с признанными звездами цифрового искусства.

А я превратился в востребованного арт-дилера, единственного официального представителя загадочного гения. Моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Вместо обшарпанной квартиры на окраине центра – просторная студия в Хамовниках. Вместо метро – такси или каршеринг. Вместо дешевых костюмов из масс-маркета – одежда от модных дизайнеров. Вместо попыток наскрести на аренду – счет в банке с суммой, о которой я раньше мог только мечтать.

Но главное отличие заключалось не в материальном благополучии, а в социальном статусе. Теперь меня знали, меня слушали, меня приглашали на закрытые мероприятия, мне предлагали сотрудничество. Я больше не был неудачником, пытающимся зацепиться за край арт-рынка, – я стал его заметным игроком.

В то апрельское утро я сидел в кафе «Пушкинъ», ожидая журналистку из GQ, которая должна была взять у меня интервью для статьи «Люди, меняющие облик российского искусства». Передо мной лежали распечатки нескольких последних интервью, которые я давал о Фантоме, – мне нужно было освежить в памяти все детали, чтобы не допустить противоречий.

За эти месяцы мы с Димой создали сложную систему документирования всей информации о Фантоме, которую я сообщал публике. Каждое интервью, каждое публичное заявление, каждая деталь биографии – все это фиксировалось в специальной базе данных, чтобы избежать расхождений, которые могли бы вызвать подозрения.

Но несмотря на эту систему, поддерживать легенду становилось все сложнее. Журналисты копали все глубже, задавали все более конкретные вопросы, искали противоречия и несостыковки. Мне приходилось быть предельно осторожным, балансируя между поддержанием загадочности Фантома и необходимостью предоставлять достаточно информации, чтобы подогревать интерес публики.

– Мистер Белецкий? – прервал мои размышления женский голос.

Я поднял глаза. Передо мной стояла молодая женщина с короткой стрижкой и в очках в массивной оправе – Мария Климова, журналистка GQ.

– Да, здравствуйте, – я встал и пожал ей руку. – Прошу, присаживайтесь.

Мария села напротив, достала диктофон и блокнот.

– Спасибо, что согласились на интервью, – начала она. – Наши читатели очень интересуются феноменом Алекса Фантома, и вы, как его единственный представитель, можете приоткрыть завесу тайны.

Я улыбнулся отработанной улыбкой:

– Боюсь, что многие тайны так и останутся тайнами. Мистер Фантом очень ценит свою приватность.

– И все же, – Мария включила диктофон, – за последние полгода Фантом стал одним из самых обсуждаемых художников в России. Его работы продаются за десятки тысяч долларов, о нем пишут ведущие критики. Как вы объясняете такой стремительный успех?

– Думаю, дело в сочетании нескольких факторов, – начал я свою заранее подготовленную речь. – Во-первых, Фантом работает на стыке актуальных тенденций – цифровое искусство, NFT, исследование влияния технологий на человеческую психику. Во-вторых, он обладает уникальным визуальным языком, который сразу выделил его работы из общего потока. И в-третьих, конечно, его принципиальная позиция относительно анонимности создала определенный ореол таинственности, который привлекает внимание.

Мария кивнула, делая пометки:

– Некоторые критики считают, что анонимность Фантома – это всего лишь маркетинговый ход. Что вы на это скажете?

– Я бы сказал, что эти критики не понимают философской позиции художника, – ответил я, стараясь звучать слегка оскорбленно. – Решение Фантома скрыть свою личность – это не маркетинговый трюк, а концептуальный жест, часть его художественного высказывания. В мире, одержимом персональными брендами и культом