Школьный двор - Вера Кимовна Зубарева

поспешно сказала Феля. – Я домой отнесу сегодня и в буфет поставлю. А вдруг тебя родители отпустят? Придёшь и будешь своё варенье лопать.

Мы допили чай и распрощались с Греховой.

– Феля, ну что с тобой такое? – прошипела я, пока мы спускались по лестнице с банкой абрикосового варенья. – Зачем ты это варенье у Греховой взяла?

– Так она ж дала!

Я махнула рукой. Продолжать было бесполезно.

Седьмого марта мы явились в школу с небольшим опозданием, чтобы дать мальчишкам возможность разложить все подарки. В этот день девочкам разрешалось приходить позже.

Больше всех подарков навалили Греховой.

– Вы что, поехали? – заорала Курица, завидя заваленную подарками парту Греховой.

– Так она ж новенькая, пусть порадуется, почувствует себя как дома, – усмехнулся Зелинский.

– Откуда ты знаешь, как она чувствует себя дома? – не унималась Курица. – Может, дома её вообще держат в ежовых рукавицах.

– Тем более.

Тут появилась Грехова, и все замолчали. Она подошла к своей парте и растерянно посмотрела на горку с коробками и открытками.

– Ой, спасибо, – сказала она, краснея. Но к подаркам так и не притронулась до конца уроков. Она сидела одна, и подарки заняли ровно половину парты.

После уроков Грехова сложила всё в портфель, ещё раз поблагодарила и оправилась домой.

– Так она придёт отмечать Восьмое или нет? – поинтересовался Кучер.

– А тебе что? – с вызовом спросила Ройтманша. – Для тебя это имеет значение?

– Ничего не имеет. Я просто спросил…

– Он просто надарил ей столько подарков, что сам за-балдел и захотел ещё раз испытать этот кайф, – вклинился Сокол.

Ройтманша зыркнула на него, заодно метнув молнии в Кучера, и возмущённо вышла из класса.

Кучер на самом деле был влюблен в Ройтманшу, но почему-то все подарки подарил Греховой. Перед этим он долго раздумывал, что же лучше подарить Греховой из купленного накануне, но никак не мог прийти к верному решению и беспрестанно менял одно на другое.

– Да скинь ты ей всё вместе, – посоветовал Зелинский.

– Как всё? А Ройтманше?

– А Ройтманше открытку и ещё что-нибудь притащишь на Восьмое. Кучер последовал его совету. Теперь он об этом пожалел.

– Согласился на свою голову, – пробормотал он, глядя вслед разозлившейся пассии. – Ну так что, будет Грехова или нет? – уже гораздо смелее переспросил он, когда Ройтманша хлопнула дверью.

Все посмотрели на Фелю.

– А я откуда знаю? Мы ходили приглашать… Она ещё точно не решила…

Время двигалось к обеду, и нужно было на чём-то остановиться.

– Так, если кого-то не устраивает наша компания, может не приходить, – заявила Ритка. – А мы собираемся завтра у Фели.

Все почувствовали себя неловко. Получалось, что всё дело в Греховой. Даже смешно!

– Ну, хорошо, – наконец взяла бразды правления в свои руки Феля.

– Я сегодня снова зайду к Греховой и поговорю с ней ещё раз. А завтра вы узнаете, чем всё закончилось.

Такая интрига всех очень оживила. Получалось, как в триллере. Каждый захотел узнать, чем закончится разговор с Греховой, а значит, сбор не отменялся.

Феля предложила мне пойти к Греховой вместе, как в прошлый раз, и мы отправились вдвоём. Всю дорогу мы обсуждали эту ситуацию. Многое казалось странным. Ну почему бы родителям Греховой не отпустить дочь провести Восьмое марта с классом? Мы ведь не бандиты какие-то, не уличные знакомые!

– Странно всё это, – говорила Феля. – Ну я понимаю ещё, если б они не знали, где будет гулянка. А тут мы им и адрес дадим, и дворы рядом. При желании они могли бы сами прийти и убедиться, что всё нормально, приличный дом и всё такое. Меня бы мои точно отпустили! Папа бы, конечно, провёл меня, посмотрел бы, что да как, но чтоб не отпустить родную дочь отпраздновать Восьмое марта, это уж слишком!

– Ну, не знаю… Может, у генералов так заведено все праздники с семьёй встречать.

– Какой он генерал? Так, полковник, наверное, какой-нибудь.

– А почему не генерал?

– Прямо-таки пришлют к нам в Одессу генерала! Генерал должен армией командовать. А кем ему тут командовать в Одессе? Бабками с Привоза?

Звучало убедительно.

– Ну тогда почему ты думаешь не отпускают?

– А может, у неё хахаль есть? – брякнула Феля и тут же хлопнула себя по лбу. – Ну, конечно! Как же я сразу не догадалась! Конечно у неё хахаль! С ним она и встречает Восьмое марта. А всё остальное – отговорки. Ты ведь сама видела, какая она скрытная. У нас, говорит, много разных сортов варенья, а сама только одну баночку принесла!

– А ты что, хотела, чтобы она тебе все сорта на стол выложила?

Мы уже вошли во двор, где жила Грехова, и Феля предусмотрительно приложила палец к губам, намекая на идеальную звукопроводимость одесских двориков.

Через пару минут мы звонили в дверь к Греховой.

Поначалу за дверью была полная тишина.

– Она что, из школы ещё не пришла? – шепотом спросила Феля, явно заинтригованная.

Мы немного подождали и позвонили во второй раз. Послышались торопливые шаги по коридору, дверь отворилась, и на пороге появилась Грехова с полотенцем на голове.

– Ой, а я тут душ принимала, не слышала звонка, – сказала она извиняющимся тоном. – Вы проходите, не стойте на лестничной клетке.

– Да мы ненадолго, – сказала я, видя, что Феля уже готова почаёвничать.

– Ничего, ничего, всё равно пройдите!

Мы прошли в прихожую.

– Мы на минутку, – сказала Феля, преимущественно для меня. – Просто все интересуются насчёт Восьмого, придёшь или всё-таки тебя не отпустят.

– Нет, никак не получится, – со вздохом сказала Грехова. – Мы все праздники обычно вместе отмечаем.

Её серые глаза излучали такую печаль, что нам даже стало её жаль.

– Ну, с родителями тоже неплохо, – пробормотала Феля. – Но если вдруг что, то приходи. Мы в пять собираемся. Вот адрес. Это через двор. – Она протянула Греховой бумажку с адресом.

– Спасибо. Если что, обязательно приду.

Мы покинули квартиру Греховой с чувством нарастающей неопределённости.

– Нет, что-то тут не то, – шептала Феля, пока мы спускались по лестнице. – И душ она принимает среди бела дня, и на праздники сидит с предками.

Нам осталось пройти один этаж, как входная дверь скрипнула и по лестнице стал взбегать молодой человек с огромным букетом в праздничной обёртке. Мы слегка притормозили, он кивнул и промчался мимо.

Феля приложила палец к губам и на цыпочках стала подниматься наверх, показав мне жестом, чтобы я следовала за ней. Мы прошли совсем немного и остановились так, чтобы можно было видеть в лестничном пролёте, в какую квартиру он направился.

Так и есть! Остановился у дверей Греховой и нажал на кнопку звонка. Мы выразительно посмотрели друг на друга.

Дверь поспешно отворилась, и послышался голос Греховой:

– Ой, привет! А я думала, это девчонки из класса что-то забыли. Проходи!

Мы услышали звук чмоканья, и дверь захлопнулась.

С пылающими щеками Феля вылетела из парадного, и когда мы очутились на улице, она возбуждённо затараторила:

– А что я тебе говорила! Что я тебе говорила! Я так и знала! Вот тебе и Грехова, вот тебе и праведница. А родители где? Где родители? На празднование с классом они её, видите ли, не пускают.

Восьмое марта началось с бурных обсуждений этой новости. Выдвигались самые разнообразные версии. Разгорячённое воображение собравшихся подсказывало всё новые и новые сюжетные повороты. Только Ольха не принимала участия, удивлённо переводя взгляд с одного говорящего на другого и осуждающе покачивая головой.

– Слушайте, а если это просто её брат? – высказала предположение Кошелева.

– С веником? – хмыкнула Курица.

– Ну да! Принёс цветы поздравить своих женщин. Что здесь такого?

– А поцелуй? – вмешалась Феля.

– Да какой там поцелуй! Чмокнулись в щёчку, по-родственному, – сказала я.

– Я вас люблю любовью брата! – продекламировал Зелинский.

– Ну что вы, в самом деле! – не выдержала Минская, которая сидела молча, заложив нога на ногу, и ждала, что хоть кто-то обратит на неё внимание. Она переживала кризис популярности, так как её прекрасные ноги никого уже не волновали. К ним привыкли, как к части школьного интерьера.

– Да никакой это не брат, – сказал Сокол. – Это её внебрачный сын.

– Какой по счёту? – подхватил Зелинский.

– Ну началось! – закатила глаза Ройтманша, которая всё ещё не разговаривала с Кучером, хотя