Карточная игра в России. Конец XVI – начало XX века. История игры и история общества - Вячеслав Вениаминович Шевцов

Николай I, особое внимание уделявший укреплению порядка в стране, в указе 1832 года «с прискорбием» отмечал, что, несмотря на запрещение 1801 года и «некоторые примеры праведной строгости», страсть к запрещенной игре и алчность к приобретению чужой собственности «не перестают по временам являть и новые жертвы, и новых нарушителей государственных постановлений». Азартная игра, «в одно мгновение отъемлющая достояние у семейств, многолетним трудом приобретенное, и предающее оное людям, своими поступками позор общества составляющим», определялась как «нравственная зараза, в благоустроенном государстве никогда и ни под каким видом нетерпимая». Играющих в запрещенные игры предписывалось предавать суду «для строгого по законам наказания, без всякого различия званий и чинов, усугубляющих по мере возвышения оных виновность ими отмеченного»[143].

В то же время понятие запрещенной игры на протяжении всего XIX – начала XX века сохраняло свою расплывчатость, как и в Уставе благочиния (1782). В Своде уставов о предупреждении и пресечении преступлений, изданном в 1832 году в составе Свода законов Российской империи и действовавшем с дополнениями и продолжениями до 1917 года, ряд статей был посвящен преступлениям против имущества и общественного благоустройства. Так же, как и в екатерининском Уставе благочиния, запрещались игры, основанные единственно на случае, запрещалось открытие и посещение игорных домов, содействие игре, «от игры иметь единственное пропитание» и «воровство-мошенничество». При расследовании дел о запрещенной игре предписывалось действовать «с осторожностью, дабы не причинить напрасных поклепов, обид и беспокойств». Полицейские чины в случае ведения запрещенной игры в домашнем кругу уже не должны были обращать внимания «на намерение, с каким играли, и обстоятельства». В новой редакции противоречивость этой формулировки была устранена: «Если игра игроку служила забавою или отдохновением посреди своей семьи и с друзьями, и притом оныя не принадлежит к числу игр запрещенных, то вины нет»[144].

Однако же уголовное преследование по самому факту азартной игры отсутствовало. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных наказание определялось только для устроителей игорного дома и для шулеров («Тот, который в игре, запрещенной или не запрещенной, будет заведомо употреблять поддельные карты, кости и тому подобное, или давать играющим упоительные напитки или зелья, или передернет или подменит карту или служащие для игры кости, или же вообще будет изобличен в каком-либо другом для обыграния обмане…»). За открытие игорного дома виновный в первый раз приговаривался к денежному взысканию не свыше 3000 рублей. За рецидив к этому штрафу прибавлялся арест от трех недель до трех месяцев. Для уличенного в третий раз арест заменялся заключением в тюрьму от четырех до восьми месяцев. За шулерство, в зависимости от тяжести содеянного, виновного ожидало лишение прав состояния и заключение на срок от четырех до восьми месяцев или лишение прав состояния и работа в исправительном арестантском отделении на срок от одного года до полутора лет[145].

На практике и азартные игры, и игорные дома, и игорное ремесло существовали и развивались, несмотря ни на какие правительственные и полицейские меры. На запрещение той или иной игры клуб реагировал лишь сменой ее названия при сохранении сути. Так, в 1866 году в столичных клубах были запрещены стуколка и домино-лото, но появились аналогичные мушка и рамс[146]. Гонениям в основном подвергались игорные дома низшего разбора, в которых велась откровенно шулерская игра и которые посещал соответствующий контингент. Игорный же дом, основанный и посещаемый «порядочными людьми», закрывался только в том случае, если в нем происходила какая-либо скандальная история, имевшая общественный резонанс[147]. По свидетельству В.А. Гиляровского, в конце XIX века определение «играющие» стало словом, «чуть ли не характеризующим сословие, цех, дающий, так сказать, право жительства в Москве». Ответ «играю в игры, разрешенные правительством» и в карты, «выпуска-емые императорским воспитательным домом», реабилитировал зарабатывавших на жизнь азартными играми как в собственных глазах, так и в глазах полиции[148].

Антиигорное законодательство XVIII – первой трети XIX века было обращено главным образом на представителей дворянского сословия. В 1838–1839 годах в рамках реформы П.Д. Киселева государство озаботилось сохранением добрых нравов среди крестьян, проживавших на казенных землях. В изданном в 1838 году «Учреждении об управлении государственными имуществами в губерниях» в обязанности сельского старосты вменялось не допускать между крестьянами «всякого рода игр на деньги, вещи или заклады», в особенности воспрещать «торговцам и всякому другому» устраивать азартные игры и лотереи на сельских базарах и ярмарках[149].

Согласно Сельскому судебному уставу (1839), играющие в азартные игры подлежали уголовному суду на общих узаконениях, играющие же вообще в карточную игру и другие игры на деньги в первый раз заключались под стражу, а в последующем подвергались телесному наказанию. Найденные при играющих деньги конфисковывались и обращались в «хозяйственный капитал»[150]. Очевидно, что уголовный суд ожидал крестьянина в случае применения им шулерских приемов, для вразумления же и поддержания благочиния использовались более щадящие меры воздействия.

В 1893 году аналогичная статья, предусматривающая отличное от общих узаконений наказание, появилась в рабочем законодательстве. В Уставе о промышленности на фабрике наряду со взысканиями за прогулы, пьянство, драки, неопрятность воспрещалось «устройство недозволенных игр на деньги (в карты, в орлянку и тому подобные) под угрозой штрафа в размере не более одного рубля»[151].

Итак, карточные игры, известные в Московском государстве, как и более древняя игра в кости, относились к числу азартных, с простыми правилами, случайностью результата и денежным выигрышем. В XVII веке эти азартные игры были распространены среди различных слоев городского населения, особенно в городах Сибири. Игра в карты, наравне с зернью, сопровождала и провоцировала различные общественные пороки (пьянство, распутство, побои) и правонарушения (мошенничества, грабежи, воровство, убийства), а также непосредственно вызывала мошеннические действия и проигрыш личного и государственного имущества. В силу этих причин азартные игры, не являясь сами по себе уголовно наказуемыми, преследовались представителями власти.

Невозможность полного запрета, слабый контроль центральной власти, заинтересованность в увеличении кабацких сборов и в новых источниках дохода пред-определили двойственное отношение государства к азартным играм – в ряде городов, в особенности сибирских, они были легализованы как статья дохода местного бюджета. В этом случае местная администрация брала на себя организующую и ограничивающую роль, отдавая азартные игры на откуп и контролируя криминогенную обстановку. На протяжении всего XVII века государство балансировало между запретительными мерами и фискальными интересами, то отменяя, то вновь вводя откупную систему, которая продолжила свое существование и в XVIII веке.

Антиигорное законодательство XVIII – начала XX века демонстрировало решимость государства искоренить карточные игры и невозможность действенно повлиять на прочное их вхождение в