Карточная игра в России. Конец XVI – начало XX века. История игры и история общества - Вячеслав Вениаминович Шевцов

доме, и если не мог заплатить сразу, то заключался под стражу «дондеже заплатит». За посещение игорного дома или содействие игре штраф увеличивался в три раза, а за открытие игорного дома – в шесть раз. Профессиональный игрок «за таковое постыдное ремесло» отсылался в смирительный дом «на единой срок судебнаго места», а тех, кто «в игре употребил воровство, мошенничество», предписывалось наказывать как мошенников согласно другим статьям. Кроме того, уничтожался иск «о долге и платеже по запрещенной игре».

Как видим, наказание за одну азартную игру или посещение игорного дома было необременительным для состоятельных игроков, да полицейские чины и не осмеливались посягнуть на их покой. Несмотря на существующие законы, верховной власти приходилось постоянно их подтверждать и призывать к решительным действиям. В 1786 году московскому главнокомандующему предписывалось наблюдать, чтобы в клубах, маскарадах и других «публичных сборищах» не играли в банк и иные запрещенные игры, и поступать в данном случае «по законам»[126]. Управа благочиния «в рассуждении карточной игры», производимой в гербергерах и трактирах, должна была поступать по данному ей уставу[127].

В 1801 году, уже через четыре месяца после вступления на престол Александра I, был издан указ «О истреблении недозволенных карточных игр», адресованный петербургскому военному губернатору: «С крайним неудовольствием доходит до сведения моего, что карточная азартная игра, многими законами запрещаемая и никаким благоучрежденным правительством нетерпимая, к сожалению, производится в здешней столице без зазора и без страха. Признавая зло сие вреднейшим в своих последствиях, нежели самое открытое грабительство, коего оно есть благовидная отрасль, и зная, сколь глубоко при малейшем попущении может оно пустить свои корни в сих скопищах разврата, где толпа бесчестных хищников, с хладнокровием обдумав разорение целых фамилий, из рук неопытного юношества или нерасчетливой алчности одним ударом исторгают достояние предков, веками службы и трудов уготованное, и, испровергая все законы чести и человечества без угрызения совести и с челом бесстыдным, нередко поглащают даже до последнего пропитания семейств невинных. Я признаю справедливым обратить всю строгость закона на сие преступление, и дабы остановить в самом начале гибельные его действия, повелеваю вам неослабное иметь бдение и наблюдение, дабы запрещенные игры отнюдь и нигде не были производимы. И чтобы вы, приняв все меры к открытию такового действия, где бы оно ни таилось, виновных в оном без всякого различия мест и лиц приказали брать под стражу и отсылать к суду, донося мне в то же время о именах их и всех их сообщников»[128].

В 1806 году московскому военному губернатору также предписывалось принимать точные меры «к открытию и пресечению азартной карточной игры», «поступать с виновными по законам» и докладывать о случившемся императору[129].

Переход от общегосударственных узаконений к столичным и необходимость доклада императору можно объяснить как особым распространением азартных игр в Москве и Петербурге, так и бездействием запретов по всей стране[130]. В 1808 году правительство констатировало, что «вопреки многократно изданным предписаниям производятся по губерниям, даже в трактирах, публично непозволительные картежные игры»[131].

В 1819 году Иркутская уголовная палата запрашивала Сенат, каким образом надлежит поступать с благородного звания людьми, уличенными в «непотребстве, пьянстве, карточной игре». На что получила вполне резонный ответ, что их необходимо «предавать суду, для поступления с ними за таковые поступки на основании законов». Таким же образом Сенат предписал действовать сибирскому генерал-губернатору, губернским правлениям и уголовным судам Тобольска и Томска, а также всем остальным губернским правлениям[132].

Однако показательные суды над игроками устраивались в том случае, когда растрачивались казенные деньги. В 1811 году генерал-аудиториат[133] представил в Сенат дело о капитане моздокского гарнизонного батальона Подгорном, виновном в растрате 704 голландских червонцев и 1 рубля 44 копеек. Капитан был лишен дворянства и разжалован в рядовые, а проигранные деньги провиантского ведомства взысканы с игравших с ним офицеров и чиновников[134].

Ф.В. Булгарин писал об обществе времен Александра I: «…тогда все и везде играли, и азартные игры были не запрещены, во всех трактирах и кофейнях, в больших и малых городах метали банк и штосс»[135].

В начале XIX века шулерство[136] в русском обществе стало профессией, и получение дохода от этой «благовидной отрасли открытого грабительства» даже не особо маскировалось и не считалось чем-то предосудительным[137]. Поле деятельности профессионального игрока было довольно широким – игорные дома, клуб, общество «порядочных людей» – классические его прибежища, с появлением железных дорог и пароходов он обосновался и там. По наблюдениям Ф.М. Булгарина, шулера «разъезжали по ярмаркам, как купцы с товарами, плелись за войском, как маркитанты, имели в городах свои открытые залы и не стыдились своего ремесла»[138]. Пьеса Н.В. Гоголя «Игроки» (1842), действующие лица которой одни мужчины, целиком посвящена плутням шулерской компании, которая при помощи искусной инсценировки обманывает своего коллегу. Еще раньше, в 1818 году, повседневные будни шулерской шайки были описаны в эпистолярных очерках неизвестного писателя-радищевца, который не находил слов, чтобы выразить «всю гнусность страсти их к игре»[139].

Технология опустошения кошельков богатых провинциалов и иных «жуиров»[140] в этой среде была отработана до совершенства: «Члены шайки, люди светские, как грибоедовский Антон Антонович Загорецкий, легко достигая знакомства с этими “пижонами”, сперва вводили их в так называемый “свет”, потом в “полусвет”, и таким образом сделавшись их задушевными друзьями, оканчивали тем, что завлекали их в свой шулерский кружок… Банк метали отборные артисты. Молодые люди, разумеется, проигрывали все наличные деньги; но этим дело не ограничивалось. К подносимому им вину шулеры подмешивали какой-то состав, не исследованный еще химиками, называемый кукольванцом… Опьяненный кукольванцом делался автоматом, бессо-знательно делающим все, к чему его понудят… Пьяного заставляют подписать заемное обязательство и его копию в книге». Подобные мошеннические трюки достигали своей цели, поскольку они «были обставлены такими псевдозаконными формальностями, что и наблюдательная, и судебная власти того времени, связанные буквою закона, не допускающего протеста по безденежности заемных обязательств, не могли препятствовать взысканиям»[141].

Один из таких господ, наживший значительное состояние подобной игрой, на допросе сказал, что не играет ни в какую игру, а карты знает только по пасьянсу. Существование же целого сундука игральных карт, «углы и края которых были загнуты в виде паролей и на пэ», его изворотливый камердинер объяснил тем, что они «служили для чистки золоченых пуговиц на фраках их господина и то, что имело вид паролей, делалось для охранения самого платья от последствий чистки»[142].

М. Караваджо.