По ту сторону клинка: Дева орхидей - Ламеш дю Лис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А я шёл всё дальше…и дальше… Количество студентов уменьшалось. Ректор Ксерон Атрикс так и вёл нашу убывающую процессию. За ним, стряхивая песок, шагала Ламель.
Мы добрались практически до самого храма. Но вдруг я услышал своё имя, которое сейчас воспринималось с особой тяжестью на сердце.
— Чёрные рыцари Хакуро, Лерий и Юлес — произнёс ректор Ксерон и указал на достаточно скромный по меркам окружающих дом, — Заберите здесь товар.
Повинуясь судьбе, я поплёлся ко входу в дом первее своих соотрядников. Наверное, завидя нас заранее, кто-то отворил дверь. Стоило мне приблизиться, из неё появилась молодая девушка.
Я остолбенел. Я сразу узнал это лицо. Да, оно отличалось. Но я всё понял. Эти ниспадающие каштановые волосы. Эта грусть на лице… А также клеймо на её щеке…
— Мы пока вытащим тело наружу, — произнёс возле меня Лерий и вместе с Юлесом они, даже не спрашивая, вошли в дом.
— Эм… Мы за телом ва… — я не сумел закончить предложение. Я не знал, что сказать.
Девушка стойко держалась, но по её дрожащим кулачкам я прекрасно осознавал, что она на пределе.
Тем временем Лерий и Юлес уже вынесли тело и стали волочь его по песку. Оно было аккуратно завёрнуто. Юлес споткнулся и не удержал свою сторону, тело свалилось на песок, одеяния раскрылись, и я увидел молодого мужчину.
Девушка не выдержала, закричала и бросилась к телу покойного мужа. Слезы текли из её глаз и оставляли на песке тёмные следы, такие же, как и, пожалуй, теперь останутся на её сердце. Она вцепилась в одеяния и стала тянуть на себя, крича то же, что и любой другой в её ситуации.
— Прошу! Не забирайте! Позвольте мне хотя бы похоронить его! Прошу вас!
Сперва она потеряла сестру… Теперь и мужа…
— Ведь Эмилия верно служит вам! Неужели этого мало? Почему мы вновь должны платить?!
Если б она только знала…
— Прошу вас! Оставьте его! Или хотя бы верните мне сестру!
Я видел движения ректора Ксерона, заметившего конфликт… Я видел Ламель, облизывающую губы и готовящую свои огненные когти…
Лерий и Юлес стали оглядываться на ректора и отпустили завёрнутого мужа девушки.
Я присел подле неё. Не знаю зачем.
— Что произошло? — как можно более нежно попытался спросить я её.
— Бандиты… — разобрал я сквозь плач, — Вы должны были защищать нас от подобного! Ведь именно за это мы платим нашими родными! Но они пробрались… Хотели ограбить… Они убили его!!!
— Двое разбойников вчера проникли в Руссел. Всякое случается. Они сбежали в сторону Каньона Смерти. Их всяко уже нет в живых. Там негде прятаться. Только смерть, — прозвучал голос приближающегося Ксерона Атрикса. Я знал зачем. Я знал, что произойдёт. Я знал, что он скажет дальше.
Я знал, это последнее мгновение. Последний момент, чтобы что-то могло измениться… Иначе всё. Я осознавал, что это мой последний шанс ещё что-то сделать. Но как я, всегда движимый Судьбой, беспрекословно садящийся в её лодку и плывущий по течению мог что-то сделать ей вопреки?
Иначе всё…
В жизни бывает так, что ты понимаешь, что следующее мгновение станет последним, когда ты можешь успеть что-то сделать… Последний шанс сказать что-то человеку… Например, признаться в любви… Если ты его упустишь, то ещё одного последнего уже не будет. Ты будешь сожалеть до конца жизни о том, что не сделал. Лучше ли сожалеть о совершённом или несовершённом?..
Что такое смерть? Конец ли она пути? Даже если нет, то отчего всегда столь грустно? Почему даже если Смерть проводит в лучший мир, то всегда все вокруг плачут? Даже сама Смерть… Но только не тот, кто убил.
Кто имеет права решать чья жизнь сколько стоит? Короли?..
Я почувствовал, как маленький огонёк внутри моей груди, зародившийся в день церемонии посвящения в чёрные рыцари, стал разгораться.
Они не имеют права решать ценность человеческой жизни.
Некогда крошечный, этот огонёк разгорался с каждым горем, с которым я столкнулся в этом мире. Я чувствовал это. Но я отказывался признавать.
Политики?.. Нет.
Отчего я подумал, что этот огонёк является первобытным злом? Всепоглощающей ненавистью?
Потому что они посчитали нужным убедить меня в этом? Люди, которые считают себя достойными решать ценность человеческой жизни?
Почему же тогда всегда, какое бы время ни было… Каким бы мир ни являлся… Человеческое общество не меняется… Власть имущий будет решать кому жить, кому умереть. Кто прав, а кто неправ. Кто должен идти на смерть, а кто будет купаться в роскоши, надеясь купить даже билет в рай.
Как можно оценить чью-либо жизнь? Любого живого существа?
Туман вокруг этого огонька рассеивался.
Разве оценить жизнь тех двух убийц выше жизни этой девушки и её покойного мужа будет верным поступком? Это справедливость?
В моём мире их жизни тоже могли бы поставить выше. Это то общество, к которому стоит стремиться? Почему их жизни дороже?
Я с этим не согласен.
Все жизни дороги, но не все они равноценны. Иногда нужно иметь смелость делать выбор.
Я слышал приближающихся ректора Ксерона и Ламель.
Убив один раз, начинаешь понемногу переставать бояться… Убив во второй, становится ещё легче. А убив ещё раз, начинаешь привыкать. Сделай я этот шаг убив снова, и пути назад может уже и не быть.
Раз уж это мир смерти…
Раз выбора больше нет…
«Готов ли ты быть судией?»
Я никогда больше не смирюсь видеть подобную сцену.
С меня хватит.
Мне больше не нужна эта лодка.
Никто не вправе решать.
Я. Никогда. Это. Не признаю.
Я достал из кармана аккуратную коробку, распаковал её. На солнце заблистала серебряная заколка в виде цветка лилии с голубыми камешками. Сестра Эмилии на мгновение прекратила плакать и посмотрела на сияющее украшение, которое выглядело здесь словно тот рыцарь с картины. Я поднёс заколку к волосам девушки и неумело на них закрепил.
Шаги ректора Ксерона и Ламель были слышны уже совсем близко.
Девушка посмотрела мне в глаза. В них я видел глубины её души. Зародил ли я в ней надежду хоть на что-то хорошее? Я видел этот маленький огонёк.
Навсегда стать врагом Судьбы? Оно того стоило. Я больше никогда и ни перед кем не склоню колени.
Я вынул свой фальшион из ножен и резко вонзил в песок возле себя. Вскрик профессора Ламель потревожил все окрестности.
— Змеёныш, ты что?!.. — начала было Ламель.
Опёршись о навершие меча, я поднялся с песка и на дал ей договорить.