В гостях у турок. Под южными небесами - Николай Александрович Лейкин

– Манзанарес… – приказывает извозчику Глафира Семеновна.

Тот, обернувшись на козлах, бормочет что-то по-испански и упоминает раза три Real Museo.

– Да не надо нам Реаль Мюзео. Это потом… Картины потом посмотрим. А сегодня мы хотим видеть Манзанарес… Алле… Манзанарес!

Извозчик покачал головой и щелкнул бичом. На Манзанарес ему, видимо, не хотелось ехать.

Экипаж свернул в улицу. Потянулись обывательские дома с окнами-балконами. Попадались церкви и часовни, очень невзрачные по своей архитектуре, с облупившейся штукатуркою, с потемнелыми мраморными статуями Мадонн в нишах. Статуи почти везде обвешаны бумажными цветами, пальмовыми ветвями, полинявшими и запыленными цветными лентами. Вот казармы с стоящими у ворот и сидящими на скамьях солдатами, в красных панталонах и серых пелеринах, синих фуражках без козырьков и околышков. Вот пятиэтажное фабричное здание, неоштукатуренное, закоптелое, с высокой дымящейся трубой, с воротами, охраняемыми сторожами. Слышался шум машин.

– Фабрика табачная… – прочитал Николай Иванович на громадной грязной вывеске, растянувшейся лентой над третьим этажом. – И по-ихнему, по-испански, фабрика фабрикой зовется, – сказал он жене. – И табак – также табак.

Глафира Семеновна взглянула на здание и воскликнула:

– Батюшки! Да это декорация из оперы «Кармен»! Точь-в-точь как у нас в Петербурге на Мариинской сцене. Смотри, смотри… – дергала она за рукав мужа. – Даже и казармы рядом. Точь-в-точь как на Мариинской сцене. Должно быть, нашу оперную декорацию прямо с здешней табачной фабрики списывали. Постой… Не выйдет ли сейчас Кармен из ворот? Коше! Кочеро! Арете![290] Извозчик! Остановитесь! Арете!

Она увлеклась до того, что даже тыкала в спину извозчика зонтиком, требуя, чтобы тот остановился. Извозчик сдержал мула, обернулся на ко`злах и с удивлением смотрел на нее.

– Совсем как в опере «Кармен»! То есть капелька в капельку… – продолжала она. – Не хватает только тореадора. Даже и солдаты-то в такой же форме, как на сцене. Николай Иваныч, да ты видишь?

– Вижу, душечка, вижу. Но я не понимаю, зачем мы будем здесь стоять! – отвечал муж.

– Ах, как похоже! Подождем. Может быть, выбегут работницы, сигарочницы…

– Зачем же они будут выбегать в рабочую пору? С какой стати? Кочеро! Алле! – махал Николай Иванович кучеру и прибавил: – Туда, где Манзанарес.

Опять потащился мул. Дорога шла под гору. Пришлось тормозить экипаж. Улица сделалась шире, но мостовая – хуже. Экипаж прыгал по крупному булыжнику.

– Серенада… – указала мужу Глафира Семеновна.

Против одного окна пел и плясал, подыгрывая себе на мандолине, здоровенный оборванный парень в жилете и шляпе с широчайшими полями, а на балконе стояла пожилая женщина в ночной кофточке и чистила голиком красные военные панталоны. Николай Иванович посмотрел и сказал:

– Это нищий музыкант. Какая же тут серенада! Но заметь: аккомпанирует себе не на гитаре, а на мандолине. Где же гитары-то? В Испании – и не видим гитар. Ведь это просто удивительно. Ни гитар, ни испанских костюмов…

Из широкой улицы свернули совсем в узенькую улицу с домиками в два этажа. Начали появляться серые ослики. Они везли мокрое белье в перекинутых через спины плетеных корзинах. Около осликов шли прачки в черных виксатиновых передниках.

– Ты знаешь, ведь это с Манзанареса… Это прачки ездили полоскать белье на реку, – указал Николай Иванович на женщин. – Стало быть, Манзанарес уж близко. Посмотрим, какой такой знаменитый Манзанарес.

Свернули еще в улицу.

LXV

Улица была опять широкая, но дома попадались уж низенькие – двухэтажные, но все-таки с балконами во вторых этажах. Здесь балконы были уж сплошь завешаны сушившимся бельем в два яруса. На перилах и на веревках выше перил болтались чулки, носки, рубашки, полотенцы и другие принадлежности мужского и женского туалета. В нижнем этаже были лавки – винные и съестные. У входа в них висела зелень, главным образом лук, связанный в пучки, чеснок, красный и зеленый перец, повешенный гирляндами, куски копченого мяса. На тротуарах, около лавок, лежали грудами тыквы и дыни, стояли корзины с вареной кукурузой и вареной фасолью. Попадались кузницы, слесарни. На порогах лудили медную посуду, стучали молотками по металлу. Пахло дымом от каменного угля, жареным. У одной из лавок доили козу. Попадались и маленькие садики, огороженные сложенной из камней оградой.

– Да мы за город выехали, – заметила мужу Глафира Семеновна.

– Пожалуй, что это за городом… – согласился тот.

– Но как же Манзанарес-то? Неужели он за городом, а не в Мадриде?

– Не знаю уж, право. В географии сказано, что Мадрид стоит на реке Манзанаресе.

– Так туда ли везет нас извозчик-то? Понял ли он, куда нам надо?

– Кто ж его знает! Мы, кажется, сказали ему правильно. Манзанарес и по-испански Манзанарес.

– Кочеро, экуте![291] Нам надо Манзанарес!

– Сси, сеньора… – откликнулся извозчик, показал вперед бичом и сказал: – Понте-де-Толедо…[292] рио Манзанарес.

Спускались вниз. И тут только супруги заметили, что они подъезжали к мосту. Мост начинался какими-то белыми каменными воротами с изваяниями на них. Показалась и река внизу, узенькой лентой синевшая между больших песчаных отмелей. Когда супруги подъехали к самому мосту, то увидали, что это была не река, а просто речонка, совсем ничтожная. С моста открылась панорама на речку, и было видно, что речонка эта в двух-трех местах разветвляется на еще меньшие рукава, образуя песчаные островки. Внизу, около воды, на прибережных отмелях, копошились сотни женщин в пестрых платьях и полоскали белье. Белье тут же и сушилось, разложенное на песке и каменьях.

– Да неужели это Манзанарес?! – в удивлении воскликнула Глафира Семеновна.

– Не может быть. Так, какая-нибудь речонка. Манзанарес, должно быть, дальше. А это какой-то ручей. Он, должно быть, только впадает в Манзанарес, – отвечал Николай Иванович. – Кочеро! А Манзанарес далеко? Луан?[293] – спросил он извозчика.

Извозчик указал бичом вниз и проговорил:

– Эсто… Эсто рио Манзанарес.

– Говорит, что Манзанарес… – обратился Николай Иванович к жене и в свою очередь удивленно воскликнул: – Но неужели же такая речонка могла войти в географию! Ведь это у´же нашей петербургской Фонтанки.

– Какая тут Фонтанка! – отвечала супруга. – Наша петербургская Мойка с ней не сравнится. Наша Мойка хоть гранитной набережной обделана. А ведь это, это… Наша Черная речка у Новой Деревни – вот разве с чем можно сравнить эту речонку. Но не может быть, чтобы это был Манзанарес! Кочеро! Се Манзанарес? – опять обратилась она к извозчику, указывая на речку.

Тот обернулся на козлах и кивнул, произнеся:

– Сси, сси, сеньора… Манзанарес… Поэнто-де-Толедо… Манзанарес…

И в подтверждение своих слов он указал бичом на мост, по которому они ехали, и потом тем же бичом показал вниз на речку.

Сомнения не