Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Покажи руки… Опять не вымыты хорошенько! Ты не хочешь слушать никого, так я тебя заставлю…
Следовал ряд мелких наказаний: стоянье в углу, щелчки, дерганье за уши, запиранье в чулан. Когда Семен Васильевич горячился, наказание происходило на месте и вина искупалась быстро, но было хуже, когда он говорил спокойно:
– Ты сегодня останешься без обеда… А если еще раз повторится это самое – я тебя буду запирать на целый день в свиной хлев.
Чем больше присматривался Семен Васильевич к дочери, тем сильнее убеждался, что Анна Федоровна была права, когда наказывала ее. Он теперь чувствовал себя виноватым перед женой и вымещал на дочери свою ошибку. Без сомнения, это был испорченный ребенок, который в состоянии вывести из терпения ангела. Его возмущало больше всего то, что Настенька не жаловалась и даже не плакала больше. Это была какая-то идиотка… Когда Анна Федоровна вступалась за нее, он повторял:
– Это мое несчастие!.. Разве можно поступать с ней, как с другими детьми?
Вмешательство жены раздражало Семена Васильича больше всего, и между супругами произошло несколько горячих сцен. Теперь роли переменились, и Анна Федоровна могла удивляться быстрой перемене в характере мужа. Но окончательно вышел из себя Семен Васильевич, когда вечерком завернул о. Петр и, после некоторых предварительных разговоров, попросил специальной аудиенции.
– Имею серьезное дело к вам, Семен Васильевич…
– Очень рад… Чем могу служить вам?
Разговор происходил в кабинете, при закрытых дверях.
– Пришел я к вам, Семен Васильевич, по долгу пастыря, каковой не всегда бывает приятен… Имел долгое и обстоятельное размышление, прежде чем решился обратиться персонально к вам. Да… Дело в том, Семен Васильевич, что вы утесняете отроковицу.
– А вы откуда это знаете?
– Слухом земля полнится…
Кричать на старика не приходилось, а поэтому Семен Васильевич сдержал себя и повел разговор спокойно.
– Вероятно, вам писала, о. Петр, милая сестра Варвара?
– Не скрою: было и от них письмо. А главное, все говорят…
– Что же вам нужно от меня?
– Гм… Я полагаю так, что вам лучше всего отпустить дочь куда-нибудь в надежные руки.
– Опять к Варваре Васильевне, которая окончательно испортит девочку?
– Имеете весьма пристрастное суждение относительно вашей сестры… Поверьте, что я вам желаю добра и единственно с этой целью вмешиваюсь в ваши семейные дела. Иначе я никогда не решился бы беспокоить вас…
– Вы совершенно правы, что это дело никого не касается, о. Петр, и я прибавлю, что оно и не может никого касаться. Так напишите и Варваре Васильевне… Я не потерплю вмешательства в свои семейные дела. А что касается ребенка… как отец, я имею право воспитывать его по собственному усмотрению.
– Только и всего, Семен Васильевич?
– Да… Я не виноват, что сестра выжила из ума и распространяет обо мне Бог знает что. Она мне даже прокурором грозила…
О. Петр ушел ни с чем. Варвара Васильевна приехала потихоньку в Парначевку и скрывалась на погосте. Она с нетерпением ожидала возвращения о. Петра и очень была огорчена его ответом.
– Решительно не понимаю, что сделалось с братом, – горевала она. – На Анну Федоровну никто теперь не жалуется, а все он притесняет Настеньку…
– Очень даже просто сделалось… – объяснила попадья. – Умнее стала Анна-то Федоровна, ну и травит отца на падчерицу… Дело даже очень известное. И то не так и это не так – ни ступить, ни сесть, ни дохнуть не дают младенцу.
Варвара Васильевна потихоньку же ночью уехала в Заозерск к дяде…
XI
Лето пролетело с особенной быстротой, потому что время теперь мерялось маленькой Сусанной, а она так быстро росла и делала такие быстрые успехи. Ведь другой такой девочки еще никогда не бывало на свете, как начинала подозревать Анна Федоровна. Семен Васильевич думал в свою очередь, что маленькая Сусанна послана ему в награду за первую неудачную дочь, из-за которой он не переставал переживать всевозможные неприятности. Он уже заметил, что Сусанна будет такая же добрая, как мать: девочка кричала, когда он неосторожно бил у нее на глазах Настеньку. Последнее случалось все чаще и чаще, потому что Настенька не желала исправляться. Окончательно она восстановила против себя отца, когда убежала ночью из дома, и ее едва поймали на дороге.
– Куда ты бежала, несчастная? – допытывал ее Семен Васильевич, запершись в кабинете.
– К тете Варе…
– Хорошо, я тебе пропишу такую тетю Варю, что никогда не забудешь…
Когда Семен Васильевич делал некоторые приготовления для окончательного исправления упрямой девчонки, Анна Федоровна горячо вступалась за нее. Наказывать розгами такую большую девочку – это возмутительно!..
– Оставь, Аня… Ты была всегда слишком добра и только портила упрямую девчонку своей добротой. Так нельзя… Я знаю, что делаю.
Настенька была наказана отцом собственноручно. Это был позорный день в жизни старой барской усадьбы, и в тот же день со стены гостиной был убран портрет матери Настеньки.
Случилось так, что, как раз на другой день после этой экзекуции, в Парначевку совершенно неожиданно приехал дядя Захар Ильич. Старик сильно похудел, пожелтел, осунулся и уже целый год ничего не пил.
– Ну, здравствуйте, дети, – как-то вяло говорил он, моргая слезившимися глазами. – Давненько мы не виделись… да. Вот я и умирать уже собрался… Пора…
– Зачем, дядя, говорить о смерти? – мягко сказала Анна Федоровна, немного струсившая гостя. – Вы еще выглядите молодцом…
– Да, совершенный молодец… Что же, будет, пожил – пора и честь знать. Нехорошо, когда в чужой век люди живут… Братец ты мой, Анна Федоровна, мы теперь весьма думаем о нашей многогрешной душе. Есть о чем подумать…
Старик как-то особенно был вежлив с Анной Федоровной и говорил ей «вы». Полюбовался он маленькой Сусанной, подкинул ее на руках, поцеловал и, возвращая матери, проговорил:
– Бедная девочка…
– Почему, дядя, бедная? – обиделась Анна Федоровна.
– Разве я сказал? Вам это послышалось, Анна Федоровна. Впрочем, если хотите, все люди бедные…
Старик любил иногда говорить загадками, и Анна Федоровна не могла понять, что он хотел сказать. Она была рада, что он ничего не пьет, следовательно, не будет скандалить, а это уже одно стоило много. Семен Васильевич тоже ежился, предчувствуя, что Захар Парначев недаром приехал. Человек он, положим, взбалмошный, но что заберет себе в голову – топором не вырубишь.
Вечером Семен Васильевич сказал жене:
– Аня, необходимо приготовиться ко всему… Я убежден, что дядю подослала милая сестрица Варвара Васильевна. Вот увидишь…
– Что же он может сделать?
– Пока трудно сказать, но он способен на все.
– Я его начинаю бояться, Сеня.
– А я нисколько…
О главной причине
