Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У Анны Федоровны достаточно будет хлопот с собственным ребенком, Сеня. Пусть Настенька поживет у меня пока…
– Это чисто женская уловка… Но я именно этого и не желаю. Понимаете: не же-ла-ю.
– Зачем же ты раздражаешься, Сеня? Мы могли бы обсуждать этот вопрос совершенно спокойно…
Лицо Варвары Васильевны от волнения покрылось красными пятнами, голос дрожал, и она чувствовала, что начинает задыхаться. Семен Васильевич тяжело шагал по комнате, стараясь не смотреть на сестру.
– Своим «не желаю», Сеня, ты вынуждаешь меня высказать тебе неприятную вещь. Кроме наших нежеланий и желаний есть еще обязанности, скажу больше: долг… Я вот тоже не желала бы говорить тебе неприятности, но должна.
– Должна?
Он остановился и в упор проговорил:
– Это называется бес-такт-ностью, сударыня. Вы вмешиваетесь в чужие семейные дела…
– Настенька мне не чужая.
– У Настеньки есть отец.
– Сеня, ты заставляешь меня… заставляешь сказать всю правду. Да… И я скажу. Анна Федоровна возненавидела девочку по совершенно неизвестной причине и дошла до того, что бьет ее. Тебе это хорошо известно… да… Ваши семейные отношения никого не касаются, но истязать девочку…
Теперь уже покраснел Семен Васильевич. У него все завертелось перед глазами, и он заговорил уже хриплым голосом:
– А кто ее довел до этого, Анну Федоровну? Вы ее довели, как вот делаешь сейчас ты… Ведь дыма без огня не бывает, и Анна Федоровна в первое время относилась к девочке замечательно хорошо. Но ее преследовали, подозревали, оскорбляли. Ты требуешь, чтобы и я делал то же самое, что делали и делаете все вы, но именно этого и не будет. Отдать Настеньку тебе – означает в переводе то, что мачеха выгнала падчерицу из дому. Все будут говорить именно это, и я не желаю именно этого.
– Допустим, что все виноваты, но ведь девочка-то не виновата?
– И она виновата… Я слежу теперь за ней и нахожу, что она в достаточной мере испорчена.
– Отчего же ты этого не замечал раньше?
– По той простой причине, что она жила у тебя, и я мало ее видел. Это уже моя вина, за которую сейчас и приходится расплачиваться… Что делать!
– Мне остается только поблагодарить тебя, потому что, кроме меня, некому было ее испортить.
– Если хочешь: да. Мне это тяжело сказать, но я тоже должен быть справедливым. В интересах девочки я не могу снова отдать ее тебе…
– Это бесчестно – так говорить… да!..
Варвара Васильевна страшно побледнела и наговорила брату самых обидных вещей. Она уже больше не стеснялась и называла вещи своими именами.
– Анна Федоровна сама готовится быть матерью, и Бог ее накажет… Да! Бог за сиротку накажет… Вот увидишь!.. А что касается тебя… Одним словом, кроме суда Божьего, есть и суд людской.
– Будешь жаловаться на меня в окружный суд?
– Да, буду… Сама отправлюсь к прокурору… я… я…
Семен Васильевич схватил ее за плечо и молча вытолкал из кабинета.
Это был ужасный момент, когда все было порвано с прошлым. Семен Васильевич долго шагал по своему кабинету и мысленно повторял происшедшую дикую сцену. Ведь он так любил вот эту сестру, и она его любила… Ведь она хорошая, честная девушка, любившая Настеньку немного больной любовью. Что же такое случилось? Кому все это нужно? Да, он погорячился, вспылил и вместе с тем чувствовал, что возврата нет и что они расстались с сестрой навсегда. За что? Разве он кому-нибудь желал зла?.. А все кругом так складывалось, что выхода не было…
Когда он вошел в спальню к жене, Анна Федоровна сразу поняла, в чем дело.
– У тебя было объяснение с сестрой?
– Да… я ее выгнал…
Она помолчала, закусив губу, а потом проговорила:
– Самое худшее, что ты мог придумать… Варвара Васильевна ненавидела меня и раньше – я это знаю, а сейчас она будет кричать на всех перекрестках. Раньше наши семейные недоразумения не выходили за порог дома, а теперь… Одним словом, мой злейший враг не мог бы придумать худшего.
– Аня, что ты говоришь?
– Я говорю то, что есть… Скоро ты сам убедишься, что я права. Ты хотел, чтобы все близкие тебе люди были против меня, и добился своей цели блестящим образом. Одним словом, я – мачеха, змея подколодная…
Анна Федоровна говорила все это совершенно спокойно, как человек, обдумавший и взвесивший каждое слово и вперед приготовившийся к самому худшему. Именно это спокойствие как-то совсем ошеломило Семена Васильевича, и он не знал, что ответить жене. В последнее время он усиленно ухаживал за ней, стараясь загладить печальный инцидент в столовой, но это приносило обратный результат. Анна Федоровна вся точно сжималась и смотрела на мужа недоверчивыми глазами.
– Милостыни не надо, – заметила она однажды. – Мне твое внимание совсем не нужно, как осужденному, которому перед казнью предлагают стакан вина…
– Кто же тебя собирается казнить, Аня?
– Я сама… А впрочем, все равно ты ничего не понимаешь.
X
Роды прошли благополучно, и первое, что Анна Федоровна пожелала – это уехать на лето в Парначевку. Семена Васильевича удивила эта фантазия, но он ничего не сказал и даже был рад отдохнуть в родном гнезде. Родилась девочка, которую назвали Сусанной. Молодая мать ревниво следила за каждым движением мужа, точно задалась целью подкараулить его в чем-то дурном. Ей казалось, что он притворно радуется, а в сущности совершенно равнодушен к ребенку. Когда родилась Настенька, он, наверно, больше радовался, а теперь только повторяет уже пережитый опыт. Своих мыслей Анна Федоровна, конечно, не высказывала никому и тем сильнее мучилась, как человек, попавший в одиночное заключение.
– Что с тобой, Аня? – осторожно выпытывала Маргарита Егоровна. – И ты и Семен Васильевич точно даже и не рады ребенку… Не пойму я ничего.
– У меня нервы, мама… Вот поправлюсь в деревне, тогда и будем все радоваться.
Старушку огорчало и то, что ни зять, ни дочь не приглашали ее с собой в деревню, а между тем как же можно обойтись без бабушки. Опять получалась нелепость… От внимания Маргариты Егоровны не ускользнуло, что зять при ней старался совсем не говорить о деревне и даже прямо заминал разговор о ней. Очевидно, он не желал ее присутствия в Парначевке, а жена только вторила ему. В действительности не желала приглашать мать в деревню сама Анна Федоровна, а Семен Васильевич не хотел ей противоречить. Ему было неприятно огорчать добрую старуху, которая сейчас была положительно необходима.
Настенька за это время оставалась в стороне и была совершенно счастлива, что на нее никто не обращает внимания. Большую часть своего
