Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов

Тем не менее о поиске другого артиста на роль Горчакова режиссёр пока не думал. По исконной русской традиции, как только стало известно о смертельной болезни, Солоницыну сразу было решено дать звание заслуженного артиста РСФСР.

В то же время Тарковский и Аркадий Стругацкий продолжали работать над сценарием «Ведьма». Обоим он нравился, дело шло. Но Андрею нужно было срочно заканчивать перевод «Ностальгии», что затруднялось по причине, которую нынче трудно представить в качестве существенной: режиссёр никак не мог достать печатную машинку.

Стокгольмский инцидент. Год ожидания и депрессии

Март 1981 — 6 марта 1982.

Швеция (Стокгольм, Мариэлунд).

Мистическое мировоззрение: истоки и следствия. «Борис Годунов» и «Гамлет».

Французский интерес и югославский вариант. Советские блокбастеры и откаты.

Тарковский и научная фантастика. Святой Антоний — искушение фильмом. Православие и агностицизм. Грузинский вояж к Параджанову. Горчаков: Солоницын, Кайдановский, Янковский и другие.

—

Незадолго до описываемых событий в очёнь похожей ситуации оказалась Ольга Суркова, которую впервые и довольно неожиданно отправили в командировку в Швецию. Ожидать этого заранее было невозможно, поскольку работа с Тарковским сделала её практически невыездной. Однако в декабре 1980 года Суркову выпустили в Стокгольм в свете того, что она писала диссертацию о шведском кино. Перед тем как Ольга отправилась в путь, они с мужем договорились, что возвращаться ей не стоит, нужно остаться в Швеции, а потом требовать воссоединения семьи. Впрочем, её знакомая, будущий продюсер «Жертвоприношения» Анна-Лена Вибум предупредила, что в самом лучшем случае это займёт два года, а скорее — гораздо больше. Суркова, её муж и дети не были готовы ждать так долго, потому она всё-таки вернулась и рассказала обо всём Тарковским.

10 марта 1981 года Андрею приснился Бергман, и это не выглядело случайностью. Тогда режиссёр много размышлял о Швеции, а главное о том, что делать, если его всё-таки выпустят на премьеру «Сталкера» в Стокгольм. В истории этой примечательной поездки нашли отражение многие события жизни Тарковского.

В первой половине марта шведская сторона направила изрядное количество приглашений для двух Андреев и Ларисы Тарковских в самые разные инстанции от посольства СССР в Стокгольме до Госкино и отдела культуры Центрального комитета партии в Москве. Сёдерхольм регулярно звонила, в частности, чтобы узнать, выпускают ли режиссёра, но о поступающих приглашениях ему, как и прежде, никто даже не сообщал, о чём он не менее регулярно докладывал Софии. Читателя такое положение дел уже вряд ли удивляет, а вот шведы были обескуражены. Когда Сёдерхольм решила осведомиться в советском посольстве о происходящем, ей ответили, что Тарковский находится в Италии и потому не отвечает. «Я посоветовал [Софии] дать телеграмму на имя Шауро и Ермаша. Вряд ли это поможет. Впрочем, я никогда не сомневался, что из этой поездки вряд ли что-нибудь получится», — записал он 17 марта.

По всей видимости, шведам удалось всерьёз растрясти отечественные инстанции, и уже 19 марта режиссёру позвонила Татьяна Сторчак — вероятно, после успешного совместного визита в Великобританию Андрей стал частью её работы. Сторчак сообщила, что премьера в Стокгольме готовится 13 апреля, но ни слова не сказала о том, что в приглашении указаны жена и сын. Из речи Татьяны подспудно вытекало, что всё происходящее — огромное достижение отдела международных отношений Госкино.

Вопрос о поездке с родными Тарковский поднял сам, причём на несколько более высоком уровне, обсудив его со Шкаликовым. Ответ получил уже знакомый: руководство боялось подобного прецедента. Стоит выпустить одного, и все захотят путешествовать с жёнами и детьми. Андрей пообещал, что они обязательно вернутся, но Шкаликов, очевидно, не поверил. «Доканают они меня, доездят», — резюмировал режиссёр впечатления от встречи 25 марта. Обращает на себя то, что в этой эмоциональной и отчаянной сентенции он использует форму глагола «ездить».

На этот раз Тарковский занял твёрдую позицию — он уже не тот, что в 1977-м или 1978 году — и намеревался действовать решительно. Шведам он сразу заявил: один никуда не полетит! Те, понимая, что по линии Госкино ничего добиться не удастся — а ведь билеты на премьеру в Стокгольме, которая состоится через две недели, уже были почти распроданы — попытались действовать через министерство иностранных дел. Начался привычный для Тарковского и шокирующий для западных людей организационный хаос. Режиссёру звонили из шведского посольства в Москве и спрашивали, не знает ли он, стоит ли его ждать в Стокгольме или нет? Андрей, безусловно, был последним человеком, кто мог бы ответить на этот вопрос. Атташе по культуре внезапно заявила, что их обещали поставить в известность, отпустят ли Тарковских 31 марта. Когда режиссёр услышал это, он был несколько обескуражен. После разговора со Шкаликовым прошло много времени, неужели «наверху» так и не приняли решение?! Впрочем, вердикт не был вынесен и позже названной даты.

В пятницу 3 апреля Сёдерхольм звонила уже в слезах, говорила, что все, причастные к премьере «Сталкера» и визиту Андрея, выйдут на работу в выходные, а для Швеции это событие — из ряда вон. София поделилась, что в посольстве через Госкино им говорят, будто Тарковский не едет, потому что не хочет. В дело вмешалась Лариса, немедленно позвонившая Сторчак. Та сказала, что они так говорят… от растерянности.

В этом порочном круге пугало то, что формулировку «не едет, потому что не хочет» ни одна советская инстанция не признала бы ложью. В момент особенной откровенности можно было бы в частном разговоре сойтись на том, что это полуправда. Режиссёр ведь, действительно, не хотел ехать… без семьи. Но последние два слова чиновники бы не произнесли ни при каких обстоятельствах.

Однако на самом деле к 3 апреля Тарковский сдался. Он уже был готов отправиться в Стокгольм в одиночку, советские реалии сломали его, вернули в то состояние, в каком он пребывал до прошлого визита в Италию. Было ясно, что существующий порядок вещей не изменить — либо он едет один, либо просто остаётся в Москве. Режиссёр позвонил в Госкино и сообщил, что если из-за жёсткости его позиции у кого-то из них могут быть проблемы, он готов поехать без семьи.

Как только Тарковский согласился лететь в одиночку, все проблемы исчезли будто по мановению волшебной палочки. В Стокгольм он отправился 11 апреля, хотя внутри бушевала буря. Он писал: «Сижу в самолете. Ещё не взлетели… Очень прыгает сердце и болит затылок. Не было бы приступа». И далее: «Лара всё сказала маме, Тосе[465] и всем родственникам. Может быть, это плохо». По воспоминаниям друзей и родных,