Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов

в Москве семья решила действовать так, как недавно собирались поступить Суркова с мужем. Андрей не должен был возвращаться.

В столице Швеции сопровождающим и переводчиком режиссёра стал музыкант Борис Фогельман, который в дальнейшем будет принимать участие во многих шведских обстоятельствах жизни Тарковского.

Для того, чтобы сделать решительный шаг, Андрею, как всегда, нужно было высшее подспорье, какой-то знак, и он получил его: «Вдруг вспомнил, что моё число 13. И по привычке искал его на номерах автомобилей. Так и не нашёл. А я ждал 13–13. Мне почему-то казалось, что если я его увижу, то это будет доброе предзнаменование. В Шереметьеве, входя уже в аэродром, я обратил внимание на черную „Волгу“ рядом с дверью. И на ней номер — 13–13. До сих пор не могу прийти в себя».

В Стокгольме режиссёра разместили в прекрасном «Гранд-отеле», расположенном на набережной (Södra Blasieholmshamnen, 8). Несмотря на пять звёзд, статус и более чем вековую историю, он произвёл на Тарковского удручающее впечатление. Первым делом нужно было позвонить Тонино. Уж здесь, в Швеции, точно нет никакой прослушки и потому можно будет говорить прямо. 28 марта, ещё в Москве, Гуэрра радовался по телефону, что они наверняка скоро увидятся. Но сейчас, если Андрей решится на невозвращение… Как это скажется на «Ностальгии»? Нужно было обсудить. Впрочем, именно в смысле фильма станет скорее проще, проект лишь превратится в сугубо итальянский, или итало-французский, или итало-шведский, или итало-британский… А «русские сцены» вовсе не обязательно требуют съёмок на родине.

Визит Тарковского готовился тщательно, и ещё в Москве он дал интервью[466] финскому журналисту Вейкко Коркале, которое 10 апреля было опубликовано в шведской газете «Dagens Nyheter»[467]. Одно из старейших стокгольмских изданий прежде уже многократно печатало материалы об Андрее и его кинематографе. Важную роль в этом сыграл писатель и журналист Мауриц Эдстром[468]. Теперь же газета крайне подробно обозревала пребывание самого Тарковского в Швеции, сообщая новости о нём несколько раз в неделю, начиная с 4 апреля.

Поскольку беседа с Коркалой состоялась до отъезда, в ней совершенно не чувствуется то напряжение и те переживания, которые переполняли режиссёра. Напротив, он демонстрирует удивительную терпимость и смирение. Хотя заголовок «Решающие времена» кажется как нельзя более подходящим.

На вопрос журналиста о том, доволен ли Тарковский своими достижениями, он отвечает: «За двадцать лет я снял пять фильмов. Конечно, у меня были возможности быстрее реализовать мои замыслы, и, разумеется, я был бы рад сделать больше. Но, с другой стороны, я не хотел торопиться. Я сознательно выбирал метод „оставаться в себе“. Моя исходная позиция была твёрдой и простой: чтобы сохранить себя как личность и снимать картины, которые я хочу, мне необходимо терпение». Заметим, это противоречит почти всему тому, что Андрей писал в дневнике и повторял в более поздних интервью. Так что либо он надел маску для общения с прессой под присмотром, либо текст был существенно отредактирован.

В первый же вечер Тарковский отправился на ужин к Биби Андерссон, ставшей его провожатой и помощницей на время визита. Безусловно, он сразу посвятил Биби в свои намерения. По первоначальному плану пребывание Андрея в Швеции должно было продлиться до 16 апреля. В качестве первого шага решили попытаться через советское посольство добиться пролонгирования визита, мотивируя это лекциями, переговорами, интервью, чем угодно!

Именно у Андерссон двумя днями позже режиссёр познакомился со Свеном Нюквистом, едва ли не самым выдающимся оператором шведского кино, снявшим более двадцати фильмов Бергмана, четыре картины Вуди Аллена и «Жертвоприношение» Тарковского. Общее же количество его работ существенно превосходит сотню. Важно отметить, что творческое становление Свена происходило в Италии, а точнее — на легендарной студии «Cinecittà», где он работал в годы Второй мировой войны, с 1943-го по 1945-й. Кстати сказать, впоследствии это даст им с Андреем возможность общаться между собой на итальянском языке, который режиссёр выучил довольно быстро, тогда как шведский так и не освоил.

13 апреля прошла встреча Тарковского со студентами Стокгольмской академии киноискусства. На ней он предстал довольно отстранённым, поскольку мысли были заняты другим: как продлить визит? Интересно, что, в частности, Андрей советовался с Биби, стоит ли лоббировать незамедлительный запуск фильма «о мире и о русском режиссёре». Надо полагать, что, если бы дело дошло до срочного представления проекта, это была бы история, наскоро составленная из сценария «Ностальгии», но не про писателя, а про кинематографиста, оказавшегося не в Италии, а в Швеции. Действительно, Тарковский и его герой Горчаков находились на распутье.

Андерссон эту идею не поддержала, однако она тоже давно хотела поработать с русским мастером, потому предложила ему подумать о ленте по признанному бестселлеру — «Мирной книге»[469] Бернарда Бенсона. В том, что актриса могла устроить запуск этой картины в Швеции, сомневаться не приходилось. Впрочем, на тот момент содержание сочинения британского изобретателя и лётчика времён Второй мировой войны Тарковский себе ещё не представлял. Он ознакомится[470] с ним только в июне. Несмотря на то, что сочинение Бенсона пользовалось бешенной популярностью и было рекомендовано папой Иоанном Павлом II, режиссёра оно приведёт в недоумение[471]: «Бредовая и глупая книга. Совершенно непонятно, почему она популярна и почему её надо экранизировать». В пацифистской истории, описанной автором, была артикулирована вовсе не та грань веры, которая интересовала Андрея.

Тогда же, в Стокгольме, предлагая Биби сценарий, Тарковский думал не столько о фильме, сколько о сюжете своей жизни. Тут Андерссон тоже выдвинула ряд идей, задействовав свои обширные связи. Чего стоит один её муж Пер Альмарк! Уже 14 апреля он, бывший вице-премьер, попросил министра культуры Швеции способствовать продлению пребывания гостя. Но план режиссёра состоял не в том, чтобы провести в Стокгольме ещё недельку. Он поделился этим с Альмарком 15 апреля: «Рассказал всё Перу… Есть продюсер, есть где жить, остаются письма… Как мы решили с Ларой. А я боюсь». Потом 16 апреля: «Ох, как мучительно всё это! Разговаривал с Тяпусом и Ларой. Она дала мне понять, что настаивает. А я боюсь. А вдруг с ними что-то случится? Вот не думал, что смогу оказаться в таком положении! Боже, помоги!»

Тарковский много рассказывал о своём бедственном положении в Москве, потому шведские друзья сразу поставили во главу угла не лекции и кинопоказы, а «спасение режиссёра». Многие были готовы бороться за то, чтобы его жена и сын приехали в Стокгольм. Это стало особенно важным, поскольку надежды на то, что ребёнка выпустят потом в Италию, не было совсем.

Но вернёмся на