Искатель, 2002 №5 - Станислав Васильевич Родионов

на изумительную мысль Гонкуров, которую выписал: «Люди, слишком щедро расходующие себя в страсти и в нервном напряжении, никогда не создадут ничего стоящего и потратят свою жизнь только на то, чтобы жить».

Он не станет щедро себя расходовать. Надо уметь наслаждаться, себя не расходуя. К сожалению, человек устроен так, что, просто живя и ничего не расходуя, себя расходуешь. Не расходовать, значит, накоплять. И он с утра пошел в бассейн…

Смешно купаться летом в искусственном водоеме, но естественные реки и озера, говорят, кишели микроорганизмами. Похоже, что в зеленоватой хлорированной воде бассейна ни один микроб долго не выдержит. Впрочем, как и человеку долго не покупаться. Плавать мешало обилие людей. Какой-то широкоживотный дядя демонстрировал смесь собачьего стиля с баттерфляем, вышибая прямо-таки корабельные волны, мешавшие плыть кролем.

Художник решил нырнуть последний раз. Дождавшись куска свободной воды, он прыгнул с бортика в мысленно намеченную точку. Вошел собранно и жестко, как железо…

Толчок в живот чего-то кругло-твердого подбросил. Он вынырнул торопливым взмахом. И рядом с ним туг же показалась девичья голова. Хлопая глазами, смахивая струи воды, бегущие с резиновой шапочки, девушка сердито не то булькнула, не то всхлипнула!

— Чуть не утопили!

— Простите, мадам, но когда я прыгал, акваторий был пуст.

— Я хотела перенырнуть бассейн поперек…

— Мадам, готов вину искупить.

— Мне бы хоть вылезти…

Он помог и вылез сам. На суше, то есть на резиновой дорожке, художник оторопел от ее фигуры: тело не для одежды, а для ваяния из гипса, высекания из мрамора и литья из бронзы.

— Мадам, вы случаем не топ-модель?

— Я в бизнес-центре торгую бизнес-сувенирами.

— Что за сувениры?

— Пугачева из гипса, макеты НЛО, китовые позвонки, водка «Дрель»…

— А куда сейчас направляетесь?

— Под душ.

— А потом?

— Наверное, домой.

— Я вас жду на улице.

— Зачем? — Она улыбнулась.

— Мадам, я же обещал искупить свою вину.

Она пожала плечами и скрылась в женской раздевалке.

Искупить вину? Нет, не пропустить красоту.

Творчество начинается не с планов, не с замыслов, не с выбора натуры, а с удивления. Так ошарашит, что рука сама потянется к холсту, и это была — нет, не лик святой — женщина. Потому что женщина существо уникальное: ею не только можно любоваться, но и обладать.

Его новая знакомая вышла. О дьявол: свою божественную фигуру она затолкнула в комбинезон. Правда, модненький из плотной стальной ткани, на груди распахнутый, с одним большим карманом, со множеством металлических мелких заклепок, не несущий никакой полезной нагрузки. Вместо пояса шелковая веревка с двумя сцепленными бронзовыми кольцами. Головка девушки — светлая челка, голубые глаза — тоже была отягчена металлом, большим кольцом в одном ухе.

— Вы и правда меня ждете?

— Да, с двумя вопросами.

— Какими?

— Ваше имя?

— Нонна.

— Вопрос второй: Нонна, что украшает жизнь человека?

— Много чего.

— Нонна, нашу жизнь украшают планы. Как вы хотели бы украсить сегодняшний день?

— Заскочу в кафешку, замерзла, затылок мокрый.

Сперва он дал ей лет восемнадцать, но, присмотревшись, добавил до двадцати пяти. Профиль строгий и благородный, повернет лицо в фас — простенькое и даже вульгарное.

— Нонна, у вас есть комплексы?

— Я девушка без комплексов.

— Тогда приглашаю в свою мастерскую.

— В сапожную?

— В мастерскую художника.

— Хотите меня нарисовать?

— Могу.

— Но раздеваться догола не буду.

— А в темноте?

— Как же вы станете рисовать в темноте?

— В инфракрасных лучах.

Девушка задумалась. Чтобы подбодрить, он добавил тону педагогической строгости:

— Нонна, высушим ваш затылок, выпьем кофе, согреетесь, посмотрите картины…

Водить женщин в мастерскую он избегал. Сделал исключение ради ее фигурки — обольстить на красном диване. Но была и сверхзадача: подвергнуть испытанию «Взглядом»…

Они вошли в мастерскую. Художник сразу провел ее в красную комнату. Теплый и слегка влажновато-подвальный воздух отличался от уличного.

— У вас жарко…

— Не знаю, уместно ли даме в комбинезоне предложить раздеться?

— Уместно.

Она скатила лямки с плеч и вылезла из комбинезона, как царевна из кожи лягушки. Белая кофточка прозрачнее тюля, телесные колготки прозрачнее полиэтилена… Сладкий жар побежал по его телу, отчего рука поднялась сама и легла на ее колено; рука, опять-таки сама, заскользила вверх по бедру, до места, где это бедро прижималось ко второму бедру с мягкой трепещущей силой. Рука попробовала эту силу разомкнуть и бедра раздвинуть. Но другая рука — девушки — эту работу остановила.

— А кофе?

Он сделал две скоренькие чашки — растворимого, без сливок, без лимона, без печенья… Художник торопился кончить эту вежливо-стандартную процедуру и отвести ее к «Взгляду». Но девица сообщила почти плаксивым голосом:

— После бассейна жрать охота…

Пришлось делать бутерброды, снуя меж столом, холодильником и плитой. Нонна за это время съела два персика и одну грушу. Похоже, девица с глюками: даже имени его не спросила. Допустим, проститутки такими мелочами у своих кавалеров не интересуются, но где, например, ее сумочка; где купальные принадлежности — не в кармане же комбинезона? Он покосился на него, на лежавший комбинезон: ряд металлических квадратиков светились, как окошки летевшего лайнера.

Пока хлопотал, кофе остыл. Растворимый, как правило, он не пил, и эта чашка показалась противнее столовского. Художник предложил:

— Пошли!

— Куда, в ЗАГС? — хохотнула она.

— Покажу картину.

— Кофе-то допьем…

Кофе они допили. Нонна и бутерброды дожевала. Подтянув колготки, она двинулась с неохотой. У стенного проема художник остановился, сдернул тканье подрамника…

И Нонна как бы исчезла. Ему показалось, что взгляд с картины вжегся ему в глаза, глубже, за глаза, в мозг, озарив догадкой. В чем гениальность Малевича? Не в самом «Черном квадрате», не в его художественных достоинствах, а в двух гениальных моментах: в том, что Малевич решился его создать, и в том, что хватило решимости его выставить. Что оставалось делать знатокам, как не восхищаться? И он, Викентий, подобно Малевичу, создал «Черный Взгляд» и, подобно Малевичу, выставит его на людской суд… Да ведь его картина сильнее: «Квадрат» безжизнен, как любая геометрическая фигура. «Взгляд» жил, двигался, наплывал… Да он сорвался с холста… Уже рядом… Осел на его глаза, затемнив их черной пеленой… Устоять бы на ногах, не потерять бы сознания…

Уже падая, художник глянул на девушку: она улыбнулась ему и помахала рукой, словно проводила в далекий путь.

Бывало так: прокурор района на совещании, заместитель болен, помощники прокурора разъехались на проверки. И тогда случайных и назойливых жалобщиков канцелярия направляла к Рябинину, как к наиболее опытному: понимай, самому старому.

Вошедшая женщина назойливой не казалась: скорее, обескураженной. Худенькая, бледная, в такой же бледной шляпке — из-за этой общей бледности он не мог определитьцвет