Искатель, 2002 №5 - Станислав Васильевич Родионов

в брандмауэр. Кирпичную заднюю стену без окон прикрывали метра на два кусты сирени, под которыми вкривь и вкось стояли скамейки, притащенные выпивохами.

— Фазанчик, куда же ты меня привел?

— Неудобно, если знакомые увидят, что мне гадают.

Они сели. Цыганка взяла его руку и спросила:

— Сколько позолотишь?

— Сотню.

— Всю правду про себя узнаешь прошлую и будущую.

— Ну уж всю?

— Ты, фазанчик, в Бога не веришь. А со мной святые общаются…

— Какие святые?

— Давно умершие.

— И что говорят?

— Поступай, говорят, как знаешь.

— Мадам, давайте по существу.

Он решал арифметическую задачу: сколько на ней юбок? Этак и не доберешься. И цыганка не смотрела в глаза, уставившись в хитросплетение ладонных линий.

— Фазанчик, человек ты аккуратный, у тебя каждый винтик завинчен…

— Чавела, я не имею дела с винтами.

— Фазанчик, у тебя каждая краска красуется.

Ирония с него скатилась, как смытая шампунем. Он улыбнулся натянуто. Но цыганку его лицо не интересовало:

— Ищешь ты, фазанчик, блудливое счастье. Как к черному цвету идут бриллианты, так тебе идет нарядная жизнь…

— Чавела, ты рака за камень не заводи, а давай про будущее, — грубовато потребовал он, раздраженный ее «фазанчиком».

— Жизни-то нарядной не выйдет, фазанчик…

— Почему же?

— Родители дали тебе имя не твое, не легло оно. Вот карма и упирается, а судьба корежится.

— При чем тут имя?

— Фазанчик, читал в газете, как в Кривоколенном переулке машина под землю провалилась? И другие провалятся. Чего можно ждать от переулка с таким названием?

— Какое же у меня имя? — усмехнулся он.

— На букву В.

— Вася?

— Нет, фазанчик. Викентии твое имя.

Все мысли о юбках отлетели. Вечернее солнце проскользнуло сквозь листву сирени, пало ей на грудь, на монисто, раздробилось на лучики, которые отраженно брызнули ему в лицо. Как она узнала имя? Впрочем, ничего удивительного — инсайт, интуитивное озарение. Почему русский скульптор Паоло Трубецкой — тот, который создал памятник Александру III, — в 1911 году изваял отменную скульптуру Франклина Рузвельта, но без ног ниже колен. Трубецкому так виделось: через десять лет Рузвельт заболел полиомиелитом и обезножел.

— Госпожа цыганка, меня интересует не собственное имя, которое знаю, а будущее.

— Фазанчик…

— Перестань звать меня фазанчиком!

— Господин, к чему тебе будущее? Припорошено поле белым снегом и чисто оно, а солнышко снег растопило — грязь вылезла. Касатик, если бы люди прознали свои судьбы, то поседели бы преждевременно.

— Судьбу можно переломить.

— Э, нет, красавчик; быстрая лошадка, а от хвоста не уйти.

— Дам двести рублей, — угрюмо буркнул он.

— Ну, слушай. Ждут тебя три дома. Сперва дом богатый с крестовой дамой и с ее собственным интересом. Второй дом тоже не бедный и тоже с дамой, с червовой, но уже с твоим интересом. Ну, а третий дом казенный, черный, со стенами непроходимыми и воротами глухими. Похоже, что узилище…

— Что такое узилище?

— Наверное, следственный изолятор.

— Дура, ты на грани профнепригодности, — вырвалось у него.

Художник встал. Но цыганка руку его не отпустила, вглядываясь в нее глазами расширенными, словно ладонь обернулась когтистой лапой. Цену набивала?

— Нет, фазанчик, не надо мне твоих денег…

— Что так?

Теперь она глянула ему в глаза: сперва удивленно, потом со страхом. Сделав шаг назад и бросив его кисть, гадалка тихим голосом, необычным для цыганок, выдохнула:

— Да ты же Сатана…

С мафией и всякими бандитскими структурами Леденцову было понятно: ловить, сажать, стрелять. Но что делать с потоком мелких преступлений, не поддающихся никакой закономерности и даже пониманию. Женщина, находясь в отпуске по уходу за младенцем, обворовывает квартиру; задержанный на месте происшествия съедает свой паспорт, чтобы скрыть фамилию; у вокзального мужского туалета промышляют двенадцатилетние проститутки; на рынке стаканами продают марихуану…

А сейчас? Майор возвращался с жуткого преступления. В квартире взломана дверь, хозяйки нет, кухонный пол в крови… Соседи вызвали милицию. Результат: вор украл поросячью голову.

На тихой улице Леденцов притормозил у вспученного асфальта. Его острый, почти дальнозоркий взгляд, выхватил за кустами доску с названием фирмы — «Интервест». Ага, жалобщик Рухлин, которому вешали петлю. Уж коли едет мимо…

Майор подошел к охраннику. Тот, с мордой свирепой, но манерами обходительными, провел к директору. Лицо же последнего показалось, наоборот, переслащенным — серый череп блестел от радости видеть клиента.

— Мы оказываем услуги самые разнообразные.

— Мне такие и нужны, — заверил Леденцов.

— Слушаю. — Директор раскрыл блокнот.

— Побелить потолок и помыть рамы.

— Уважаемый клиент, мы оказываем услуги специфические.

— Тогда неплохо бы снять пару девочек.

— Не знаю, кто вас послал… — Директор насупился.

— Да я пошутил, — улыбнулся майор.

Директор извинения не принял. Надев очки, он взял со стола глянцевый документ со множеством печатей. И, пока читал, его губы сложились в обидчивую подковку. Заговорил голосом назидательным:

— Моя фирма помогает государству и гражданам.

— Каким же образом?

— Не исполняются решения судов и арбитража. Государство дожило до того, что некому заставить! Тогда гражданин идет ко мне.

— И как вы заставляете исполнять?

— Специфическими способами. Но по справедливости!

— Бьете, что ли?

— И такому остроумному человеку понадобилась наша помощь? — усмехнулся директор. — Но прежде я хотел бы глянуть на ваши документы.

Леденцов рассматривал кабинет. Он не сразу понял, что его удивляет — необжитость. Ни одной лишней бумажки, уж не говоря про пыль и мусор. Казалось, мебель только что завезли и расставили. Впрочем, офисы в западных кино тоже пусты и безжизненны.

— Документов я не покажу. Надеюсь, вы догадываетесь, почему.

— Нет.

— Мое дело настолько деликатно, что светиться нельзя.

Директор понимающе кивнул, подтверждая, что именно такими делами фирма и занята. В голове майора мгновенно сложился сюжет, основанный, так сказать, на жизненных реалиях: вчера капитан Оладько взял у него в долг сто рублей. Он спросил:

— Долги выбиваете?

— Наша главная статья дохода.

— Один лох, по фамилии Оладько, не возвращает деньги.

— Много?

В сознании майора забегали нули, как в счетчике. Не сто же рублей, и не двести. Две тысячи для такой солидной конторы не деньги, да и двадцать тысяч при теперешней инфляции не звучат. А два миллиона для Оладько многовато.

— Двести тысяч.

— На «счетчик» его ставить?

— Нет, только получите сумму.

— Условия: тридцать процентов наши.

— Согласен.

— Адрес?

Леденцов почти не колебался. Дать Оладькин номер кабинета в РУВД — все обернется шуткой. И он продиктовал домашний адрес капитана. В порядке наказания: этот капитан доложил, что фирма «Интервест» им проверена и ничего подозрительного не установлено. Вот и пусть разбирается. Впрочем…

Не в порядке наказания, а в порядке разнообразия. Братва, мафиозные структуры, кидалы, насильники… Свиная голова… Все надоело, как бесконечный телесериал. Майор, начальник, прямо-таки обязан делать жизнь подчиненных