Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин

– Как чего, оттуда все видно.

– Она высокая, конечно, все видно.

– Вот перейду в седьмой класс, пойду в поход на вершину.

– А что, раньше не берут?

– Не берут.

– Ну тогда вставай, нам немного осталось идти, с километр, пожалуй.

Мишка вскочил, неловко забрасывая турсук за спину.

– Сынок, ты не гонись, все надо делать без спеха, – поправляя лямки на спине сына, напутствовала мать.

– Мама, как же без спеха, уже солнце поднялось эвон куда.

Они вышли на неширокую дорогу, утоптанную скотом, ведущую вдоль изгороди, отделявшей сосновый бор от колхозных полей.

За Кулигой, ближе к болоту, колючей стеной стоял ельник. Однако мать не пошла к нему.

– Пойдем, Миша, дальше, перейдем Малую речку, а там моя делянка есть.

– Какая делянка, мама?

– Самая настоящая.

– Ты что, там грибы садила?

– Грибы не садила, но каждый раз, когда я бываю там, всегда набираю и грибов, и ягод.

– А я почему ее не знаю?

– Давненько не была там. Последний раз лет пять назад сюда заходила.

– Да, тогда я еще в детсад ходил.

– Да, да, под стол помещался во весь рост, – светло усмехнулась мать.

– Мама, а кто про эту делянку знает?

– Кто. Отец знал, твои сестрички знали, бегали сюда, пока замуж не вышли и не уехали.

– А деревенские?

– Ну откуда мне знать. Да и таблички на том месте нет, что она наша и другим вход запрещен. Кто наткнется, тот и соберет урожай.

– Да, может, кто-то уже побывал, – печально произнес Мишка.

– Не горюй, сынок, всем хватит, место хорошее, урожайное.

Мать с сыном аккуратно прошли по деревянному мосточку через речку, что бурлила полноводным потоком, неся свою темную, будто газированную водицу к большой реке.

– Эка как от дождей Малую разнесло, на лодке можно плыть, – с интонацией бывалого моряка сказал Мишка. – В июне сюда коров с Женькой-кондитером гоняли, перепрыгнуть можно было.

– В воде таится сила огромная, любую гору свернет, даже свет из нее можно высечь, – восторженно произнесла мать, явно любуясь рекой. – Посмотри, Миш, вода-то какая черная, видимо, болото переполнилось.

– Наверное, мама.

Они прошли еще немного, и мать резко, словно что-то вспомнив, остановилась у поваленного дерева. Ветер вывернул его с корнями давно, кора его уже покрылось слоем мха. Вблизи корневища тонкой ладонью мать бережно расчистила от мха небольшую поверхность, и Мишка увидел буквы «А + К».

– О, здорово, какая древность! – воскликнул он. – А кто эти «А» и «К»?

– Догадайся.

– Мама, это ты, ведь. «А» – это Анна. А «К», неужели, отец?

– Видишь, как быстро догадался. Да, это отец вырезал, тебя еще на белом свете не было. Действительно, древность, – то ли с сожалением, то ли с обидой на жизнь дрогнувшим голосом согласилась Анна.

Наступила звенящая тишина, Мишка даже оглянулся. В упор на него смотрели молодые березки, тоненькие, с маленькими листочками на редких ветвях. И островерхие темно-зеленые ели, и лиственницы с яркой хвоей фисташкового цвета – все, казалось Мишке, смотрели на него, словно ждали от него трудового подвига. Будто лес хотел расстаться со своими богатствами, но отдать решил их душе юной, неалчной, осененной материнской и отцовской любовью.

– Ну-ка, подожди немного, Миша, – нарушила тишину мама, – попробую найти палки, у корневища во мху в последний раз оставляла. Вот же они, здесь. Никто не тронул, – по-детски обрадовалась Анна.

Она бережно вытащила палку, поросшую мхом.

– Сгнила, наверное, мама?

– Сейчас узнаем, – бодро ответила Анна, ударив палкой о ствол высокого дерева. Палка переломилась.

– Сгнила, еще бы не сгнить, время-то сколько прошло. Найди две палочки, посуше, полегче чтобы были.

Мишка хотел выполнить задание наилучшим образом. Поэтому он стал искать не у тропы, а зашел в березняк, дошел до ельника. Плотные ветки взъерошенных, неопрятных елей не пропускали солнечные лучи, и у земли было прохладно и сумрачно.

Срезав верхушки у двух засохших елочек, он вернулся к матери. Очищая палки от сучков и мшистой коры, спросил:

– А где мы заходить будем и куда пойдем?

– Здесь и зайдем, в этом еловом лесу ходить будем, и обратно домой отсюда пойдем.

– Собирать все грибы будем или только рыжики и грузди?

– Вот зайдем в ельник, там должны нас ждать рыжики, но уж если их не встретим, тогда всё подметать станем. Так как ходить будем поблизости, давай котелочек свой, я туда еду положу, припрячу вот здесь у нашего дерева. Чтобы тяжесть не изнуряла.

– Нет, мама, давай я все-таки котелок с едой с собой возьму. А то ведь собака может пробежать, а то и лиса, съедят наши припасы и нам ничего не оставят.

– Как хочешь, Миша. Бери, носи, я ведь не против, устанешь, помогу.

– А я его на поясок к себе приспособлю. И плеч не потянет, и не тяжело будет.

Мишка стал привязывать котелок, привязав, подергал, проверяя прочность.

– Ой, мама, – вдруг закричал он.

– Что такое сынок? – испугалась Анна.

– Авария! У меня резинка у трусов лопнула.

– Шнур у меня есть, сейчас поправлю твою аварию, скидывай свои трусы, – заулыбавшись, ободрила сына мать.

Она выдернула порванную резинку, потянула ее, она опять оборвалась.

– Да, отжила свое резиночка, ну ничего, я сейчас шнурочек туда вдену.

– Вот теперь нормально, – она еще раз проверила выполненную работу. – До дома доживешь, а там новую резинку вденем. Смотри, если туговато, ослабь, все равно штанами все прикрыто.

– Нормально, мама, пошли в лес, а то день закончится.

– Хорошо, сынок, пойдем.

Анна блаженно вздохнула, огляделась кругом, запрокинув голову, залюбовалась родными местами. Подергала за лапку ель, как старую знакомую. Обняла тоненькую березку, прижалась щекой к ее шелковой кожице. Постояла, словно в забытьи.

Мишка первым пошагал в лес. Анна его догоняла.

В цепкий ельник они вошли вместе. Ковер мха пружинил под ногами, идти было трудно. Даже в середине лета почва в этом полусонном царстве прогревалась по-разному. И поэтому воздух слоился: в одном месте был теплым, а два-три шага в сторону – становился холодным.

– Это твоя делянка? – неодобрительно спросил Мишка, показывая матери на связанные густой паутиной ели.

– Потерпи, сынок, сейчас она откроется. Ведь рыжик тепло любит, хорошо растет в молодом соснячке, да мох ему подавай.

Грибники прошли словно через плотный заплот, состоящий из ельника, и перед ними открылась поляна, заросшая невысокими задорно кучерявыми сосенками. Анна подошла к одной из сосенок, обняла ее и поцеловала золотистый, смолянистый ствол.

– Ну, милая, выросла-то как! Уж меня выше стала. Здравствуй, родная, вот и встретились. Я не одна, с сыном к тебе пришла в гости.

– Мама, ты чего это, уж и с соснами разговариваешь? – удивленно и сочувственно спросил Мишка.

– Да, родной, она все слышит и понимает.

– Мама, – неодобрительно вздохнул Мишка. – Ну как сосна может понимать? – уже с иронией парировал он.

– Так же как и ты, родной мой, – невозмутимо ответила Анна и замолчала. Только рукой взмахнула.

Семейки рыжиков, которых было здесь, как в сказке, видимо-невидимо, расположились в подножиях сосен, разместились на моховых подушечках, приютились на маленьких освещенных лужайках. В солнечных лучах они, влажные, радужно искрились, не