Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При очередном выныривании мальчик с криком выдохнул остаток воздуха, жалобный крик пронесся над водой.
– Мама-а-а-а!!! – и вновь ушел под воду, глотая ее в немереных количествах.
Мать, обеспокоенная длительным отсутствием сына, подошла к воде, чтобы посмотреть, где он находится. В это время она не то чтобы услышала, скорее, уловила, почувствовала сердцем вялый крик, похожий на стон.
Она бросилась в воду мгновенно. Наткнувшись подошвой на острый камень, распорола ногу. Не обращая внимания на боль, пронзившую все ее тело, с криком, в несколько гребков, Анна оказалась рядом с сыном, терявшим последние силы. Вода стала заполнять его легкие, и он медленно и безвольно погружался на дно.
Мать нырнула, не столько разглядела, сколько нащупала Мишкино тело, крепко схватив его за волосы, потащила наверх. Однако сил вытащить на поверхность у нее не хватило. Обхватив одной рукой за плечи, она изо всех сил рванулась наверх вместе с ним, тут же почувствовала, что какая-то сила удерживает сына и не дает им подняться наверх. Еще раз нырнув, Анна с ужасом увидела корявую озлившуюся ветку дерева, зацепившуюся как крючком за шнурок трусов сына. Топляк – промелькнула в голове матери. Собрав последние силы, почувствовав внутри себя великую яростную силу, она, поднырнув под сына так, что он оказался у нее на плечах, делая неимоверные усилия руками и ногами, потащила его вместе с тяжелым прицепом на себе. Ноги ее путались в ветках топляка, исцарапавших их до крови. На ее счастье, омут был небольшой, и через минуту она оперлась ногами о твердое дно.
Отцепив сына от зловещего дерева, с трудом дотащив мальчика до берега, Анна стала делать то, что когда-то видела делают с утопленниками. Видеть – одно, сделать самой труднее. Она согнула тело сына, околотив его по спине, потом, повернув его себе, стала нажимать на грудную клетку. Скоро с радостью увидела, как изо рта у того пошла вода. Мокрым подолом платья оттерла лицо сына от тины. Мишка зашевелился, у него появилось дыхание, приоткрылись веки.
Но Анну силы покидали, ноги не держали, она упала на колени, но нашла в себе волю подняться, когда заметила, что у сына появились рвотные спазмы и кашель. Бледная, изможденная, с окровавленными ногами, в мокром дешевом ситцевом платье, мать, когда сын посмотрел осмысленным взглядом вокруг себя, упала на траву и завыла.
Завыла громко, прикусив треснувшие губы. Завыла то ли от боли, то ли от горькой мысли, что еще минуту назад могла потерять своего единственного сыночка.
Этот вой был похож на звериный, он, прорезая солнечно-воздушный сгусток августовского дня, пронесся над ивняком и осокой и слился с водами реки.
Мишка не понимал, что случилось, у него текли слезы и сопли, он еще плохо видел и слабо соображал. Встав на колени перед матерью, всем телом он прижался к ней, вдыхал ее родной запах и шептал.
– Мама, мама, мама, мамочка… Прости меня, я не хотел.
И снова плакал.
С крутого берега бесстрастные сосны и березы с высоты своего положения безучастно наблюдали человеческую трагедию. И только юные березки, под ветром склоняясь друг к другу, перешептывались, дивясь увиденному.
А свидетели – облака поспешно покидали это место, улетали, подгоняемые небесными потоками. Да и чем они могли бы помочь? Только человек сильнее смерти. Только материнская любовь может поспорить и с мощью непререкаемой реки, и с бесовской силой коряги-топляка, и с неотвратимостью судьбы.
Где живет солнце?
Дни последней декады августа, приходящиеся на Успенский пост, особенно нежные, теплые, как парное молоко. Высь – безоблачна, воздух – насыщен благоуханием цветов. О такой благодати можно только мечтать. Деревня пустынна, все на жатве, и взрослые, и дети. У каждого своя работа. Торопится деревенский люд до Хлебного Спаса убрать урожай пшеницы и ржи.
Анна Карнаухова с двумя дочерьми-подростками и пятилетним сыном Мишкой работали возле поворота на кулигу. Здесь комбайн не может пройти. Мешают деревья и корни, протянувшиеся на десятки метров. Такие места обрабатывают вручную. Где-то косой проходят, а чаще серпом.
Анна работала серпом, внаклонку, позади нее двенадцатилетняя Капа вязала снопы, за ней Мила, которой только на днях исполнилось десять, ставила их в «суслоны».
Маленький Мишка вертелся под ногами, мешал работать. В широких шароварах, в синей рубашке, в кожаных чирках[27], он походил на колобок, что катается по полю, подгоняемый порывом ветра. Наконец, устал, притих. Лег на спину и стал смотреть в бесконечное небо.
Подошла мать.
– Миша, не лежи на земле, расстели половичок.
– Я не на земле, на траве лежу.
– Трава мокрая и холодная! Сейчас же встань!
Мишка нехотя приподнялся, мать расстелила половичок, положила сыну под голову свою куртку. Он лег.
Мать глотнула воды, туже завязала платок на голове и, улыбнувшись Мишке, сказала:
– Потерпи, родной, скоро закончим.
Мишка, не отрывая взгляда от неба, спросил:
– Мама, а почему небо голубое?
– Небо? – удивленно переспросила Анна. – Не знаю, сынок. Я ведь не шибко грамотная, читать да писать с трудом выучилась – вот и вся моя учеба. Вырастешь – все сам узнаешь…
– А когда я вырасту?
– Годика через два, когда в школу пойдешь. Учитель наш, знаешь, какой умный!
Мать пошла на свою делянку, громко рассказывая дочерям, о чем она говорила с сыном.
– А вы знаете, почему небо голубое? – спросила она дочерей.
Старшая Капа хмыкнула, а младшая, Мила, недовольно дернула плечом и тихо пробурчала себе под нос:
– Нам только на небо смотреть при такой-то работе.
Но Анна услышала сказанное, как-то виновато развела руками и смущенно ответила:
– Поле нынче урожайное, зимой голодать не будем…
– Так зерно это в колхозный амбар увезут, а не к нам! – неожиданно выпалила Мила.
– Если в колхозном амбаре будет, и нам достанется. Давайте работать.
Работали молча, сосредоточенно. Мишка, усталый и разморенный солнечными ласками, поворочавшись на подстилке, нашел удобную для себя позу и сладко уснул.
Проснулся, когда колесо солнца покатилось к Красному Яру.
– Мама! – закричал Мишка.
– Что, сынок?
– А куда солнце прячется? Где оно живет? За Красным Яром?
– Ну что ты, сынок. Солнце очень далеко от нас находится. Далеко-далеко, за горизонтом.
– А что такое горизонт?
Анна разогнула спину, вытерла лоб уголком платка, посмотрела на Красный Яр, который отбрасывал огромную тень на погодаевское поле.
– Не знаю я, Миша, где живет солнце. Вот последние два снопа завяжем и пойдем домой. Потерпи немножко. Видишь, уже и солнце зашло, его не видно совсем, а солнечные лучи небо освещают…
Люди заканчивали работу и отправлялись домой, в деревню, только комбайн остался в поле. Семейство Карнауховых растянулось на полевой дороге. Впереди шла Анна, неся серп, грабли, половичок, следом за ней, отставая
