Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

имен герольд не знал. Юноша осел на землю, думая, что не смог бы сдвинуться с этого клочка, пусть хоть сам Сомерсет встанет над ним с вытащенным из ножен мечом.

Солдаты йоркистского передового полка находились в состоянии, близком к панике. Хотя многие из них являлись ветеранами, сразившись под началом Ричарда при Барнете, остальные только переживали свой первый горький вкус битвы. Все они оказались потрясены провалом сопротивления огню, открытому Сомерсетом. Но Ричард не оставил им времени. Воины привыкли повиноваться, следовать за боевыми командирами, в данный момент приведенными в бешенство состоянием поля сражения и созывающими людей к построению в ряды. Кроме того, когда пришло понимание, что следует идти на подкрепление осажденного центра, они внезапно взбудоражились, охваченные пылом. Мало кто был способен испытать восторг перед еще одним кровавым приступом на укрепленные ланкастерские линии, но предстоящее обещало совершенно иное, сильнее пришедшееся рубакам по вкусу, заманивая более определенными сроками и отзывающемся в сердце эмоциональным призывом задачи по спасению. Капитаны Ричарда оценили поставленную цель как удивительно просто достижимую, настолько, что начали надеяться даже на вероятность удовлетворения требований командующего в отношении скорости, превышающей возможности смертных.

Расположением полков над йоркистским войском вдоль Гастон Ридж ланкастерцы добились двойного преимущества. Таким образом, достигалось не только вынуждение противника сражаться, поднимаясь по склону, войска Маргариты получали намного лучший обзор занятого боевыми действиями пространства, недоступный никому другому. Поэтому сын королевы на своем скакуне занял позицию позади рядов центрального полка. Он отыскал заросший травой склон, предоставлявший ничем не закрываемый вид на территорию битвы, ведущейся внизу, и мог удивительно четко обозревать йоркистский передовой полк, отделявший авангард от центрального полка лесистый холм, через который Сомерсет намеревался провести своих солдат, и сражение, предводительствуемое Эдвардом Йорком.

Для Эдуарда смешалось действительное и невозможное, - на его глазах легендарный враг, наконец, обрел плоть. Он даже подумал, что сам сумел узнать Йорка и наблюдал за далеким силуэтом с гипнотическим вниманием, пока не оказался разуверен одним из своих телохранителей, заявившим, это не может быть Эдвард. Одним из его отличительных черт являлось то, что Йорк никогда не садился на никакого иного скакуна, кроме белоснежного, а принятый за него рыцарь находился на гнедом коне. Эдуард испытал разочарование, однако, с ним также наступило и облегчение. Битва началась.

Он смотрел на приближение передового полка йоркистов, такое же неумолимое, как волны, разбивавшиеся о бухты Нормандии, наблюдая затем его раздробление густым ливнем стрел, словно затянувшим небо над их головами своими тучами, лишив людей солнца. Когда Глостер оттянул подразделение, окружавшие Эдуарда офицеры разразились ругательствами, они надеялись, противники продолжат выполнять самоубийственный долг, насаживаясь на копья, усеявшие устроенные между армиями рытвины. Принц все еще не воспринимал происходящее всерьез, ничего из творившегося вокруг, ни тел, оставляемых позади при отступлении авангарда, ни ликующих возгласов ланкастерских солдат, ни, тем более, звуков, приносимых ветром от аббатства Святой Марии. Колокола отбивали время, собирая монахов на утреннюю службу, тогда как в поле зрения монастырских стен свирепствовала битва.

Сомерсет не тянул. Пока йоркистский передовой полк перестраивал ряды, он повел солдат в лес, исчезнув с глаз Эдуарда и оставив там, где мог окопаться ланкастерский авангард, лишь условные силы. Когда он пропал из виду, принц почувствовал первые признаки какого-то предчувствия.

Эдуард решил, что его восхищает запланированное нападение на крыло, подробно описанное ему прошлой ночью матерью и Сомерсетом. Действительно, и Уэнлок, и Девон воспротивились. Первый даже назвал идею первостепенным безумием. Но это безумие откликалось в воображении Эдуарда, и Сомерсет объяснил все так просто, что достижение обрисованных им результатов казалось неизбежным.

Между сражающимися частями йоркистов располагались плотные преграды, заросшее деревьями пространство, которое прикрыло бы передовые части ланкастерцев от посторонних глаз, когда они начнут приближаться на возможное для удара расстояние к флангу противника. Эдвард никогда не будет ждать нападения с той стороны, убеждал принца Сомерсет, никогда. А Глостер, с другой стороны холма, не узнает о совершающемся, пока не станет слишком поздно. То же самое случится с дерущимися частями Гастингса, расположившимися на определенной дистанции от йоркистского правого крыла. Сомерсет захватит центральный полк Эдварда врасплох и, прежде чем тот сумеет восстановить порядок, центр ланкастерцев, под командованием лорда Уэнлока и принца Эдуарда, объявится перед его лицом. Зажатый между двумя частями, полк Йорка разобьется, рассыплется, как листья, разметаемые сильным ветром. Тогда они легко смогут переключить внимание на полк Глостера, пока Девон приступит к добиванию войска Гастингса. Если, на самом деле, это было необходимо, представляется, что битве не обязательно заканчиваться исключительно гибелью или захватом Йорка в плен. После разъяснений Бофора, принц не понимал, как такой гениальный план может не сработать.

Сейчас Эдуард ощущал тревогу. Прошлой ночью он не уделил должного внимания безопасности расположения укрепленного лагеря и преимущества, даруемого им перед неприятелем. Наблюдая за людьми Сомерсета, бесшумно проскальзывающими в лес, принц вдруг представил их беззащитными, уязвимыми. После исчезновения Сомерсета они тоже растворились в утренней дымке. Он дал знак, чтобы подали воды, и выпил ее, испытывая самую сильную жажду, которую когда-либо чувствовал прежде. Сомерсет был закаленным воином, знакомым со средствами вести битву, совершенно не известными Эдуарду, как принц с огромным внутренним сопротивлением впервые понял. Смертельная схватка, разыгрывавшаяся внизу, находилась за пределами разумения молодого человека, разрыв между ожиданием и действительностью являлся чересчур обширным, чтобы оказаться преодоленным, пусть и с помощью величайшего скачка воображения. Это была игра, ведущаяся Сомерсетом. Сомерсетом и Йорком.

Спустя время, за которое могло пройти несколько жизней, Эдуард рассмотрел передовой отряд ланкастерцев, выходящий из леса и, как и предсказывал Сомерсет, он очутился справа от фланга Йорка. Охваченные потрясением йоркисты отпрянули, в смятении дробя свои ряды. Принц увидел людей отбрасывающих оружие и начинающих отступать. В какой-то зачаровывающий миг ему померещилось, будто весь полк противника сейчас разобьется и рассыплется в разные стороны. Но некоторые из числа схваченных врасплох собрались вместе, и вскоре с обеих сторон поднимавшегося формирования - вверху и внизу - образовались очаги ожесточенной рукопашной схватки.

Они возникли столь близко, что Эдуард больше не старался отличить ланкастерца от йоркиста, лишь отмечать взглядом лязгающее и сверкающее оружие рядом со скорчивающимися здесь же телами. Телохранители доложили, Эдвард