Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

лицах присутствующих отрезвило его. Все посчитали, - Бофор спятил, вывод читался в их безмолвном наблюдении, в полных ужаса глазах, от него отводящихся, во взглядах, направляющихся куда угодно, только не на его лицо.

Сомерсет впервые дал себе отчет в присутствии Эдуарда. Он повернул тяжело вздымающего бока коня к юноше.

'Ваше Высочество', - начал Бофор отрывистым голосом, словно пытающийся вновь заговорить после долгих лет вынужденного молчания. Лошадь Эдуарда шарахнулась от покрытого кровью чудовища, держащего Сомерсета. Казалось, принц также сейчас отпрянет назад.

'Уверяю вас, я не сошел с ума', - резко заверил его полководец, подавившись подозрительным смешком, говорящем о перенесенном потрясении и заставляющим даже Бофора сомневаться, насколько правдивы произносимые слова.

Ему никто не ответил. Эдуард казался не более других способным посмотреть Сомерсету в глаза. В течение промежутка времени, не имевшего для него значения и не поддающегося измерению в минутах, часах или в других общеизвестных единицах, Бофор неподвижно сидел, глядя на своего принца, глядя, но не замечая, в ушах звучало только одно, - собственное охрипшее тяжелое дыхание. Потом сразу произошло два события. Эдуард внезапно сказал: 'Сомерсет, я в этом не виноват! Скажи, что я не виноват!'

Тут же Бофор услышал, как кто-то выкрикивает его имя. По направлению к ним прокладывал себе путь, освобождаемый толпящимися солдатами, пропускающими его, всадник. Сомерсет обернулся в седле, узнав младшего брата Джона, причисленного к полку Девона.

'Вы тут все с ума посходили?' Джон, сильно изменившись в лице, обозрел происходящее.

'Иисусе! Думаю, да!' Он оторвал взгляд от трупа Уэнлока, снова переведя его на лицо Сомерсета.

'Эдмунд, приди в себя, ради милостивого Христа! Девон погиб, а Йорк сейчас поворачивает в нашу сторону центральный полк! Сжалься над нами, Пресвятая Дева Мария! Вы ослепли и онемели? Господи, люди, взгляните!' И он ожесточенно махнул рукой в направлении поля боя и приближающейся армии Йорка.

Сомерсет старался. Надрывал все силы почти до разрыва сердца. Кричал, пока не подвел голос. Наносил удары по бегущим вокруг солдатам тупой стороной меча. Гнал судорожно дышащего коня в направлении людей Йорка до момента, когда животное просто-напросто не исчерпало запасы своей выносливости и больше не реагировало на прикосновения серебряных шпор или же на вонзание узды в уголки окровавленного рта. Даже тогда он сопротивлялся. Презрев собственную безопасность, хватался за возможности, граничившие с безумием. Но дерзости уже не было достаточно, сейчас ее оказывалось мало.

Над полем развевалось Йоркистское Солнце, простиралось над всем под ним происходящим. Ланкастерскую армию покинуло мужество. Они видели резню, производимую над своим передовым полком, и командиров, нападающих друг на друга. Люди отбрасывали оружие, желая лишь спастись, и один только Сомерсет пытался сдерживать их под напором Йорка.

Девон был мертв. Как и брат Сомерсета, Джон Бофор. Принц Эдуард уже давно покинул поле, убежденный настояниями телохранителей, поклявшихся позаботиться о его неприкосновенности. Солдаты Сомерсета тонули, пытаясь пересечь Эйвон, надеясь добраться до безопасного убежища в стенах аббатства. Эдмунд Бофор, герцог Сомерсет обнаружил, что стоит на пространстве, покрытом его погибшими подчиненными и ликующими воинами, отмеченными Белой Розой. Когда он свирепствовал в их сердцевине, богохульствуя и рыдая, даже смерть, казалось, его сторонилась, пока, в конце концов, полководец не упал на колени, не в силах встать, поднять меч и глядя сквозь красноватую мутную дымку, знаменующую конец Ланкастерской династии.

Некоторое количество бежавших с поля битвы нашло пристанище в крыле аббатства Святой Марии. Скоро церковь наполнилась изнуренными и напуганными людьми, лежащими, истекая кровью, на узорчатой напольной плитке, устилавшей часовню Богородицы перед главным алтарем. Они окружали и купель, хранившую святую воду, прислушиваясь сквозь частое сердцебиение и прерывающееся дыхание, как священники пытались отказать во входе преследующим их йоркистам.

Большинство из ищущих убежище были пехотинцами, большинство, но не все. Среди них также встречались ланкастерские боевые командиры, выжившие в кровавой бане сражения, и страх этих людей достигал самой высокой степени, ибо они знали, на пощаду Йорка полагаться смешно. Двое из их числа, - сэр Джарвис Клифтон и сэр Томас Трешем, плотнее прислонились к северному портику лестничного пространства, на котором стояла облаченная в черное фигура аббата Стрейншема, закрывавшая свет и преграждающая дорогу.

Внешняя дверь оказалась взломана, но аббат встал перед внутренней, ведущей в неф, поднимая вверх гостию, и на миг, как бы то ни было, ему удалось приостановить мстительный прилив рвущихся внутрь, угрожающий утопить аббатство в крови. Под его протянутой рукой загнанные в ловушку увидели йоркистских солдат, вдавливающихся в проход еще ближе к ним, и услышали усиливающийся звук их голосов, говорящий о разгорающейся ярости. Тем не менее, новоприбывшие не думали хоть пальцем прикоснуться к священнику и на краткое время удовольствовались выкрикиванием проклятий. Клифтон и Трешем, однако, понимали, скованность захватчиков в любой момент может дать трещину, необходим лишь один человек, тот, кто захочет силой проложить себе путь в часовню.

'Вы не можете заходить в Дом Божий ради совершения убийства'. В голосе аббата звенело все могущество института Церкви. Он взирал на стоящих внизу с устрашающей уверенностью, с ледяным сознанием привыкшего к повиновению. 'Эти несчастные, прячущиеся за стенами, уповают на право убежища. Посмеете ли вы призвать на себя гнев Всемогущего Господа, нанося им вред? Рискнувшие осквернить Храм Царя Небесного, поступив так, навлекут опасность на свои бессмертные души, приняв груз вечного проклятия'.

Солдаты подвинулись, поддавшись впечатлению, даже помимо своей воли. Находившиеся в стенах аббатства ждали, едва дыша. 'Вы позабыли, господин аббат, что аббатство Святой Девы Марии не является церковью, обладающей правом давать убежище?' Клифтон и Трешем приникли к полу, пытаясь рассмотреть происходящее, не будучи замеченными. Казалось, люди очистили пространство у двери. Мельком получилось заметить метнувшийся серебристый хвост, увидеть копыта, высекающие из мраморной плитки искры и понять, что споривший со священником, въехал на своем коне в крытую галерею здания. Говоривший был настоящим рыцарем, это сразу становилось ясно, даже без лицезрения его скакуна, ибо голос неизвестного обладал безошибочной властностью, свойственной лишь облеченным соответствующим положением.