Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Измученный событиями последних недель, Зигфрид писал: «В эти дни я по-настоящему устал. Причиной тому – большая работа в Милане и последовавший затем грипп, к тому же душевные переживания. Поэтому мне хотелось бы отдохнуть с Винни в Мерано, а потом на Лидо». Ему требовался отдых, однако от поездки в Грецию пришлось отказаться, поскольку в начале мая он должен был дать концерт в Болонье – следовало снова ехать в Италию, где он надеялся заодно отдохнуть перед фестивалем.
Супруги выехали 9 апреля и по дороге остановились в Мюнхене – Винифред хотела навестить там Гитлера в его новой девятикомнатной квартире на Принцрегентенплац, где он жил вместе с прислугой и двадцатиоднолетней племянницей Гели Раубаль. Тот сам пригласил Вагнеров, чтобы выразить им свое соболезнование, принимать которое у Зигфрида не было никакого желания. Поэтому, пока жена беседовала с фюрером, он, сославшись на плохое самочувствие, оставался в машине. По его признанию, в это время у него в голове звучала тема Вольфа из Маленьких проклятий.
За мюнхенскую неприятность Зигфрид вскоре вознаградил себя музыкой Верди, к которой испытывал в последние годы особое пристрастие. В Инсбруке он и Винифред посетили генеральную репетицию Реквиема, а в Больцано – Аиды. Там же они навестили больного чахоткой племянника Гвидо Гравину; ему было суждено пережить дядю всего на год. Они посетили и другие города, в том числе те, где им раньше бывать не доводилось, – Мантую, Феррару, Урбино, Камерино, Модену, Парму и Пьяченцу. Потом Зигфрид встретился в Тренто с Даниэлой, которая по приглашению писателя Габриэле д’Аннунцио отдыхала на своей бывшей вилле на озере Гарда.
После вступления Италии в Первую мировую войну вилла перешла в собственность итальянского правительства, и в 1921 году оно подарило ее д’Аннунцио. В 1924 году писателю было пожаловано дворянство, и он стал обладателем имения, где находилось множество произведений искусства, включая картины Тициана и Рембрандта, бесценный антиквариат и рояль Листа. В 1930 году писатель, бывший тремя годами моложе внучки Листа, принимал ее на этой вилле, а та, явно имея на него виды, непременно хотела познакомить с ним своего брата. Тот принял приглашение, однако шестидесятисемилетний мэтр итальянской литературы не произвел на него впечатления, а сам визит Зигфрид нашел «забавным», чем необычайно расстроил Даниэлу.
В Болонье Зигфрид получил возможность провести «приличную репетицию» и дал концерт, во время которого его порадовала публика. Карпату он писал: «Публика в Болонье восхитительна, они буйствовали как дикие звери и пришли в восторг от двух моих вещей!». Речь идет о вступлениях к операм Во всем виноват Наперсток и Священная липа.
Вернувшись домой, супруги обнаружили, что за время их отсутствия Ева присвоила значительную часть архива Козимы, в том числе ее дневники и переписку с Рихардом Вагнером. Взяв с собой Эмму Бэр и Еву, Зигфрид с женой и детьми (за исключением находившейся в Англии Фриделинды) в середине мая отправились в Данциг, где Зигфрид хотел познакомить свою родню с тамошней постановкой оперы Во всем виноват Наперсток и заодно навестить Манфредо Гравину, назначенного в этот город генеральным комиссаром Лиги Наций.
26 июня в Байройте состоялась первая оркестровая репетиция Тангейзера под управлением Тосканини, и сразу же стало ясно, что конфликтов, связанных с присутствием на фестивале итальянского дирижера, избежать не удастся. Его не удовлетворил состав сформированного Муком фестивального оркестра, который прежде считался безукоризненным, и он потребовал замены нескольких музыкантов; вдобавок Тосканини приходил в ярость каждый раз, когда оркестранты были не в силах выполнить его требования, которые они считали чрезмерными. Оркестр получил поддержку Карла Мука, возглавившего оппозицию итальянскому гостю. Зигфрид же старался во всем угодить приглашенному им маэстро, соглашался со всеми производимыми им заменами в оркестре и старался смягчить возникавшие во время репетиций конфликты. Винифред была всецело на стороне Мука, а в восхищении «музыкальных снобов всего мира» искусством Тосканини усматривала пренебрежительное отношение к остальным дирижерам фестиваля – Муку, Эльмендорфу и Зигфриду, которому предстояло провести второй цикл Кольца. Согласная во всем со своей хозяйкой Лизелотте писала родителям: «Тосканини становится невыносим! Он репетирует день за днем и не движется вперед, потому что прерывается на каждом такте. Музыканты уже извелись». Единственным, от кого Тосканини пришел во время репетиции в восторг, был хормейстер Гуго Рюдель. Когда разученный им хор «Аллилуйя» прозвучал особенно эффектно, Тосканини, по словам той же Лизелотте, «сначала пожал ему двумя руками правую руку, а потом схватил его голову и поцеловал в лоб. Разразилась буря аплодисментов». Однако сам Рюдель, по ее словам, не пришел в восторг от этого проявления чувств и заявил: «Это был всего лишь один поцелуй, а от Мука я уже получил сотню, причем по внутреннему убеждению!» А когда кто-нибудь говорил, что оркестр под управлением Тосканини звучит великолепно, Рюдель отвечал: «Так ведь это музыка Вагнера, а не Тосканини». Хормейстер был явно на стороне байройтского истеблишмента. Во время одной из стычек с Муком во время репетиции Тристана Тосканини пришел в такую ярость, что пригрозил тотчас же уехать. В отчаянии Зигфрид послал к Муку Винифред, которая была единственным человеком, способным чего-либо от него добиться. Согласно воспоминаниям Фриделинды, Мук не мог ужиться с ее отцом, «поэтому тот предпочел предоставить ему коварное дружелюбие матери. Во время фестиваля она ежедневно в восемь утра отвозила отца в контору, а потом шла на виллу Кюфнер, где составляла Муку компанию за завтраком. В перерывах спектаклей, шедших под
