Петербургские очерки - Пётр Владимирович Долгоруков

121

О Е. Ф. Канкрине Долгоруков отзывается с большой похвалой, как о министре финансов. «Из числа русских министров финансов одним из самых способных, а, может быть, и самым способным, был (1823–1844) граф Канкрин, умерший в 1845 году. Он был умным человеком, ученым знатоком финансовой части, администратором опытным и искусным; сверх того, он был хитер и проницателен и умел отстаивать русские финансы от тлетворного разрушительного влияния неспособного Николая Павловича»[513].

122

Характеристика генерала Гернгросса[514] как «взяточника и плутяги» находится в полном противоречии с характеристикой, которая дается ему же позже — «честный человек»[515]. Нет никакого повода полагать, что одно из двух «Писем из Петербурга» написано не самим Долгоруковым (см. вступительную статью); надо поэтому думать, что в промежутке Долгоруков получил сведения, которые изменили его точку зрения, и что новая характеристика является косвенным опровержением высказанного ранее мнения. По крайней мере более позднее категорическое заявление, что «состояния он (Гернгросс) не приобрел местом, а получил его частью за женой, а большей частью по наследству от отца» является прямым ответом на недоумение, выражаемое раньше: «Как это он, не имея никакого состояния, так вдруг разбогател?.. И откуда взял капиталы, без коих участвовать в компаниях невозможно?..» — и опровержением следующих затем инсинуаций.

123

Франциск II, король обеих Сицилии, вступивший на престол в 1859 году, очень скоро возбудил своей антинациональной политикой и приверженностью к абсолютизму всеобщее недовольство в управляемой им стране. В апреле 1860 года в Сицилии вспыхнуло восстание, возглавляемое Гарибальди. Уже в июне Франциск был вынужден пойти на некоторые уступки общественному мнению, которые, однако, его не спасли. В начале августа Гарибальди, поддерживаемый негласно Пьемонтом, переправился из Сицилии на материк. 6 сентября Франциск бежал из Неаполя, в который на следующий день с триумфом вступил Гарибальди. Последовавший 21 октября плебисцит высказался большинством 1 792 000 голосов против 10 600 за присоединение к Пьемонту. Франциск до 13 февраля 1861 года отсиживался еще в крепости Гаэте, после сдачи которой удалился в Рим.

124

Умные и благородные действия тверского дворянства — См. примеч. к стр. 152.

125

О наследстве князя Н. А. Касаткина-Ростовского и о Н. К. Войт[516]. За князем Н. А. Касаткиным-Ростовским числилось 1114 душ; после его смерти его имение перешло к его родственникам по матери Пожогиным-Отрошкевичам, но на него предъявили права его двоюродный дядя Н. И. Дуров и дальние родственники князя Касаткина-Ростовского. Дело дошло до Сената в 1846 году, а в 1848 году в Государственном совете рассматривалось дело об архивариусе Новосильского уездного суда Семенове, судимом за вынос из архива дела об имениях Касаткина-Ростовского, в котором после не оказалось значительной части листов, и за получение в виде подарка денег.

126

До 1762 года. 18 февраля 1762 года от имени Петра III был опубликован «Манифест о вольности дворянской», освобождавший дворян от обязательной службы. В нем ничего не говорилось об освобождении дворян от телесного наказания; этой льготы дворянство добилось только в 1785 году в «Жалованной грамоте дворянству», изданной Екатериной II.

127

Об осведомленности П. Д. Киселева в заговоре 1825 года говорит определенно И. Д. Якушкин, который пишет:

«Никакого нет сомнения, что Киселев знал о существовании тайного общества и смотрел на это сквозь пальцы. Впоследствии, когда попал под суд капитан Раевский, заведовавший школой взаимного обучения в дивизии Михаила Орлова, и генерал Сабанеев отправил при донесении найденный у Раевского список всем тульчинским членам, они ожидали очень дурных для себя последствий по этому делу. Киселев призвал к себе Бурцева, который был у него старшим адъютантом, подал ему бумагу и приказал тотчас же по ней исполнить. Пришедши домой, Бурцев был удивлен, нашедши между листами данной ему бумаги список тульчинских членов, писанный Раевским и присланный Сабанеевым отдельно. Бурцев сжег список, и тем кончилось дело… Пестель «некоторые отрывки из «Русской Правды»… читал Киселеву, который ему однажды заметил, что царю своему он предоставляет уже слишком много власти. Под словом царь Пестель разумел исполнительную власть»[517].

128

Графа Алексея Николаевича Толстого, состоявшего секретарем русского посольства в Париже при Киселеве, Долгоруков подозревал — справедливо или нет — в организации похода против него в литературе и в суде после появления в свет его книги «La Vérité sur la Russie». Поэтому он посвятил ему несколько очень резких страниц в брошюре «La Vérité sur le procès du pr. P. Dolgoroukow par un Russe»: «Алексей Николаевич Толстой — бесспорно, самый скверный и злой негодяй в мире, существо подлое, достойное презрения и всеми презираемое… Назначенный вторым секретарем русского посольства в Париже, он принял на себя роль шпиона в отношении многочисленных русских, проживающих в этом городе; не только посылал он доносы в III Отделение, но сверх того он писал своему дяде «Павлину» [графу Ивану Матвеевичу Толстому] письма, которые это животное читало императору и посредством которых он старался вредить своим врагам. Киселев это знал, он боялся Толстых и обращался с ними с большой осторожностью; к тому же он был уже 70-летним стариком, умственные способности его начинали слабеть, память ему изменяла, а энергия никогда не была отличительной чертой его характера. Он опускался и совершенно подпал под влияние Толстого. Этому последнему и поручила петербургская камарилья отомстить князю Петру…» «Шпион А. Толстой… взял на себя провести эту подлую интригу. Его дядя И. М. Толстой инструктировал его из Петербурга, как действовать, а граф Александр Адлерберг, человек очень близкий к Александру II и тесно связанный с Морни [французским министром юстиции], поддерживал авторитетом последнего его шаги перед французским правительством. А. Толстой заплатил Сомову за написание статьи о «La Vérité sur la Russie» и т. д.

129

София Петровна Свечина и ее отношения к графу Жозефу де Мэстру как раз в начале 60-х годов привлекали большое внимание общества во Франции и в России. Дочь екатерининского статс-секретаря, с юных лет склонная к мистицизму, она в 1817 году переселилась в Париж, где приняла католичество и окружила себя иезуитами и ультрамонтанами. Ее парижский салон с резким клерикальным направлением пользовался большой известностью. С графом Жозефом де Мэстром (1754–1821), известным идеологом католической реакции,