Петербургские очерки - Пётр Владимирович Долгоруков

Барон Будберг — человек умный, и даже очень умный; но он прежде всего и главным образом — барон Прибалтийского края, а это соответствует вполне померанскому или мекленбургскому юнкерству… Нельзя сказать, что Будберг не любит свободы, он даже не признает ее существования; для него свобода есть бред, мечта. Как большинство дворянства Прибалтийских губерний, он был бы вполне удовлетворен таким порядком вещей, при котором вся власть всецело оставалась бы в руках дворянства. Но в нем достаточно здравого смысла, чтоб понимать, что такой порядок совершенно невозможен; поэтому он не хочет никакого другого образа правления, кроме самодержавия. Надменный по характеру, по существу прямолинейный и резкий, он умеет ухаживать, льстить, ласкать, быть вкрадчивым, если это может быть ему полезно; но когда пройдет необходимость изгибаться, он с удовольствием возвращается к своему естественному состоянию и ломает и бьет все, что попытается ему противиться. Его политический портрет сводится к двум словам: это — лисица-тигр. Прежде чем вступить официально в должность посла [во Франции], он в нынешнем году (1863) ездил уже несколько раз в Париж по поручению русского правительства, чтоб служить противовесом тому, что реакционная партия называла слабостью графа Киселева, и можно уже наблюдать некоторые результаты этих поездок: факты, неслыханные до сих пор даже во Франции, превратившейся в «западную Россию», — обыски у поляков, аресты некоторых из них, запрещение праздновать национальную польскую годовщину 29 ноября, меры, принятые в этом году в Парижском пашалыке. Мечта русских стародуров — увидеть Будберга на должности министра иностранных дел, и, если бы ему удалось занять этот пост, он, несомненно, повел бы дела так, что ускорил бы катастрофу, которая приведет к расчленению России, катастрофу неизбежную раньше или позже, если русское правительство будет упорствовать в сохранении самодержавной власти и в отказе ввести в России конституционный порядок».

102

Автором французской системы предостережений был министр внутренних дел Наполеона III герцог де Персиньи (1808–1879), назначенный министром 23 января 1852 года (вышел в отставку в 1854 году, вновь был министром в 1860–1863 гг.). Выработанный им декрет 17 февраля 1852 года предоставлял министру внутренних дел право давать предостережения периодической прессе, причем третье предостережение влекло за собой временное приостановление журнала; за императором оставалось право бессрочного запрещения. Но в 1868 году был издан новый закон, подчинивший печать суду, с сохранением очень строгих судебных репрессий. Персиньи в то время не занимал уже никакого правительственного поста, но продолжал играть большую роль в политике как член Сената и Государственного совета; в конце царствования Наполеона он стал сближаться с оппозицией. «Свобода печати» в буржуазном смысле этого слова была установлена во Франции только в 1881 году.

103

В. С. Неклюдов. Как видно из переписки Герцена, последний вычеркнул здесь абзац, касающийся «частных дел» Неклюдова. Точно так же им устранены инсинуации Долгорукова по адресу Соллогуба (поэта?)[497].

104

М. Н. Муравьев. Биография М. Н. Муравьева в более кратком виде была напечатана первоначально в «Будущности»[498]. Перепечатав ее «с дополнениями» в «Листке», Долгоруков затем в 1864 году выпустил ее отдельной брошюрой в Лондоне, очевидно, в связи с участием Муравьева в следствии по делу о покушении Каракозова и с толками о «муравьевском заговоре». Герцен горячо рекомендовал читателям эту, по его выражению, «любопытную биографию Муравьева-Вешателя»[499] и писал: «Читая брошюру князя Долгорукова о Муравьеве, изданную им в Лондоне в 1864 году, нельзя не подивиться этому чисто петербургскому продукту. Заговорщик, выходящий из тюрьмы с повышением чина, генерал, никогда не бывавший в сражениях, раболепный нахал, обыкновенный казнокрад — искоренитель злоупотреблений, палач-инквизитор, оканчивающий жизнь за смертным приговором».

105

Школа колонновожатых, в которой подготовлялись офицеры генерального штаба, была основана по инициативе и на средства H. Н. Муравьева, отца М. Н. Муравьева. Заинтересовавшись деятельностью открытого в 1810 году при большом участии его сына Общества математиков, он организовал в Москве у себя на дому лекции по математике чистой и прикладной и по военным наукам применительно к потребностям квартирмейстерской части (генерального штаба). В 1816 году курсы, оставаясь на иждивении Муравьева, были преобразованы в Московское учебное заведение для колонновожатых, причисленное к военному ведомству. До 1823 года из него вышли 138 человек, в том числе 127 человек были выпущены в «свиту его величества» по квартирмейстерской части. В 1823 году училище было переведено в Петербург, где просуществовало до 1826 года, когда было закрыто.

106

Поездка в Хиву H. Н. Муравьева. H. Н. Муравьев в 1819–1820 гг. совершил под видом магометанина поездку в Хиву, описанную им в книге[500]. При опасности, с которой была сопряжена такого рода экспедиция, и при почти полном отсутствии в европейской географической литературе того времени сведений о Средней Азии, путешествие Муравьева было очень крупным событием: его книга была переведена на немецкий, французский и английский языки.

107

А. Н. Муравьев. В основном характеристика А. Н. Муравьева совпадает с характеристикой его в известном рассказе H. С. Лескова «Таинственные предвидения», несмотря на совершенно иной тон и стиль Лескова.

108

Предательская роль М. Н. Муравьева в процессе декабристов. Муравьев-«вешатель» вышел из Союза Благоденствия, оказавшегося для него слишком революционным, уже в 1817 году, в заговоре не участвовал. Ранний выход из организации и поведение его в ней в достаточной мере объясняют освобождение Муравьева «с аттестатом». Тем не менее Николай I в течение всего своего царствования относился к нему с недоверием и неприязнью, и он, по выражению самого Долгорукова, пребывал при нем в «полунемилости». О позиции, занимаемой М. Н. Муравьевым и его братом Андреем Николаевичем в «Союзе Благоденствия», см. статью С. Н. Чернова[501].

109

Граф. А. Ф. Орлов. В статье «Турусы на колесах»[502] Долгоруков так характеризует гр. Орлова:

«Заслуги Орлова следующие. Трусливый от природы, он 14 декабря 1825 года растерялся совершенно и, не зная, на чьей стороне останется победа, на стороне Николая или заговорщиков, действовал весьма двусмысленно. Полк свой он вывел на площадь на неподкованных лошадях, что в случае успеха заговорщиков могло служить ему заслугою перед ними. Выезжая из казарм, он встретил генерал-губернатора графа Милорадовича и советовал ему