Петербургские очерки - Пётр Владимирович Долгоруков

67

Зависимость Александра II от окружающих. Долгоруков во всех своих писаниях всегда подчеркивает одну черту в характере Александра II, по-видимому, действительно бросавшуюся в глаза, — его слабоволие и способность легко подчиняться влияниям. Он пишет[466], что Александр II, «снабженный от природы умом скудным, не понимает дел ясно… Добряк при своем скудном уме не догадывается, что он не что иное, как орудие в руках константиновцев, которые его водят за нос; в руках кальянщиков, которые его обирают; в руках своей дворни, которая грабит его; одним словом, он разыгрывает жалкую и смешную роль совершенной пешки».

68

Маркиза Е. А. де Виллеро пользовалась исключительным доверием князя Долгорукова; ей при отъезде за границу в 1842 году он поручил часть своих бумаг.

69

«История войны 1799 года между Россией и Францией в царствование императора Павла I». Первым изданием книга Д. А. Милютина вышла в 1852–1853 гг., вторым в 1857 году.

70

Странноприимный Сенат. «Сенат утратил ныне всякое значение. В него сажают генерал-лейтенантов, которые дурно командуют дивизиями или уже не в состоянии ездить верхом; адмиралов, которым преклонные лета не дозволяют продолжать службу на море; губернаторов, оказавшихся слишком неспособными даже среди своих неспособных товарищей, и тайных советников, коих места назначаются министрами своим ближним по родству или по приязни. Лишь только генерал-лейтенанта или тайного советника разобьет паралич, его сажают в Сенат; после второго удара паралича его назначают членом Государственного совета; после третьего удара паралича он может надеяться быть министром, и если он сделается министром, то при четвертом ударе паралича ему открывается при случае возможность заделаться председателем Государственного совета и Комитета министров»[467]. Характеристика эта вызвала негодование прокурора Парижской судебной палаты, выступавшего в процессе Воронцова против Долгорукова.

71

Князь А. Ф. Голицын описан А. И. Герценом[468]. Он называет его «отборнейшим инквизитором» и прибавляет, что «порода эта у нас редка».

Долгоруков говорит о нем также в № 6 «Будущности» (заметка: «Комиссия прошений жульничает, а государь подписывает не читая») и в «Le Véridique»[469].

72

Харьковская студенческая история. Дело идет о тайном обществе, образовавшемся в 1856 году среди студентов Харьковского университета. Президентом общества был H. М. Раевский, вице-президентом Я. Н. Бекман, казначеем К. А. Хлопов, секретарем Н. В. Завадский и библиотекарем М. Д. Муравский, впоследствии участник «процесса 193-х». Общество ставило себе целью пропаганду республиканского образа правления; немногочисленное по составу (12–14 человек), оно распалось в 1858 году[470].

73

Книга Е. П. Ковалевского «Граф Блудов и его время» вышла в Петербурге в 1866 году.

74

Екатерина II. В «Правде о России» Долгоруков дает краткую, но меткую характеристику Екатерины.

«В первые годы своего царствования Екатерина вовсе не пользовалась любовью народной. Приехав в Москву для коронования, она была встречена с ледяной холодностью: обычных криков «ура» вовсе не раздавалось. Самым восшествием на престол она обязана была гвардии и братьям Орловым, имевшим большое влияние на гвардию. Ими она и держалась, но иго Орловых, людей необразованных и грубых, было ей весьма тяжким. Человеколюбивая от природы, Екатерина никогда не останавливалась перед совершением жестокости и преступления, как бы они гнусны ни были, если это преступление, эта жестокость могли быть полезными ее неограниченному властолюбию. Более всего она алкала похвал общественного мнения, похвал искателей, и потому, без огласки восстанавливая уничтоженную Петром III тайную канцелярию, предписала ей действовать осторожно и сколь возможно более втихомолку. Народа она вовсе не любила, и мы сами видели у Ивана Мятлева письмо ее к московскому генерал-губернатору фельдмаршалу графу П. С. Салтыкову (прадеду Мятлева), в коем она, отвергая представленный ей проект сельских училищ, писала Салтыкову: «Господин фельдмаршал, простого народа учить не следует; если он будет иметь столько же познаний, как вы и я, то не станет уже нам повиноваться, как повинуется теперь»[471].

75

Павел I. Павел, как известно, был сыном Екатерины и С. В. Салтыкова. Легенда о чухонском его происхождении совершенно фантастична и является типичным образцом дворянской легенды, имевшей целью дискредитировать ненавистного дворянству императора. По поводу нее Н. И. Греч пишет: «Злоба и ненависть… преследуют его [Павла] и за гробом и заставляют выдумывать на него всякие нелепости. Так, например, вздумали утверждать, что он не сын Екатерины, а подкидыш. Несправедливость этого можно доказать физическими доводами» и т. д.[472].

В № 17 «Листка» Долгоруков, говоря о своем современнике С. В. Салтыкове, сообщает новые, еще более фантастические подробности о рождении Павла: «Двоюродный дед Салтыкова, также Сергей Васильевич, был первым любовником Екатерины, которая родила мертвого ребенка, в тот же день замененного подставным чухонским младенцем, бывшим впоследствии императором Павлом. Отец Павла был крестьянин из деревни Котлы в Петербургской губернии и был вслед за тем сослан в Сибирь с семейством своим и со всеми жителями деревни Котлы, которая была разрушена и место ее запахано». Тут же он, однако, сообщает анекдот, свидетельствующий о том, как общераспространенна была другая версия о рождении Павла: «Салтыков… тогда еще молодой человек, публично рассказывал, что государь — сын его двоюродного деда. Павел, узнав об этом, призвал к себе флигель-адъютанта князя Николая Волконского, впоследствии бывшего князем Репниным, и сказал ему: «Вот что болтает Сергей Салтыков; возьми с собою четырех солдат и пук розог, поезжай к нему, скажи, что его бы следовало сослать в Сибирь, но я поступаю с ним по-родственному, по-отечески: высеки его как можно больнее и приезжай доложить мне». Так оно и было исполнено».

Долгоруков дает следующую характеристику Павла I[473]:

«Одаренный умом блистательным, но безрассудным, Павел являл в себе самое странное слияние качеств и пороков, чувств благородных и порывов диких, увлечений рыцарских и припадков деспотизма самого сумасбродного: он боготворил самодержавие. Весь взгляд его на управление Россией выражен был им в словах, сказанных одному из французских эмигрантов, который, отзываясь о каком-то петербургском сановнике, называл его вельможей. Павел сказал эмигранту: «Милостивый государь, здесь вельможа только тот, с кем я разговариваю, и только в то время, покамест я с ним разговариваю». Екатерина, сохраняя за собою все права самодержавные и никогда не останавливаясь совершить преступление, которое могло бы ей быть полезным, обходилась с подданными своими